Корпорация Vallen'ok 3 (СИ) - Хардин Сергей

— И Вы выжили? — произнёс я, чувствую, как официальное «Вы» рушит всю идиллия на корню.

— Ты, я думаю так будет более уместно, — негромко произнесла Ая, чуть потупившись.

— И ты выжила? — Я повернулся к ей, улыбаясь, и втайне радуясь её предложению. — Я видел ту папку. Она могла бы потянуть на небольшой сейф.

— Это было то ещё испытание. — Она сделала серьёзное выражение лица, но её глаза смеялись. — Я думала, меня закопают там же, под стопками актов сверки. Но я выбралась и победила.

— Геройский подвиг. — Я рассмеялся. — Надо было выдать тебе премию. Или, как минимум, шлем и кирку.

— Ну уж нет! — Она тоже рассмеялась, и это был лёгкий, звонкий звук, который я, кажется, слышал впервые. — Кирку оставь себе, а вот на кофе с эклером я, пожалуй, согласна.

Лёд окончательно сломался. Разговор тёк легко и непринуждённо. Мы говорили о всякой ерунде, и я ловил себя на мысли, что не думаю сейчас ни о чём. Я просто жил в этом моменте. И этот момент пах кофе, свежей выпечкой и её лёгкими духами с ноткой чего-то цветочного.

Мы проходили мимо уличного музыканта — молодой парень апатично бренчал на гитаре какую-то меланхоличную балладу. Мы уже почти прошли мимо, как музыкант неожиданно сменил ритм и заиграл что-то лёгкое, летнее, знакомое до боли — какую-то старую поп-песню, которая мне была знакома. А вот Ая, наверное, она была ещё подростком, когда она была популярной.

Мы обернулись почти синхронно, наши взгляды встретились. И на наших лицах расцвели одинаковые, немного глупые, совершенно искренние улыбки узнавания.

— О, боги, это же… — начал я.

— Да! Я её обожала в школе! У меня был весь альбом на диске! — перебила она, смеясь.

Мы стояли секунду, слушая, и эта секунда наполнялась чем-то большим, чем просто ностальгией. Это было общее воспоминание, общая точка в прошлом, о которой мы не знали. Она связывала нас здесь и сейчас.

Мы пошли дальше, и теперь расстояние между нами было уже не восемьдесят сантиметров, а пятьдесят. Наши плечи почти соприкасались при ходьбе. Вот оно. Это и есть та самая жизнь, за которую я готов платить по счетам. Я чувствовал, как моё сердце бьётся ровно и спокойно, и этот ритм был гораздо красивее любой музыки.

Мы сидели за столиком в небольшом кафе, под тёмно-зелёным зонтом. Между нами, в стеклянной вазе стоял один скромный цветок. Неловкость первых минут полностью рассеялась, осталась лишь лёгкая, приятная взволнованность. Я вдруг осознал, что уже несколько минут не ловлю себя на попытке анализировать или контролировать ситуацию. Я просто существовал здесь и сейчас, и это ощущение пьянило сильнее любого алкоголя. Она смеётся вот так, чуть склонив голову набок. А когда задумывается, то слегка прикусывает нижнюю губу. Это… мило. Чёрт, я сейчас думаю над словом «мило». Со мной точно что-то не так.

Я чувствовал себя так… спокойно. Странное, давно забытое чувство.

Официант принёс заказ. Перед Аей — высокий стакан с мятно-зелёным мохито. Передо мной — чашка чёрного кофе и кусок тёмного шоколадного торта. Ая смотрела на мой торт с таким неподдельным, детским интересом, что я не мог сдержать улыбки.

— Одному мне с ним определённо не справиться, нужна помощь, — пододвинул я тарелку к середине стола.

— О, нет, я не могу, — она смущённо улыбнулась. — Это же ваш… твой.

— Я настаиваю, мне нужно экспертное мнение. Это же так по-логистически — правильно распределять ресурсы.

Она рассмеялась и, сражённая моей «железной» логикой, сдалась. Она потянулась за десертной вилкой, которая лежала ближе ко мне. В тот же самый момент я решил помочь ей и пододвинул свою тарелку с тортом. Наши движения были синхронны.

И произошло это.

Мои пальцы, только что державшие край тарелки, столкнулись с её протянутой рукой. Это не было мимолётным касанием. Тёплая, живая кожа её тыльной стороны ладони на мгновение прижалась к моим пальцам.

По моему телу словно пробежал разряд тока. Я замер, не в силах пошевелиться, чувствуя, как кровь ударяет в виски. Опыт предыдущей жизни словно и не существовал, я снова был юным мальчишкой, который коснулся девчонки, которая ему нравится.

Её глаза широко распахнулись. Она не одёрнула руку сразу, а замерла в ступоре, ощущая, должно быть, то же самое. Лёгкий румянец на её щеках превратился в густой алый, заливавший всё лицо, шею, уши.

Молчание длилось всего секунду-две, но для нас оно растянулось в вечность. Мы сидели, уставившись на точку соприкосновения, которое уже прекратилось, но эхо которого ещё жгло кожу. Ая резко, почти выронив вилку, отдёрнула руку и спрятала её под стол. Она опустила голову, стараясь скрыть своё пунцовое лицо волосами.

— Простите… я… — прошептала она сдавленно.

— Нет, это я… — Мой собственный голос прозвучал хрипло и непривычно.

Я не знал, что сказать. Мой разум, обычно работающий на опережение, был полностью опустошён. Я видел, как быстро-быстро поднималась и опускалась её грудная клетка. Она пыталась сделать глоток мохито, но её рука дрожала, и лёд звенел о стекло.

Воцарившаяся тишина была уже не комфортной, а густой и напряжённой. Но в этом напряжении не было ничего плохого. Оно было сладкое и горькое одновременно. Мы уставились в свои стаканы, не в силах поднять взгляд друг на друга. Что это было? Это… это же просто прикосновение. Почему у меня до сих пор колотится сердце, как у мальчишки? И почему… почему я хочу, чтобы это повторилось?

Я рискнул взглянуть на неё. Она всё так же смотрела в свой стакан, но в уголках её губ таилась смущённая, растерянная улыбка. И я понял: она чувствует то же самое. Нам не нужно было говорить ни слова.

Мы шли молча почти всю дорогу к её дому. Но это молчание уже не было неловким. Оно было насыщенным, наполненным эхом того случайного прикосновения, которое висело между нами незримой, но ощутимой нитью. Я не хотел, чтобы это заканчивалось. Этот день. Это чувство. Этот… мир, в котором есть только эта улица, и она рядом. Я готов был платить за этот день вдвойне. Втройне.

Тёплое покалывание в груди не проходило, а лишь усиливалось, превращаясь в нарастающее, томное волнение. Я чувствовал лёгкую дрожь в коленях, но теперь она была приятной.

Мы подошли к её подъезду. Остановились у стеклянных дверей. И снова повисла пауза. Та самая, тягучая и сладкая, когда никто не хочет делать первый шаг к прощанию. Мы стояли так близко, что я мог различать тонкий аромат её духов, смешавшийся с запахом города.

Ая перебирала ремешок своей сумки, глядя куда-то мне в грудь. Она явно что-то хотела сказать, но слова застревали.

— Спасибо вам… тебе за сегодня, — первой нарушила она тишину, не поднимая глаз. — Это было… это было совсем не похоже на всё привычное мне. — Она сделала небольшую паузу, подбирая слова, и наконец подняла на меня взгляд. — Обычно воскресенье — это просто день перед понедельником. А сегодня… сегодня оно было таким… насыщенным, живым.

Её слова, такие простые и искренние, отозвались во мне гулким эхом. Я видел в её глазах не просто вежливость, а что-то большее — лёгкую грусть от того, что день закончился, и ту самую искорку.

— Мне тоже. Спасибо, что согласилась. На всё это, — мой голос звучал тихо, но твёрдо. Я сделал широкий жест рукой, охватывая и прогулку, и кафе, и весь этот совершенный, идеальный день.

Я сделал шаг вперёд. Дистанция между нами сократилась до критической. Я видел, как у неё чуть-чуть расширились зрачки, но она не отступила. Она замерла, затаив дыхание.

Мы стояли друг напротив друга в немом ожидании. Воздух между нами трещал от возникшего напряжения. Я видел, как она облизнула губы — быстрый, нервный жест. Сейчас или никогда. Просто сделай это. Пусть это будет самой безумной и самой правильной точкой в этом дне.

Я медленно, давая ей время отстраниться, отпрянуть, наклонился. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно на всю улицу. Я видел, как её глаза закрылись, а длинные ресницы легли на щёки. Я чувствовал её тёплое, немного прерывистое дыхание на своих губах. И это последнее, что я осознал.