Архонт росский (СИ) - Мазин Александр Владимирович

— Мне и тебе, — с улыбкой произнес евнух, не похожий на евнуха.

— Можно и так, — согласился Сергей.

— Здесь во дворце зимой бывает холодно, — сообщил фаворит василиссы. — И не только мне. Говорят, у тебя много мехов северных зверушек?

И подмигнул.

— Не много, — уточнил Сергей. — И не у меня. Мое я все уже раздал. Не ты один мерзнешь зимой. Но могу попросить у тех купцов, что прибыли с нашим войском.

— Насколько немного? — в свою очередь уточнил Константин Пафлагонец.

— На шубу точно не хватит.

«Я тебе, сука, даже стопку шкурок в кредит не дам!» — мысленно добавил он.

Знал бы, и костяной набор дарить не стал. Гребешком ограничился бы.

— На шубу не хватит, но оценить качество ты сможешь. А вот если тот договор между россами и союзными нам вождями и императорами Византии будет подписан, тогда дело другое.

— Хм… А известно ли тебе, архонт Сергей, что оказанная услуга стоит куда меньше, чем та, которую еще предстоит оказать?

— А кто сказал, что это будет последняя услуга, на которую я рассчитываю? — парировал Сергей. — Мы же говорим о дружбе. Долгой и взаимовыгодной.

— Ты говоришь, — уточнил фаворит.

— Моего слова недостаточно? — Сергей подпустил в голос угрозу и положил руку на меч.

Этот евнух, он только по прозвищу варвар, а Сергей — самый настоящий. Обидится — зарубит, невзирая на последствия.

Не испугался красавчик. Даже не напрягся.

— Твоего слова вполне достаточно, но ты — воин. А воины, случается, гибнут.

— Верно, — согласился Сергей. — Все мы смертны. Даже василевсы, дай Бог императору Льву жить и править еще сто лет. В этом мы, россы, не отличаемся от вас. Но мы отличаемся в другом.

— В чем же? — осведомился Пафлагонец.

— Мы верны своему слову и тем, кому верны, Константин. Мы никогда не предаем тех, кто нас поддержал и возвысил.

— Что ты знаешь о возвышении, росс? — в голосе фаворита императрицы прозвучала горечь.

Похоже, слухи правдивы. Этот кастрат и впрямь сын крестьянина, которого отец оскопил и продал. У него нет чести, нет уверенности в «завтра». Его предали свои, самые близкие, и сам он предавал не раз. Но вряд ли его может упрекнуть его покровитель Самонас, который, насколько известно Сергею от Пиперата, сам поднялся на предательстве. Все они здесь — временщики. Фавориты. Но даже такому, как Пафлагонец, хочется кому-то верить. Кому-то, кто не предаст за горсть монет.

— Поверь, Константин, я многое знаю о возвышении. И о падении тоже. Сегодня ты носишь золоченую кольчугу и тысячи воинов готовы умереть за тебя, а завтра ты — босой беспомощный раб, не властный даже над собственной жизнью. Но вспомни Иова, которого Бог лишил всего, а потом одарил сверх потерянного. Господь вознаграждает верных, Константин. Я многое знаю о возвышении, поверь. Бог награждает верных, дает им много больше потерянного. Но я точно знаю и другое.

— Что же? — Зрачки Пафлагонца расширились, он даже дыхание затаил.

— Как бы щедро ни одарил Господь Иова, он никогда не забудет тех, кого потерял.

— Василевс подпишет договор, — после паузы проговорил Пафлагонец.

— Моя благодарность не замедлит, — твердо произнес Сергей. И, чтобы развеять напряжение: — Ну не везти же нашим купцам северные товары обратно на север?

Фаворит засмеялся. Немного нервно. А Сергей поймал взгляд Пиперата. Очень задумчивый. И подумал: а он крут, патрикий Николай из рода Синадинов. Величайшее из искусств царедворца не сказать в нужное время правильные слова, а вовремя промолчать.

А императору Сергея так и не представили. Ну и ладно. Зато не пришлось по полу ползать. Это в прошлой жизни у Сергея была привилегия — не падать ниц перед василевсом. Здесь до такого еще расти и расти.

[1] У меня нет никаких данных о внешности этого человека. Константин Барбарос, то есть Варвар из византийской провинции. Сын крестьянина, кастрированный в детстве с целью продажи. И папа у него святой, и сестра замужем за крутейшим военачальником, стратигом из рода Фок… А еще его обвинили в том, что он состоял в любовной связи с василиссой Зоей, что для евнуха… В общем, исходя из вышесказанного, я позволил себе собрать образ, несколько отличающийся от типичного евнуха. А персонаж, отмечу, интересный. Постельничий сначала Льва Шестого, потом доверенный его жены Зои в период регентства, финансист, политик высочайшего уровня. Однако в момент встречи с Сергеем карьера этого человека только начинается.

Глава 29

Глава двадцать девятая. Мы — братья

— Вот что я понять не могу, — проговорил Рёрех, левой рукой задумчиво вороша курчавые волосы девки-мулатки, чья голова лежала на бедре княжича. — Кто ты мне, Варт? Кто ты мне сейчас?

Девка под его рукой млела, разве что не урчала, но не понимала ни слова. Она и по-ромейски говорила так себе, «живая добыча с азиатского фронта».

— Вообще-то брат! — Сергей приподнялся на ложе, даже кубок поставил. Ни фига себе заявление!

— Брат — это понятно, — Рёрех резким движением поставил диатрету на плоский поручень ложа. Несколько красных капель упало на розовый мрамор. Мулатка привстала, выгнулась по-кошачьи и неторопливо слизнула винные капли, косясь при этом на княжича. Но тот не обратил внимания.

— Брат — это понятно. Но какой? Вои у тебя лучше моих, в землях ромейских ты как белка на дереве, что ни скажешь, все по-твоему получается, и слушают тебя все. Даже отец наш, хоть и не по сердцу ему. Даже Хельгу, который всегда все лучше всех знает, Вещий же. Даже на мечах мы с тобой уже, считай, на равных…

— Если бы! Ты меня…

Но Рёрех не дал себя перебить:

— Был бы ты мне старший, тогда понятно. Младший за старшим следует, как гуси за вожаком. Но я ведь помню, как ты четыре года назад ко мне через борт прыгнул. Малец босой, грязный, вот такой мелкий… — Княжич показал рукой, преуменьшив рост тогдашнего Сергея раза в полтора. — Тогда все понятно было. А теперь как?

— А тебе это так важно? — спросил Сергей. — Мало, что я тебе брат?

— Не было бы важно, не сказал бы. — Рёрех отпихнул полезшую ласкаться девку. — Знаешь ведь, что о тебе говорят? Отец думает: ты сын князя моравского, которого германцы убили; в Киеве, слыхал, болтают, что Хельгу твой отец…

— А что сам Хельгу? — заинтересовался Сергей.

— Молчит. Похоже, не против тебя сыном считать, да только наш батька раньше успел. Нурманы твои толкуют, что отец твой и вовсе ас или ван.

— Угу. А если мы с ромеями договоримся, будут говорить, что я сын здешнего кесаря?

— А это так? — заинтересовался Рёрех.

— Да нет, конечно! — воскликнул Сергей. — Глянь на меня! Похож я на ромея?

— Ромеи разные бывают, — Рёрех взлохматил шевелюру мулатки.

— Нет! — воскликнул Сергей. — Я не сын кесаря. И чей сын, сказать не могу даже тебе!

«Потому что не дай Бог поверишь!» — добавил он мысленно, а вслух:

— Да и не важно это. Теперь я, как и ты, — Стемидыч! И ты мне брат. И отец тоже, потому что тогда, четыре года назад, подарил мне жизнь новую и в род свой принял, в братство варяжское. Отец, пестун, брат… Как ни назови, все правда.

Искренне сказал, ведь это и было правдой. Что в той жизни, что в этой.

— Так что будь со мной кем хочешь. Главное — будь! — Сергей протянул руку, и Рёрех тотчас сжал ее по-ромейски, сдавив предплечье. — Мои победы — наши. Твои — тоже наши. Все мое — твое, коли нужда будет. И знания мои тоже. Всему, что умею, тебя научу, как ты меня учил и учишь. Так я вижу, брат. Что скажешь?

— Скажу: опять ты прав, — серьезно произнес Рёрех. — Зря я затеял с тобой мериться. Неумно сие и невместно. Родство — не добыча. Им только делиться можно, не делить. Правду ты сказал: все мое — твое. Знай: где бы ты ни был, какой бы враг против тебя ни встал, будет нужда, я приду!

Сергей промолчал, слова были лишними, только сильнее сжал пальцы. Непроизвольно. От чувств. Там, в прошлой жизни, Рёрех тоже был таким. Встающим рядом, когда беда или нужда. Вот только теперь и Сергей тоже рядом. И никому не позволит предать его и искалечить.