Новый горизонт (СИ) - Хай Алекс

— Я, когда погружаюсь в работу, становлюсь ужасно рассеянным, — покачал головой хозяин и жестом поторопил нас садиться за стол. — Только женщины мои и следят. То Танюшка обед принесёт, то сама моя благоверная пришлёт в цех пару кастрюль. Подкармливают нас жёны… Угощайтесь, прошу. Отменные калачи, филипповские…

Калачи и правда таяли во рту, а крепкий чёрный чай бодрил не хуже кофе.

— Павел Акимович, — сказал я, когда эйфория от заключённого соглашения немного улеглась, — у меня есть для вас ещё одно предложение.

Овчинников поднял брови:

— Слушаю, Александр Васильевич.

— Насколько я знаю, у вас всё ещё нет представительства в Петербурге?

— К сожалению. — Он вздохнул. — Столичный рынок, увы, для нас закрыт. Местные торговцы не пускают московских конкурентов.

Так и думал. Петербургские ювелиры ревностно охраняли свою территорию от чужаков. Тем более от таких серьёзных, как Овчинников.

— А если я скажу, что мы можем помочь вам решить эту проблему?

Павел Акимович недоверчиво посмотрел на меня:

— Каким же образом, Александр Васильевич?

— Нам досталось небольшое помещение на Большой Морской улице. Прямо в центре ювелирного квартала. Бывшая «Артель Пилина». Да, магазин не самый большой, но место хорошее и проходимое.

При упоминании Пилина Холмский слегка вздрогнул, но промолчал. Василий внимательно наблюдал за моими манёврами.

— Пилин… — протянул Овчинников. — Тот, что подставил вашу семью?

— Именно он. После суда его профессиональное имущество конфисковали, а помещение передали нам в качестве возмещения ущерба. Нам второй магазин на той же улице не нужен, и мы планировали сдавать место в аренду.

— И вы готовы предоставить его нам?

— На крайне выгодных условиях, как партнёру.

Василий украдкой кивнул мне. Да, можно было сдать место очередному «Лунному свету», который уже несколько лет не мог закрыться. Но я придумал вариант поинтереснее.

— Магазин будет работать под вывеской «Овчинников и партнёры. Представительство в Санкт-Петербурге». Но все будут знать, что помещение принадлежит Фаберже. Это даст вам негласную протекцию с нашей стороны, — добавил отец.

Я видел, как в глазах Павла Акимовича загорелся интерес. Он был достаточно опытным коммерсантом, чтобы понять ценность предложения.

— А что вы… получаете взамен?

— Надёжного союзника среди московского купечества, — улыбнулся я. — Быть может, и у вас со временем найдётся помещение под один из наших магазинов.

Василий кивнул с одобрением. Он тоже видел перспективы такого альянса.

— Павел Акимович, — добавил отец, — в Петербурге немного другая клиентура, чем в Москве и губерниях. Требовательная к качеству и моде, но платежеспособная.

Овчинников встал и прошёлся по кабинету, обдумывая предложение. Было видно — мысль его увлекла.

— Знаете что, — наконец сказал он, — а это может сработать. У меня как раз есть толковый приказчик, который мечтает о самостоятельности. Иван Краснов, вы его видели. Можно поставить его управляющим петербургского магазина…

— Отлично. Краснов производит впечатление дельного человека.

— Александр Васильевич, вы меня искушаете! Петербургское представительство — это же мечта любого торговца. Тем более на таких условиях…

Я улыбнулся ещё шире.

— Тогда почему медлите?

Овчинников решительно протянул руку Василию:

— Василий Фридрихович, по рукам! И с партнёрством по браслетам, и с петербургским магазином.

Отец крепко пожал протянутую руку:

— По рукам, Павел Акимович. Добро пожаловать в Петербург!

— Остаётся оформить всё юридически, — заметил я. — Через неделю приезжайте к нам с юристами. Подпишем документы, покажем помещение, обсудим детали.

— Обязательно приеду! И Краснова с собой захвачу — пусть посмотрит на будущее место работы. Значит, через неделю увидимся в столице!

Дом Холмских располагался в Замоскворечье, в паре километров от завода Овчинниковых.

Двухэтажный особняк из красного кирпича, построенный ещё дедом Николая — солидно, но без особых изысков. Архитектура честно сообщала: здесь живут люди дела, а не поклонники роскоши.

Нас встретил сам хозяин — Михаил Петрович Холмский, мужчина лет пятидесяти пяти с хмурым лицом и тяжёлым взглядом. Крепкое рукопожатие, прямая спина, никаких лишних улыбок. Сразу понятно — человек привык командовать и не терпел возражений.

Холмский быстро представил нас, и я заметил, что парень робел в присутствии отца. Понятно. Это будет не просто ужин, а экзамен. Даже забавно.

— Милости просим, господа, — сказал он сухо. — Михаил Петрович. Слышал много о доме Фаберже.

Рядом с ним стояла жена — Анна Васильевна, женщина средних лет в простом тёмном платье. Она поклонилась нам и сразу отошла в сторону, потупив взгляд. Классический образец купеческой жены старой школы — хозяйственная, но держащаяся в тени мужа.

— Проходите в столовую, — пригласил Михаил Петрович. — Анна Васильевна постаралась.

Интерьер дома подтверждал первое впечатление. Добротная старинная мебель из тёмного дерева, иконы в углу, никаких современных новшеств. Даже электрическое освещение выглядело недавним и не вполне желанным дополнением. В сервантах стояли ряды медной посуды с завода Холмских.

В столовой к нам присоединился ещё один член семьи — младший сын Павел, парень лет шестнадцати. Худощавый, серьёзный, он явно был копией отца в юности. Поклонился нам молча и сразу отошёл к стене.

Николай выглядел напряжённо. Дома он превращался из уверенного в себе стажёра в послушного сына, старающегося не попадаться на глаза грозному родителю.

— Садитесь, господа, — Михаил Петрович указал на стулья. — Николай рассказывал о ваших делах. Интересно послушать из первых уст.

Стол был накрыт по-московски обильно: щи, жаркое, пироги, соленья. Анна Васильевна лично суетилась над столом, следя за тем, чтобы все попробовали каждое блюдо, но к разговору не присоединялась.

— Скажите, Василий Фридрихович, — начал хозяин, покончив с супом, — правда ли, что в Петербурге нравы совсем распустились? Слышу разные россказни. Якобы, даже дворянские девицы носят короткие юбки и выставляют свои прелести на всеобщее обозрение.

В некоторой степени распущенными нравы были с самого основания столицы, когда аристократии велели обязательно участвовать в Ассамблеях. Впрочем, в Москве гуляли не меньше. Просто в Петербурге к этому относились немного проще и не прятались.

— Смотря что понимать под распущенностью, — осторожно ответил отец. — Город живёт активной светской жизнью, это правда.

— То-то и оно! — Михаил Петрович укоризненно покачал головой. — А наш Николай туда рвётся, словно мёд там разливают. Боюсь я за мальца — столичный блеск голову вскружит.

Николай покраснел, но промолчал. Василий Фридрихович мягко улыбнулся:

— Михаил Петрович, ваш сын производит впечатление серьёзного и ответственного молодого человека. Думаю, дурное влияние ему не грозит.

— Дай-то Бог, — вздохнул хозяин. — Только вот способности его к ювелирному делу… Сомневаюсь я. Руки не те, глаз невнимательный. Ну да, дар проявился, от отца моего передался. Но не артефакторская это натура. В детстве даже крупу нормально перебрать не мог, а тут — в ювелиры захотел!

Я заметил, как Николай невольно съёжился. Публичное принижение собственного сына — это уже слишком.

— Михаил Петрович, позвольте не согласиться, — сказал я спокойно, но твёрдо. — За время работы с нами Николай показал себя способным учеником. У него отличный глазомер, твёрдая рука и, главное, понимание сути дела. И в академии талант Николая оценили — я лично разговаривал с его преподавателями.

Холмский-старший удивлённо поднял брови:

— Да ну?

— Вы недооцениваете сына, — перебил я. — Николай освоил технологию модульных браслетов быстрее многих наших опытных мастеров. Более того, он предложил несколько улучшений, которые мы внедрили в производство.