Гром над Тьмой Часть 4 (СИ) - Машуков Тимур

Нет, сказал я самому себе, нельзя этим увлекаться. Нельзя давать времени — ни ей, ни тому, что теперь навсегда осталась во мне.

Я ел Тьму. Осторожно, боясь подавиться, по крохотному кусочку.

-Бог света, бог тьмы — большая ли разница? Во мне было слишком много одного и слишком мало другого. Но теперь, благодаря тебе, я стал истинным равновесием мира и обрел баланс.

Я смотрел, как она пытается уползти прочь. Как нещадно в мою плоть пытаются впиться тысячи пожирателей душ, но останавливаются едва ли не за миг до нападения. Боятся.

Чуют своего.

Чуют сильного.

— Я ведь не был рождён богом. Я им стал. Редкая возможность, не находишь?

Из благодати я вновь сплёл себе меч — незамысловатый, но зазубренный, вонзил Тьме прямо промеж лопаток. Она немощно вскинула руки, закопошилась на земле, будто навозный жук.

— Ты пыталась выбить из меня равновесие. Выдавить. И тогда — что тогда должно было случиться? Ты хотела сделать из меня вновь человека. Тебе ведь хотелось, чтобы я утратил всё?

Она не ответила, и тогда я провернул клинок в ране, заставляя её реветь, скрести ногтями землю.

— Я утратил всё. Стал человеком. Беспомощен, как и остальные. Вот только они не были беспомощны. Они бились с твоими тварями, с твоим пришествием — там, в твоем родном мире. Они бились с тобой здесь. Помнишь девчонку? Она верила не в то, что я дам ей защиту. Она верила в то, что она защитит остальных.

— Это... нелепо, — она вдруг поперхнулась собственным кашлем. Нельзя было не признать её правоты и я кивнул в ответ.

— Может быть. Ты пихала в меня свою тьму, чтобы я с ней боролся. Ты не подумала, что я смогу принять её в себе, сделать своей и присвоить. И знаешь что? — я склонился к ней, вытащив меч, вытирая лезвие о некогда роскошные, а теперь изгвазданные мглой нижние юбки. — В этом мире слишком мало места для двух повелителей Тьмы.

И тогда она закричала...

Лопата тяжёло вгрызалась в извращённую тьмой землю. Мгла бежала прочь всякий раз, когда я углублял яму, уходила, спешила исчезнуть.

Я бы мог заставить её разрыться, или заставить лопату работать за меня. Но хотелось сделать всё по старинке, как человек.

Деревня в мире Тьмы встретила меня лишь мёртвой тишиной и пустотой. Я в самом деле не верил, что мне удастся её найти, но нет — повезло.

Скверна, пожирающая мир, отступала под каждым моим шагом. Мне ещё много где придётся пройти, впитывая в себя расплескавшуюся тьму, но сейчас мне нужно было вырыть яму.

И сделать кое-что ещё.

Я испепелял послушных мне теперь пожирателей душ. Забавы ради я заставлял их умирать по-разному, но вскоре понял, что ничего не чувствую.

Мать Тьма смеялась надо мной из могилы. Мне слышался её вкрадчивый и тихий шёпот — пустота. Всё, что теперь осталось внутри меня, так это ничем не заполнимая пустота.

Девчонку я нашёл там же, где видел.

Мертва.

Пожиратели душ растерзали тела тех, кого она пыталась защитить, но не посмели тронуть её. Белое платье, светлые волосы, мертвенно бледная кожа. Невинность лежала отпечатком на её лице.

Совесть спрашивала у меня, почему же именно она удостоится такой чести? Почему не другие? Я ответил, вопросом на вопрос — большая ли разница? Совести нечем было возразить.

Я собрал всё, что только сумел найти от своих девчонок. Бусы, серьги, плюшевый мишка Вики, ритуальный кинжал Эйелен, кулон с изображением горы Фудзи Хидеки...

Когда-то, как будто в прошлой жизни, они считали их чем-то важным для себя. А теперь всё кончено.

Я выложил тело девочки на простынь вместе с их вещами. У меня задрожали губы, но я сдержал поток рвущегося из меня горя. Накрепко замотал её в импровизированный саван, обтянул верёвками — как и положено, как и заведено традициями.

Сел передохнуть, устало выдохнул, зажмурил глаза и запрокинул голову. Для полного счастья тут не хватало разве что дождя.

Интересно, кто я теперь? Что за тварь? Бог? Повелитель Тьмы? Темный бог? Или все-таки Светлый?

Перед тем, как я поглотил мать Тьму целиком, она умоляла остановиться. Говорила, что я стану чудовищем — ещё более худшим, чем она. Я не знаю, врала она или нет.

Мы оказались глупы. Нам казалось, что Тьму можно избить палками, словно паршивую собаку. Пришибить клинком, зарубить топором, расстрелять из пушек...

Казалось, что она боится Божественности — ведь только мы можем расправиться с ней, только в наших руках победа, а оказалось иначе.

Я вздрогнул, заслышав шорох. Признать в косматой фигуре Велеса было непросто. На спине он тащил истерзанное тело собственного брата. Мёртвое и безжизненное.

Бог подволакивал ногу — страдать от чего-то подобного ему было в новинку.

— Они идут, родич.

Я не обратил на его слова внимания. Он постоял надо мной, словно решая, что делать дальше.

Сел рядом, положил наземь скорбную ношу, бросил взгляд на приготовленное мной завёрнутое тело.

— Хоронишь свою?

— Своих, — поправил я его. — Своих. Всех. Себя тоже.

Он отвёл взгляд в сторону, нехотя кивнул.

— Понимаю. Но они идут, Влад. Идут за тобой. Они видят в тебе новое начало Тьмы. Я вижу в тебе то, с чем ещё недавно боролся. Уходи, родич. Смерть теперь пришла и к нам. Они поднимут тебя на вилы, словно шелудивого волка. Уходи, беги, спасайся.

Я лишь отрицательно покачал ему головой в ответ. Нет, достаточно — мне больше некуда бежать.

Мне больше незачем бежать.

Велес пожевал губами, встал и двинул прочь, сохраняя за мной это право.

Они придут, я знал. Придут с вилами — шутка ли? Бог, которому они кланялись, которого почитали, не очищает от скверны, а поглощает её. И будто светится тьмой изнутри.

Умирая, Тьма просила меня раскрыть тайну. А я лишь улыбался — не было никакой тайны. Только человеческое в каждом из нас может одолеть мрак. Страх, боль, ужас, ненависть — чтобы их одолеть, не надо быть Богом.

Надо быть человеком.

Тьма рвалась из меня наружу, нашептывала жуткое, предлагала ужасное. Словно вино, оно спешило заполнить пустоту в моей душе неоправданной жестокостью, но я верил, что справлюсь.

Когда они пришли, грянул гром. Я слышал, как шлёпают их босые ноги по грязной земле, как они тащат с собой всё то, что считают важным. Что у них теперь осталось? Да примерно то же, что и у меня. Узелок страха, да краюха надежды...

Я встретил их стоя. Будут бить? Пусть. Бросать камни? Пусть. Убьют? Я встречу смерть спокойно.

Я поднял на руки скорбную ношу — маленькая девочка с украшениями богинь была до бесконечного лёгкой, словно пушинка.

Они смотрели на меня с ненавистью. Грязные, изъеденные мозолями руки перебирали черенки вил, граблей, рукояти молотков. С каждым моим шагом их решительность таяла, будто снег у пламени.

Они ожидали увидеть чудовище. Падшего бога. Но видели лишь до бесконечного уставшего человека.

Их взгляды из злых становились понимающими. Кто-то зарыдал, когда я бережно опустил в яму покойную жрицу равновесия и взялся за лопату.

Я швырнул несколько комьев рыхлой земли, чуя, как закапываю прошлое. Закапываю обиды Дуськи, смех Ольги, улыбки близняшек.

Руки отказывались работать, горе рвалось чёрным демоном изнутри. Оживи, заставь их восстать, что угодно, ведь ты же можешь, ведь ты же почти всемогущ! Дай мне свободу и я...

Я не слушал. В небытие с очередной лопатой земли уходил игривый взгляд Эйелен. Мне казалось, что все они, хоть и мертвы, но рядом. Я будто чувствовал их души, что с надеждой смотрели на меня. Обняв на прощание, ушла в могилу Селена. Аштар оставила тепло поцелуя. Хидеки, будто не зная, что подарить мне перед разлукой, лишь смущённо огладила ветром мои руки, прощаясь с ними навсегда.

В могилу уходил Бог Равновесия Владислав. Он смотрел на меня моими глазами. Ему нечего было сказать, кроме того, что всё это теперь лишь память.

Я взялся за лопату поудобней, чуя, как меня подводят ноги, но не упал.