Хозяйка поместья с призраками (СИ) - Ривер Алекс

Она взяла свою зарисовку плана усадьбы и на обороте аккуратно вывела: «Мартин. Возчик. Жена Берта (обязана матери)». Это была первая строка в списке их тайных, потенциальных союзников.

Вдруг она почувствовала легкое движение воздуха. Пламя свечи на столе качнулось. Анна подняла голову. В дверном проеме, растворяясь в тенях, стояла та самая женщина с портрета – Печальная Дама. Она не смотрела на Анну. Ее взгляд был устремлен на мешок с картошкой, на крошки хлеба на столе. На ее эфемерном лице читалась не печаль, а нечто иное… одобрение? Или, может быть, облегчение?

Она медленно подняла прозрачную руку и указала пальцем в сторону окна, туда, где за темным стеклом лежал спящий лес. И тут же растаяла, словно дым.

Анна поняла. Это была не угроза. Это было предупреждение. Их маленькая победа, их крошечная связь с миром не останется незамеченной. И тот, кто наблюдал за ними из чащи, обязательно узнает.

Тихое эхо колокольчика уже давно затихло, но его звон, казалось, все еще висел в воздухе, смешиваясь с лёгким скрипом половиц и шепотом прошлого, предвещая новые, куда более грозные перемены.

Глава 6. Визит «благодетеля»

Неделю спустя после получения даров Мартина в усадьбе царило почти праздничное настроение. Появление муки, соли и картофеля казалось чудом. Лилия пекла уже не горькие желудевые лепешки, а почти настоящий, пусть и грубый, бездрожжевой хлеб. Картофель, бережно разрезанный на глазки, уже был посеян на самой солнечной грядке. А две курицы, поселенные в старом сарайчике, не только давали яйца, но и своим мирным квохтаньем оживляли мрачные дворовые постройки.

Анна почти поверила, что они смогут выжить здесь, в своем маленьком изолированном мирке, отгороженном от чужих глаз стеной молчаливого леса и репутацией проклятого места. Страх перед герцогом, которого они не видели всю прошлую неделю, отступил на второй план, и его заместили повседневные хлопоты. Она даже позволила себе мечту – когда урожай картофеля созреет, возможно, его получится обменять в деревне на шерсть или даже на новую одежду для Мишеля, который изрядно вырос из своего поношенного камзольчика.

Увы, эти наивные надежды разбились в одно мгновение, когда в очередной раз раздался скрип колес у ворот. Но на этот раз подъезжала не убогая телега Мартина. Это была тяжелая, солидная коляска, запряженная парой ухоженных, норовистых гнедых лошадей. На облучке сидел кучер в ливрее, а из окон виднелась дорогая штофная обивка.

Анна, перепачканная землей с ног до головы, застыла с тяпкой в руках посреди огорода. Лилия, выносившая ведро с помоями, остолбенела на крыльце, а Мишель инстинктивно спрятался за сестру.

Сердце Анны упало. Этот визит походил на официальный, а от властей она не ждала ничего, кроме подвоха и груза новых обязательств.

Из коляски тяжело выбрался мужчина. Он был дородным, лет пятидесяти, с багровым лицом человека, привыкшего к дорогому вину, и аккуратно подстриженной бородкой. Его камзол из темно– зеленого бархата слегка теснил в плечах, а золотая цепь на животе поблескивала на унылом солнце. Он окинул поместье оценивающим, холодным взглядом сборщика налогов, и этот взгляд мгновенно вызвал у Анны глухую неприязнь.

– Госпожа фон Хольт? – произнес он голосом, густым и маслянистым, как дорогой паштет. – Барон Вильгельм Кригер. Ваш покорный слуга и… сосед.

– Барон, – кивнула Анна, не делая шага навстречу. «Держать дистанцию», – пронеслось у нее в голове.

– Значит, слухи не врут. Юная наследница фон Хольт вселилась в родовое гнездо! Осмелюсь заметить, вы повергли меня в некоторое… изумление, – продолжил барон, медленно приближаясь. Его глаза скользили по облупившемуся фасаду, по заросшему парку, и в них читался жадный интерес. – Я и не предполагал, что кто-то осмелится вернуться в это гиблое место. После трагедии с вашими покойными родителями… – он сделал паузу, давая словам возыметь эффект.

Анна молчала, она помнила что-то о том, как погибли родители Анастасии и Мишеля, но для неё это не было личной трагедией. А значит, легче было держать лицо, заставляя гостя выложить все карты.

– Места здесь, знаете ли, нехорошие, – понизил он голос, становясь якобы задушевным. – Люди суеверные. Говорят, и земля тут проклята, и дом… ну, вы сами понимаете. Не для хрупкой молодой особы и тем более ребенка. – Он бросил взгляд на Мишеля, который робко выглядывал из-за двери.

А затем его жадный оценивающий взгляд заскользил по фасаду дома, задерживаясь на резных фронтонах, обшаривая заброшенный парк, словно барон был мясником на рынке и приглядывал тушу помясистее.

«Давай, давай, выкладывай с чем пришёл», – мысленно подгоняла его Анна, чувствуя, как сжимаются кулаки.

– Как управляющий здешнего округа и… ну, скажем так, старый друг вашего покойного батюшки, я посчитал своим долгом навестить вас в вашем… скромном обиталище. Однако, то, что я увидел… вызывает во мне сострадание, почти даже горе!

Он, наконец, посмотрел на нее, и его взгляд был таким откровенно оценивающим и насмешливым, что у Анны по спине пробежали мурашки. В нем не было ни капли дружелюбия или того самого сострадания, о котором он говорил, только холодный, хищный расчет.

– Мы вполне справляемся, господин барон, – холодно ответила она. – Благодарю за беспокойство.

– О, да вы просто ангел кротости! – воскликнул он, делая шаг ближе. От него пахло дорогим табаком, конским потом и чем-то кислым. – Но я, как человек опытный и ответственный, не могу так всё это оставить. Взгляните вокруг! Руины! Запустение! И, простите мою прямоту, ни гроша за душой, если судить по вашему… э… туалету и занятиям. Это поместье – бельмо на глазу у всей округи. И опасное, между прочим, бельмо. Местные – народ суеверный, шепчутся о проклятиях, о призраках… – он многозначительно понизил голос. – Не лучше ли будет для всех, особенно для вас и этого милого мальчика, избавиться от этого бремени?

Анна молчала, уже понимая, куда клонит их неприятный гость, но ей нужно было время обдумать ответ. Барон тем временем вальяжно прошёлся, хрустя гравием дорожки, который они с Лилией недавно насыпали сюда, таская от ближайшей речушки с галечной отмелью. Затем он патетически вскинул руки и продолжил:

– Не могу же я, в самом деле, допустить, чтобы вы погубили здесь свою молодость, – бархатный голос барона зазвучал почти отечески. – Позвольте предложить вам выход. Я готов проявить великодушие и выкупить эти… руины. Конечно, цена будет невысокой, в здравом уме никто не даст за руины с дурной славой хороших денег, но вам хватит, чтобы устроиться в городе, снять приличное жилье, дать брату образование. Это же куда лучше, чем медленно умирать в этом склепе. А там найдёте себе благодетеля или… какого-нибудь городского мастера, и он сможет о вас позаботиться.

От последнего предложения, сказанного особенно масляным тоном, Анну передёрнуло. Барон выдержал паузу, ожидая, видимо, благодарности.

Девушка медленно выдохнула. Что ж, все было именно так, как она и предполагала. Алчный, вероломный тип, прикрывающийся маской благодетеля. Его слова были сладки, как патока, но глаза оставались ледяными. Он предлагал не спасение, а капитуляцию. Анна посмотрела на испуганное лицо Мишеля, почувствовала за спиной тревожное молчание Лилии, вспомнила тихую игру в солдатика и одобрительный взгляд Печальной Дамы. Этот дом, со всеми его призраками и разрухой, уже стал их крепостью. Их домом. И его нельзя было продать, даже если фамильное достояние фон Хольтов было для неё лишь пустым звуком.

Она выпрямилась во весь свой невысокий рост, глядя барону прямо в его маленькие глазки:

– Вы очень любезны, барон, – сказала она, и голос прозвучал на удивление спокойно. – Но я должна отказаться. Воронова Усадьба – родовое гнездо нашей семьи. Я намерена восстановить его и жить здесь вместе с братом и… Лилией.

Лицо барона дрогнуло. Бархатная маска холёного снисхождения сползла, на мгновение обнажив холодную сталь. Его глаза сузились до щелочек.