Хозяйка поместья с призраками (СИ) - Ривер Алекс

– Но мы не будем пресмыкаться. Мы будем благодарны за пищу. И мы будем осторожны. А нож – хороший. Он точно нам пригодится.

Она приказала Лилии приготовить зайца. Ужин в тот вечер был богатым и сытным, но за столом царило напряжённое молчание. Даже Мишель, словно почувствовал общий настрой, притих. Каждый кусок напоминал о том, что за ними наблюдают. И что их новый «благодетель» куда более опасен, чем капризные, но в целом доброжелательные призраки.

Поздней ночью Анна не могла уснуть. Она вышла на крыльцо, кутаясь в платок. Воздух был холодным и чистым. Луна освещала фасад дома, его покалеченные башенки и заколоченные окна. И тут она снова увидела его.

На краю парка, на линии, где тени деревьев сливались с тьмой, стояла та же высокая фигура. Ближе, чем днем. Теперь она могла разглядеть развевающиеся полы плаща и бледное пятно лица, обращенное к дому.

Они смотрели друг на друга через серебристо-лунное поле. Несколько бесконечных секунд.

Анна не знала, что двигало ей – страх, отчаяние или внезапная ярость от этого вторжения в ее и без того шаткий мир. Она сделала шаг вперед, выпрямив спину:

– Что вам от нас нужно? – крикнула она в ночь. Ее голос прозвучал громко и вызывающе, нарушая почти священную тишину поместья.

Фигура не ответила. Не сделала ни единого движения. Она просто продолжала смотреть. Потом, так же бесшумно, как и в первый раз, отступила назад, растворившись в черноте леса. Словно ее и не было.

Но на этот раз Анна не сомневалась. Это было предупреждение. Или обещание.

Игра начиналась. И в ней появился новый, куда более могущественный игрок.

Глава 5. Язык тишины и первый зов извне

Прошло несколько дней с тех пор, как темная фигура герцога в последний раз растворилась в ночи. Напряжение не спадало, но его острота притупилась, превратившись в постоянную, фоновую тревогу. Анна ловила себя на том, что невольно вглядывается в опушку леса во время работы в огороде, а по ночам прислушивается не только к шорохам дома, но и к звукам снаружи – не раздастся ли скрип ветки под тяжелым шагом.

Но лес молчал. А дом, напротив, понемногу начинал оттаивать. Молчаливая блокада после инцидента с сундуком постепенно сходила на нет. То на подоконнике в кухне появлялась свежая веточка мяты, точно в ответ на их усилия в огороде. То в коридоре, где они уже протоптали тропинку, пропадала особенно скрипучая половица – Анна из интереса проверила, и оказалось, что ее кто– то аккуратно подклинил снизу.

Самым трогательным знаком стало то, что происходило по вечерам. Мишель, который все еще побаивался темноты в огромном доме, стал оставлять на ночь на тумбочке свою единственную игрушку – того самого солдатика. И каждое утро солдатик оказывался в разных местах: то на подоконнике, «охраняя» подход к дому, то на книжной полке, «читая» рядом с потрепанным томом сказок, то у камина, словно смотрел на огонь. Это была тихая, терпеливая игра, которую невидимые обитатели завели с мальчиком. И он отвечал полным доверием, рассказывая им вслух за завтраком, куда бы он хотел «отправить» солдатика завтра.

Анна наблюдала за происходящим, чувствуя ком в горле. Это была хрупкая, почти невозможная коммуникация, построенная на взаимном уважении и осторожной привязанности. Она и сама невольно начала участвовать в этой игре. Нашла в библиотеке книгу о звездах и оставила ее раскрытой на странице с созвездием Арфы – той самой, что была изображена на потолке в самой разрушенной комнате, которую они никак не могли привести в порядок. Анна не была знатоком астрономии в своём мире, но с удивлением обнаружила как незнакомые ей созвездия, вроде Книгочея, так и те, что чем– то походили на знакомые – к примеру, Равновесие напоминало Весы. А вот Медведиц, ни малой, ни большой здесь не было совсем, отчего Анна неожиданно для себя самой расстроилась.

На следующее утро книга лежала аккуратно закрытой, но на странице с Лирой появился засушенный цветок, похожий на маленькую звездочку.

Они учились говорить на языке тишины, на языке знаков. И дом отвечал им тем же.

Их быт понемногу налаживался. Лепешки из желудевой муки получались все лучше – Лилия освоила нехитрую науку выпечки на углях. Удалось расчистить еще пару грядок и посеять редис и салат – скороспелые культуры, которые должны были дать первый урожай совсем скоро. Анна, с помощью найденных в сарае инструментов, починила забор вокруг огорода, чтобы хоть как– то защитить будущие всходы от диких коз и зайцев, которых, впрочем, они видели очень редко и издалека. Казалось, герцог своим молчаливым вниманием отвадил от них даже лесную живность.

Именно в этот момент относительного затишья Анна решила провести разведку. Импульс был спонтанным – увидев вдали, за парком, полуразрушенную каменную арку, оставшуюся от какой-то старой садовой постройки, она вдруг захотела посмотреть, что за ней. Возможно, там можно было найти какие-нибудь ягодные кусты, а может, ей просто хотелось ненадолго сбежать из особняка, ставшего её непростой ношей.

Она сказала Лилии, что ненадолго отлучится, и углубилась в заросли парка. Дороги не было, приходилось пробираться через бурелом, а колючие ветки ежевики цеплялись за ее и без того поношенное платье. Воздух под сенью старых деревьев стал густым и прохладным. Пение птиц внезапно стихло, и ее собственные шаги по хрустящему валежнику казались оглушительно громкими.

Она уже почти подошла к арке, когда внезапно почувствовала на себе тяжелый, колючий взгляд. Ощущение было настолько физическим, что она замерла на месте, медленно обернувшись.

Он стоял в тени старого дуба, в нескольких шагах от нее, и казался самой этой тенью, принявшей человеческую форму. Высокий, в изящном чёрном сюртуке и тёмном плаще, несмотря на теплый день. Анна сразу поняла кто это, несмотря на то, что на этот раз он был не далекой угрожающей фигурой на опушке. Он был здесь, так близко, что она могла разглядеть каждую деталь его одежды и лица.

Лица, не принадлежавшего монстру. То были черты самого красивого и самого холодного мужчины, которого она видела в обеих своих жизнях. Резкие, словно высеченные из мрамора скулы, прямой нос, упрямый подбородок. Темные, почти черные волосы, ниспадавшие на высокий лоб. И глаза... Глубокие, цвета старого золота или темного меда, они смотрели на нее с такой пронзительной надменностью, что у нее перехватило дыхание. Но в них не было ни безумия, ни злобы.

Они молча смотрели друг на друга, и время словно остановилось. Анна не чувствовала страха в его привычном понимании. Ее охватило оцепенение, в котором необъяснимое любопытство смешивалось со смутным приятием. В нем было что-то гипнотически притягательное и пугающее одновременно.

Герцог нарушил тишину первым. Его голос был низким, чуть хрипловатым, и каждое слово падало, как камень, обжигающе холодное и идеально отточенное.

– Вы не умеете слушать предостережения, – произнес он без всякого предисловия. В его интонации не было вопроса, лишь констатация глупости собеседницы. – Или в вас живёт тяга к саморазрушению?

Анна попыталась ответить, но горло сдавило будто спазмом.

– Я... я просто осматриваю свои владения, – наконец выдохнула она, с трудом заставляя голос быть твёрже.

Его губы, красивые и с резко очерченным контуром, тронула едва заметная, без единой капли тепла, усмешка.

– Ваши владения? – мягко парировал он. – Эта земля никому не принадлежит. Она лишь терпит присутствие тех, кто владеет ею на бумаге, пока не решит стряхнуть их с себя, как блох.

Он сделал шаг вперед. Это было пугающе бесшумное движение, не слышно было даже шороха плаща или хруста веток под ногами. Анна инстинктивно отступила, чувствуя, как по спине бегут мурашки. От него пахло холодным ночным воздухом, влажным мхом и чем-то еще – сладковатым, металлическим, как запах старинных часовых механизмов. Люди так обычно не пахли.