— Ковер испортишь, — заметил кот. — Нельзя горячим.
Но я и не думала парить ковер.
Задрав щетку на конце шланга повыше, как дробовик в боевике, я заставила тыкву снова выпустить облако горячего пара.
Холл быстро наполнился белыми горячими клубами.
И в этом облаке стали хорошо видны удравшие духи дохлых, злобных и опасных тараканов.
Один сидел на лакированных перилах лестницы и пробовал благородное дерево на вкус.
Второй карабкался по шторе.
Третий ползал по люстре.
— Омерзительное зрелище! — выругалась я и направила щетку на ближайшего.
Тыкводжек по моему велению взвыл и с присвистом всосал дух покойного таракана.
Как бы тот ни сопротивлялся и ни цеплялся за перила волосатыми цепкими лапами.
С большим тараканом, с тем, что вскарабкался на люстру, пришлось повоевать.
Я окуривала люстру паром, а таракан скакал с рожка на рожок, угрожающе визжа, разевая хищные жвала.
Жуть.
В его пасть можно было свободно поместить лягушку средней величины. Или небольшой бутерброд.
Но, конечно, ничего такого я делать не стала.
Щетка пылеглота ухватила его за голову и в один момент сорвала ее с призрачных тараканьих плеч.
Я торжествовала победу!
Но недолго.
Тараканище очень быстро отрастил себе новую призрачную голову и снова испустил скрежещущий вопль, растопырив жвала.
— Ах ты, монстр…
Я сильнее фыркнула на него паром, самым горячим, обдала люстру потоком мыльного кипятка.
Дух таракана тотчас намок и отяжелел.
Его лапы из призрачных превратились в обычные, рыжие и волосатые.
Ими он отчаянно цеплялся за хрустальные подвески.
Но я безжалостно плеснула в него кипятком еще раз.
А щетка всосала его тараканий саван, и Тыкводжек втянул призрак таракана в свои недра.
— Ну, надо же, — проворчал удивленный кот. — Получилось!
***
В следующие полчаса я яростно боролась с тараканами, поливая ковер водой с осиновой золой, и засасывая Тыкводжеком очумевших призраков тараканов, как шелуху от семечек.
Изредка кому-то из этих неприятных покойников удавалось освободиться, выпутаться из ворса ковра и дерануть со всей своей привиденческой силы прочь.
Но таковых ждало парализующее облако пара в спину и грозное гудение щетки.
— Три тщательнее, — командовал котище. — Вон там, в отмытом месте, еще один притаился. Сильнее! Мощнее! Беспощаднее!!!
Я послушно проходилась по указанному месту еще разок, и там обязательно обнаруживался таракан.
Щетка всасывала его, а он с писком цеплялся лапами за ковер.
Но тщетно.
И примерно через полчаса с привидениями было покончено.
А доблестный Тыкводжек сдулся до своих обычных размеров.
— Уф, — произнесла я, стирая со лба пот. — Кончено…
— Еще нет, — ответил зловредный кот.
— Как нет?!
—Теперь Тыкводжек надо утилизировать, — ответил кот. — В дом его желательно не заносить. Мало ли… А на помойку выкинуть придется.
Верного боевого Тыкводжека было жаль, но, видимо, такова его судьба.
От усилий и усталости у меня в животе забурчало.
И я тут же, на ступенях лестницы, устроилась перекусить.
Достала из пакета бутерброды, налила себе горячего кофе из термоса.
— А что это у тебя такое? — заинтересовался кот сладеньким голоском, распушив хвост и подступая ко мне на мягких тихих лапах.
— Бутерброд, — ответила я, посмеиваясь.
— С чем? — жадно спросил кот, принюхиваясь.
— С колбасой.
— А колбаса хорошая? — усомнился кот. — Вдруг не очень? Отравишься… А тебе еще неделю дом отмывать.
Я так и поперхнулась.
— Неделю?! — вскричала я, выкашляв то, что попало мне не в то горло.
— Ну да, — беспечно и доброжелательно подтвердил кот. — Ты же не думала, что сможешь убраться тут за один день? За одну ночь, точнее. Дом-то двухэтажный. А ночь почти на исходе.
— Ну, дела… Это во что же я ввязалась?!
— А надо было внимательнее читать контракт, — подзудел язвительный кот, подкрадываясь к колбасе.
Я и глазом не успела моргнуть, как он стащил с куска хлеба один кружочек полукопченой и рванул по лестнице наверх, по-бандитски прижав уши.
Зато в полумраке загорелись зеленые огоньки глаз.
Коты шли в атаку, громко и сладенько мурча и завивая хвосты причудливыми фигами.
Я вздохнула, оставила в сторону дымящийся кофе и принялась делить колбасу на всех.
По-братски.
В следующие полчаса мы сидели на ступеньках, наслаждаясь ночной трапезой.
Никогда не ела бутербродов вкуснее, и не пила кофе ароматнее, чем в эту ночь!
Кофе, казалось, растворял и уносил прочь все мои беды, тревоги… Я даже перестала думать о грядущей стычке с соседом, словно он был не огромным и злым мужиком, а сопливым мальчишкой.
— Сегодня чудесная ночь, — промурчал вороватый кот за моей спиной. — И аромат кофе просто волшебный. Волшебный…
За высокими окнами катилась по ночному небу сонная оранжевая луна в туманной дымке.
Приветливо шумели лапами сосны и ели.
Коты ели с урчанием и завыванием.
Даже куски хлеба, пропахшие колбасой. Видно, наголодались.
Толстый котенок ловко подлез под мать, нашел титьку и принялся насысывать ее, от удовольствия меся лапками мамкин мех.
— Сиськасос, — строго сказала я ему. — Такой большой, а все мамку сосешь! Пора самому есть! Держи кусок колбасы!
Он насмешливо покосился на меня молочно-голубыми глазами и продолжил свое дело.
Бобка ел мои бутерброды вместе со всеми.
И с котами сосуществовал весьма мирно, чем меня очень удивил. Обычно он к котам не так ласков.
В скором времени раздался бой часов на башне. Несмотря на закрытые окна он был слышен очень отчетливо. Значит, пора домой.
Я собрала в пакет остатки бутербродов, опустевший термос и наполненного Тыкводжека, которого надлежало выкинуть.
— Ну, Бобка, идем, — устало произнесла я. — Наша смена закончена.
— Всего доброго! — мяукнул черный бессовестный котище, облизываясь за моей спиной. — До новых встреч!
Он слопал больше всех колбасы и был непередаваемо доволен.
У дверей дома, на улице, меня поджидал возница.
Я даже вздрогнула, когда открыла дверь и его увидела.
В свете луны он показался мне призрачным и зловещим.
И я сразу разглядела то, чего старалась не замечать ранее.
Одет он был в старинный, порядком ношенный и потертый плащ.
Поверх него на грудь была выпущена кружевная манишка, старая, посеревшая от пыли дорог и рваная.
Голова возницы отсутствовала.
Вместо нее на плечах лежала тыква, которая то и дело съезжала, и возница ее поправлял.
А руки в черных грубых перчатках побрякивали сухими старыми косточками…
— Отмыт холл, — проскрипел возница, пустыми провалами глаз разглядывая пространство за моей спиной. Его вырезанный на тыкве рот при разговоре странно изгибался, как настоящие губы.
Выглядело это жутковато!
— Хорошая работа, — похвалил он меня и полез в карман. — Держи свое вознаграждение!
Я подставила ладони, и из костяных пальцев в них упали три увядших коричневых листка.
— Вы очень щедры, спасибо, — произнесла я, шокированная, рассматривая свою зарплату.
Да, спасибо, так спасибо.
Всю ночь пластаться, чтоб получить это?!
С тем же успехом я могла б и у фикуса листья обломать.
У фикуса даже лучше. Листья больше. И свежее.
— Спрячь, — страшны свистящим простуженным голосом посоветовал возница. — Не то потеряешь!
Я послушно кинула листья в пакет и последовала за ним к Экспрессу.
Ну, что сказать?
Все горничные, убиравшиеся нынче в Монстрвилле, были недовольны и унылы.
Стоило нам сесть в повозку и закрыть за собой дверь, как блондинка тотчас разразилась ругательствами.
— Черт знает что! — прокричала она, яростно терзая свою красивую метелку для уборки пыли. Та заметно потускнела, посерела и растеряла часть своих перьев. Видимо, блондинке пришлось потрудиться намного больше, чем она рассчитывала…— Ничего не нашла! Ни камешка!
