Багряная радуга (СИ) - Гришин Алексей

Правда, трое предшественников в этой должности не продержались и года, визирь отлично помнит их посиневшие лица в те сладчайшие моменты, когда первый садовник султана, могучий и, в общем-то, незлобный человек, затягивал на их шеях удавку. Первому, второму и третьему, с интервалами меньше года.

Помощники держали бедолаг за руки, чтоб не слишком дрыгались, садовник душил, а султан, прежний, дядя нынешнего, подходил вплотную к умирающим и пристально смотрел им прямо в глаза.

Жалко было несчастных? Да ни разу! Все просто: не лезь вперед — проживешь дольше. А если уж вылез — не обижайся, Хафиз Давуд-паша не терпит конкурентов.

Кажется, молодой султан казнями не увлекается? Так это и хорошо, меньше шансов самому с садовником познакомиться. Близко. А стало быть, будем пользоваться своим положением. С наслаждением, надо сказать, пользоваться.

Вот на этой самой тахте усесться поудобнее, почти развалиться, подложив побольше подушек под спину, и можно командовать.

— Эй, кто там!

Кто-кто, секретарь, естественно.

— Реис уль-кюттаб 2 просит аудиенции, о великий!

Вот так, именно просит, униженно, мог бы добавить. Выпороть нахала? Да ладно, простим в честь хорошего настроения. А посетитель, министр иностранных дел, как говорят гяуры, пусть входит. Послушаем. Но отвечать? Еще чего, достаточно легкого кивка, чтобы секретарь пулей вылетел из кабинета.

И еще через мгновенье вошел худенький человечек, вертлявый и суетливый. Но толковый, великий визирь сам его присмотрел и на завидную должность определил.

— Чего хотел, Ибшир?

— В Стамбул прибыл виконт д,Оффуа, будет первым секретарем посольства Галлии. Вторым первым секретарем, я хочу сказать. Первый-то первый…

Вместо ответа в докладчика полетела подушка. Ленивый жест указательным пальцем.

— Подай. И говори короче, а то второй первый, первый первый. Мне до них какое дело? Зачем пришел, спрашиваю.

Вспотевший и покрасневший реис уль-кюттаб поднял подушку, начал судорожно мять, не смея приблизиться к хозяину кабинета, но и не понимая, как именно следует ее подать. В руки? Или положить к ногам? Но отвечать надо, молчания грозный визирь не потерпит.

— До самого виконта вам и впрямь дела нет, но его жена… понимаете… я полагаю, что она — принцесса Делал, дочь паши Зафира Эль Хадди. Та самая, кого год назад искали по всему Тунису.

— Вот как⁈

Толстый, жирный визирь всколыхнулся, почти что рывком вскочил на ноги.

— Что ты сказал?

— Но… я же докладывал… помните… год назад мы получили информацию из Парижа, что там объявилась женщина, которую все считают принцессой Делал…

Точно! Был такой доклад, после которого екнуло под ложечкой. Потом отпустило, появилась надежда на ошибку, очередную громкую утку, какие любят отпускать ретивые чинуши, стремясь обратить на себя внимание властителей.

Так что же теперь? Ах да, конечно же!

— Ты сомневаешься в моей памяти⁈

Стоп-стоп-стоп, полегче, а не то бедолага со страху в обморок свалится. Интересно, конечно, полюбоваться этой картиной, но не сейчас. Надо бы попридержать лошадей.

— Ладно, можешь не отвечать. Естественно, помню. Ты должен был присматривать за девицей, а при случае… да, но только без риска наследить, так?

Посетитель, наконец, решился избавиться от злосчастной подушки, в глубоком поклоне положив… нет, возложив ее на краешек дивана, пока хозяин изволил стоять.

— Д-да, мы и присматривали. Но вот сделать ничего не могли. Она ж замуж вышла, так муж от нее ни на шаг не отходил, опять же слуги всегда рядом вертелись. Так что…

— Замуж, говоришь? — Визирь на мгновение замер. Потом облегченно вздохнул и почти блаженно улыбнулся. Вновь уселся на диван, положив под бок ту самую подушку. — Но это же прекрасно. Выйдя замуж за неверного, она отказалась от всех прав на наследство. Так что ступай, передай там, чтобы за этой семейкой все же присматривали. И еще. Прежний приказ все же остается в силе. Во избежание. Только аккуратно, чтобы никто потом на нас даже не взглянул косо.

2. Реис уль-кюттаб — «глава писцов» или «главный секретарь», фактически — министр иностранных дел.

Глава 3

Сказать, что господин посол был в недоумении, означало бы некое преуменьшение. Злость, возмущение — это было уже ближе к истине, хотя, разумеется, представителю великой державы при дворе сильнейшего языческого монарха не к лицу столь неподобающие чувства. Не положено. У него все и всегда учтено, согласовано и предусмотрено. Несомненно и определенно.

Беда лишь в том, что «положено» не всегда совпадает с «есть». И вот это самое «есть» настоятельно требовало действия. Здесь и прямо сейчас, не допуская ни малейшей задержки.

Пришлось выйти в приемную, предупредить секретаря, что будет работать с важными документами, по каковой причине никого не допускать в кабинет до особого распоряжения. Потом аккуратно запереть дверь, в целях сохранения секретности, разумеется, и уже тогда приступить. Выпустить на волю накопившуюся ярость!

Первым в полет отправился дорогущий и тяжеленный древний фолиант на непонятном языке, недавно подаренный кастильским коллегой. К новому году, точно. Листов на пятьсот, в обложке, обтянутой бархатом и украшенной золотыми, кажется, хотя и не точно, накладками. Кило на двадцать, не меньше. В кабинет его внесли двое гвардейцев, прибывших с доном… как его… неважно, с доном, короче, и с видимым облегчением водрузили на угол стола. Там он и лежал никем не тронутый, поскольку руки до этого чуда у господина посла до сих пор не доходили.

Зато теперь дошли. Пожилой мужчина метнул его словно из катапульты. Грохот, стена дрогнула, но, к счастью, устояла. Уф-ф, вроде бы полегчало.

Что еще?

Папка для бумаг, рассыпавшихся в конце полета не хуже карнавальных конфетти, бронзовое пресс-папье, оставившее на многострадальной стене внушительную отметину. Бутылка…

Сейчас! У нее есть лучшее применение в этой скучной стране, где вина днем с огнем не достать, только из Европы привезти. По цене ого-го какой. В общем, стены красить им не следует, а следует налить в бокал и выпить неторопливо, думая о прекрасном, а не об этом новом сотруднике. Д,Оффуа, черт бы его побрал!

Ведь предупреждал же старый приятель, референт в Департаменте внешних сношений, что должен приехать человек, от которого не следует ждать дипломатических побед, только неприятностей, причем самых разнообразных. Их и ждали, но не настолько же быстро! Нет его, видите ли, до сих пор на работе. Он вообще работать собирается⁈

Новый сотрудник прибыл в Стамбул во вторник, среду и четверг работал с раннего утра и до позднего вечера, приятно удивляя своей усидчивостью прочих сотрудников посольства. И то сказать, страна новая, на родину непохожая совершенно, да и опыта дипломатической работы у господина д,Оффуа, как выяснилось, не было вовсе. Да, что-то он знал, многое так и вовсе прекрасно, не раз удивив коллег дословным цитированием всяческих наставлений и инструкций. Ходячий справочник, одно слово.

Только этого слишком мало. Надо знать визирей, главных султанских жен и евнухов, имеющих подчас власть не меньшую, чем визири. Их вкусы и интересы, помимо золота, естественно, о котором здесь, как, впрочем, и в Галлии мечтают поголовно все. Кто с кем дружит и против кого, кто кого ненавидит и почему, кто кого боится и так далее. Всю ту пакость, что зовется высокой политикой. Без этого — никуда.

Так вот этот самый д,Оффуа, познавая страну пребывания, два дня не разгибаясь изучал справки, отчеты, прочие документы. А в пятницу не вышел на работу. На недоуменные вопросы сотрудников господин посол с мудрым видом пожимал плечами и советовал любопытным заняться своими делами. Мол, своим новым подчиненным он и сам не особо интересуется и другим не советует.

М-да… то ли выпитое в нужный момент вино помогло, то ли упражнения в метании разнообразных предметов, но действительно полегчало. Настолько, что хватило силенок собрать и положить на место папку с бумагами, пресс-папье. Фолиант? О, нет! Да как его не то что бросить, с места сдвинуть удалось? Господи, ну и тяжесть! Ничего-ничего, помаленьку, полегоньку. Нет, вот полегоньку точно не получится, но все же, надо. Чтобы подчиненным в голову не пришло заподозрить господина посла в способности волноваться.