— Пулемёт готов! — доложил стрелок.
— Добро, кричи, если нужно подкорректировать курс, я подрулю, — ответил Лёха, понимая, что дальнейший успех зависел от их слаженной работы и удачи.
Лёха вёл самолёт плавной змейкой, вращая головой, словно на шарнире, и несколько увеличил дистанцию от лидировавшего их тройку СБ Острякова. Он напряжённо вглядывался в небо, стараясь заметить приближающиеся самолёты противника. Пара «мессеров», чьё поведение не оставляло сомнений в их принадлежности, оставив возвращающуюся группу, перевернулась через крыло и пошла в крутое пике, нацелившись на его замыкающий строй самолёт.
— Командира, мессеры, пара от солнца, — раздался тревожный голос Алибабаевича по внутренней связи.
— Понял, — ответил Лёха, не отрывая взгляда от зеркала, где стремительно увеличивались силуэты приближающихся «мессеров». Сжав зубы и выдержав нужное время, он резко дал левую ногу, крутанул штурвал и сбросил обороты моторов. Самолёт резко вильнул влево и на секунду словно застыл в воздухе.
На расстоянии ста метров от него пронеслись трассеры — противник промахнулся, и разогнанные в пикировании «мессеры» проскочили вниз. Пара очередей с нижней огневой точки из Дегтярева громко «пукнула» вдогонку уходящим истребителям. Лёха дал полный газ, и самолёт потянулся вперёд, догоняя слегка ушедшие вперёд бомберы и восстанавливая место в строю.
— Штурман, стрелок, — снова скомандовал Лёха, — смотрите в оба за «мессерами».
Минуты три-четыре ничего не происходило. Лёха внимательно следил за парой «мессеров», медленно набирающих высоту в стороне. «Не очень-то и быстро они лезут вверх, видно, ещё пока моторы слабоваты», — подумал Лёха. — «Но с этими бомбами нас сейчас и любой биплан имеет шанс хорошенько трахнуть в извращённой форме.»
— Командира, пара выше и заходит в зад, — доложил стрелок.
— Огонь только при атаке, — дал команду Лёха. — Алибабаич, береги патроны, чувствую, сегодня их понадобится много.
С соседних самолётиков застучали Дегтярёвы, рассыпая патроны в небо.
«Рано и далеко», — думал Лёха. — «Там банки-то в ДА всего по 60 патронов, вот на смене нас и подловят.»
«Мессеры» качнулись в небе, словно отвечая на далёкие трассеры, замерли на секунду и вновь ринулись в пикирование. Ведущий из них нацелился на правый бомбардировщик Николаева — огненные трассеры устремились к соседней машине. Алибабаич дал несколько очередей, пытаясь отогнать назойливого противника от самолёта товарища. Стрелок соседнего самолёта тоже выпустил длинную очередь и замолчал. «Мессер» промчался мимо, уходя вниз и вправо.
Ведомый «мессер», отставший на двести метров, выбрал целью ведущую машину Острякова. Он стремительно приближался и в какой-то момент атаки неосторожно подставил своё светлое брюхо. Расстояние между ним и Лёхиным бомбардировщиком сократилось до метров ста пятидесяти. Лёха дал ногу, заставляя СБшку вильнуть вправо и открывая цель для стрелка. Снова сзади басовито загрохотал хвостовой пулемёт Алибабаича длинной очередью, выпуская боекомплект. Трассеры устремились в сторону «мессера», и часть из них точно угодила в цель, пройдясь по вражескому самолёту. «Мессер» резко дёрнулся и крутанулся влево, выходя из атаки.
— Есть, попала! — восторженно орал стрелок.
В «концерт» коротко включился пулемёт Кузьмича, отчего в эфире на секунду повисла тишина.
— Кузьмич, сколько до порта? — спросил Лёха, возвращая самолёт на курс.
— Восемь минут до подлёта, — ответил штурман. — «Мессеры» снижаются и уходят вправо, на свой аэродром. У одного вижу белый дым, — удовлетворённо доложил Кузьмич, наблюдая результат.
Глава 46
Усатый Карлсон
24 мая 1937 года. Небо над портом Майорка.
Лёха облегчённо выдохнул. «Всё-таки крупнокалиберный пулемёт — это вещь,» — подумал он. Честно говоря, он ожидал, что немцы будут более настойчивыми. «Впрочем, у них тоже всего пара пулемётов винтовочного калибра на борту — никто не хочет подставляться под наши очереди.»
На подходе к порту их встретила лобовая атака итальянских бипланов, буквально засыпавшая их градом мелких, но всё равно очень опасных пуль.
Теперь пулемёт Кузьмича грохотал без остановки. По проскочившим в заднюю полусферу долбил стрелок.
Грохот и вибрация были такими, что Лёха не сразу услышал вопль Кузьмича и только по миганию лампочек осознал, что пора ложиться на боевой курс.
Вокруг появились дымные шапки зенитных разрывов. Несколько раз по фюзеляжу застучали осколки, и самолёт буквально прошёл сквозь чёрный дым.
Кузьмич привычно отсчитывал курс:
— Вправо два… ещё один… назад влево один… Курс.
В это время самолёт Острякова, а затем и второй ведомый Николаев открыли бомболюки и почти сразу высыпали свой опасный груз. Бомбы со свистом устремились к цели. Освободившись от веса, самолёт Острякова, став легче на шестьсот килограммов, начал плавно разворачиваться и уходить вправо с ускорением, как лёгкий блинчик на сковороде. А вот самолёт Николаева, хоть и прибавил в скорости, продолжал идти прямо и со снижением, постепенно отдаляясь от группы.
— На боевом, — отозвался Кузьмич. — Три, два, один… сброс!
Самолёт тряхнуло, его приподняло вверх, и он ощутимо пошёл в разгон, медленно нагоняя отстающий бомбардировщик.
— У Николаева левый движок дымит, — доложил Кузьмич.
— Опа… — Лёха замер на мгновение, обдумывая выбор, или разворачиваться за командиром, удаляющимся вправо, или идти следом за подбитым самолётом Николаева. Он положил свою СБшку в левый вираж, оценив обстановку, затем плавно перевёл её в правый и выровнял курс в вдогонку самолету Николаева.
— Алибабаич! Доложи Острякову, что у Николаева движок дымит и мы пошли его сопровождать до Менорки.
— Командира! Рация йок… Пуля попал, совсем всё рация, мёртвый, — обрадовал Лёху стрелок.
Позади и снизу, изо всех сил насилуя моторы и изрядно дымя, их пытались догнать несколько итальянских «Фиатов».
«Вот это вопрос,» — подумал Лёха, мрачно прикидывая ситуацию. — «СБшка быстрее этих итальянских 32-х Фиатов километров на сотню по максимальной скорости. Но это если по паспорту. На наших подсевших движках километров пятьдесят — шестьдесят если и будет, то отлично. Значит где то километр в минуту должны выигрывать. А у Фиатов, бывает, и крупнокалиберные пулемёты стоят» — пришла ему в его голову нехорошая мысль.
Гонка продолжалась уже десять минут, и Лёха, глядя на свои приборы, отметил, что слегка дымящий самолёт Николаева еле выжимает около трёхсот пятидесяти километров в час. Он сам держался в трёхстах метрах позади подбитого бомбардировщика, а итальянские «Фиаты» неслись позади них, отставая уже на пару километра, изо всех сил пытались их догнать, но пока постепенно увеличивали дистанцию.
Впереди показался другой конец Майорки и синеющая полоска моря. Лёха заметил, что Николаев начал терять скорость — видимо, повреждённый самолёт больше не мог удерживать прежний темп. Лёха слегка добавил газ и нагнал его, выровнявшись сбоку. Увидев его, Николаев в шлеме и очках замахал руками, показывая жестами, что левый двигатель барахлит.
«Это мы и так видим, капитан очевидность!» — подумал Лёха.
Судя по жестам Николаева, тот собирался тянуть повреждённый самолёт до Менорки, несмотря на пробитый левый двигатель. «Ну когда же вы наконец наладите нормальную связь!» — раздражённо подумал Лёха.
Тут ему вспомнилась книга из будущего, про сталинские репрессии и наркома Ежов, который в отместку за старый выговор с радостью расстрелял всех ведущих сотрудников института связи, где одно время работал парторгом.
«Тебя бы самого, сука, в самолёт Николаева сейчас, с врагами бороться», — мрачно подумал Лёха.
Но как обычно, органы отлично обосновывают свою важность воюя с гражданами, выявляя врагов народа и вредителей, на передовой их встретить большая редкость.
Сбросив газ, Лёха пристроился метрах в трёхстах от хвоста подбитого самолёта, готовый прикрыть его, если потребуется. Подбитый самолёт впереди пошёл ещё медленнее.
