Вторая молодость Фаины (СИ) - Хайд Адель

Заметив, что я взяла его в руки, Валентина Егоровна тихо сказала:

— Оно пришло уже после того, как Сергея Николаевича арестовали.

Я открыла письмо, и не без удивления увидела, что матушка сообщает о своём выезде из Парижа для окончательного оформления сделки по передаче земли Вышинскому. Письмо было от третьего числа.

— Валентина Егоровна, а вы не подскажете, — спросила я, похолодев, — сколько ехать из Парижа до Санкт-Петербурга?

— Поезд должен прибыть либо сегодня вечером, либо завтра утром, — ответила она.

— Какая прелесть… — пробормотала я, а вслух спросила: — Как вы думаете, Валентина Егоровна, куда Анна Игнатьевна направится, если у неё нет жилья в Петербурге?

— Скорее всего, в гостиницу, — ответила она. — И будем надеяться, что там она прочитает газеты, в которых есть новость о шумном аресте Сергея Николаевича.

— А я вот думаю, что газет она не прочитает, — сказала я. — И отправится она, скорее всего, к вам. Сюда.

— Возможно, — кивнула Валентина Егоровна, — но я её не приму.

Я улыбнулась:

— И это весьма уместно, — сказала я, — но мне бы всё же хотелось разобраться с этой женщиной раз и навсегда.

Я вздохнула и рассказала Валентине Егоровне, что начала процесс исключения Анны Игнатьевны из рода.

— И вот теперь мне, наверное, стоит встретиться с Анной Игнатьевной, — сказала я, — чтобы об этом ей рассказать.

— Тогда вы считаете, что мне стоит принять её? — уточнила Валентина Егоровна.

— Нет. Вы можете не принимать. Просто передайте, пожалуйста, ей, что я буду ждать её в ресторане «Донон» на обед.

— А когда? — спросила Валентина Егоровна.

— Как только от вас придёт лакей с известием, что Анна Игнатьевна «приглашена» мной на обед.

На лице Валентины Егоровны появилась лёгкая улыбка.

— Да, Фаина Андреевна, — сказала она, — не знал мой супруг, с кем он связывается.

И мы обе посмотрели друг на друга понимающе.

***

Алексей

Вот и настал четверг. Несмотря на то, что Алексей уходил рано, матушка присоединилась к нему за завтраком, села напротив, посмотрела укоризненно и спросила:

— Какие на сегодня планы, сынок?

— Только дела, матушка, только дела, — ответил Алексей.

— А что всё-таки думаешь по поводу Наденьки Леонтьевой?

— Матушка, не давите. Недосуг мне пока думать о женитьбе, — сказал он устало.

Агриппина Александровна поджала губы:

— Алёша, не хочу на тебя давить, но года-то идут… Я тоже не молодею. А мне уже так внуков хочется…

— Матушка, да вы никак романов перечитали, — укоризненно сказал Алексей и улыбнулся.

— Ну что ты, Алёша! Неужто считаешь, что я на искренние эмоции не способна?

— Вы, матушка, слишком умны для того, чтобы поддаваться искренним эмоциям, — с теплотой отозвался он.

Агриппина Александровна вздохнула и с невысказанной гордостью подумала про себя: «Ну вот что с ним делать, вырос сын. Всем хорош —  умён, честен, открыт.»

Она посмотрела, как сын, собравшись, уходит. Представила рядом с ним хрупкую, невысокую, мечтательную Надежду Леонтьеву… Да и поняла вдруг, что не хочет, да и не будет, давить на сына.

Всё, что от матери требовалось, всё сделала. А дальше… пусть сам решает. Его жизнь.

За сыном захлопнулась дверь. Агриппина Александровна кликнула слугу и приказала:

— Вещи собирай. В Москву поеду. Погостила и будет.

А у Алексея сегодня день был действительно расписан чуть ли не по минутам: и встреча с поставщиками, пробный запуск оборудования на фабрике, найм нового управляющего, встреча с подрядчиками на выставке и обед в «Дононе» с другими номинантами, с кем конкурентно не пересекался, но сотрудничество совместное развить можно.

Глава 64

Фаина

К удивлению Валентины Егоровны Вышинской и к моему искреннему «удовольствию» Анна Игнатьевна не заставила себя ждать, появившись в Петербурге с помпой, и с любовником.

Записку от Валентины Егоровны я получила поздно вечером в среду и сразу же отправила ответ, что в четыре пополудни в четверг буду ожидать Анну Игнатьевну в ресторане «Донон», что на набережной реки Мойки. Конечно, хотелось бы мне пойти туда вместе с Алексеем, но было неловко его тревожить, и я поехала к Аркадию Никифоровичу Кошко.

Я взяла с собой письма, которые мне передала Валентина Егоровна, и показала их главному сыскарю Российской империи. Кошко просмотрел письма при мне, но попросил оставить и на обед согласился.

– Чего добиться желаете, Фаина Андреевна? – спросил он, лукаво прищурив глаза.

– Так, Аркадий Никифорович, правды. Чего же ещё?

– Нет, Фаина Андреевна. Правду вы уже нашли, – сказал Кошко. – И повторю: чего добиться желаете?

– Добиться желаю, Аркадий Никифорович, чтобы Анна Игнатьевна навсегда забыла дорогу ко мне. И меня, желательно, тоже. Чтобы никто больше не связывал имя Стрешневых с Анной Игнатьевной. Пусть живёт уже самостоятельно и на свои средства. А если денег и занимает, то не под моё имя.

– Вот, – сказал Аркадий Никифорович, – теперь это чистая правда. Я бы ещё адвоката вашего пригласил.

– Да он в Екатеринбурге, как я его позову? Здесь у меня только нотариус есть.

– Нотариус хорошо, Фаина Андреевна, но адвоката лучше. А не против ли вы, если я своего приведу? – спросил он.

– Буду только рада, – сказала я.

– Вот и ладненько, – улыбнулся Кошко. – Вот и договорились.

Потом он посмотрел ещё раз на меня лукаво:

– А вы что-то ведь ещё мне хотите сказать, Фаина Андреевна?

– Аркадий Никифорович, вы прям насквозь видите, – сказала я и осторожно, пока не начиная, высказывать то, что хотела, спросила: – Вот вы довольны тем, как дело закрылось?

– А почему вы об этом спрашиваете, Фаина Андреевна?

Я подумала: «Вот ты, Фаина, с кем села «играть в карты»?! Аркадий Никифорович сам кого хочешь переиграет».

– Не кажется ли вам, Аркадий Никифорович, что есть некая недосказанность в этом деле, как будто бы не все «карты открыты»?

Я даже привела ему аналогию карточной игры, потому что ничего другого мне в голову не пришло.

Кошко вздохнул:

– Есть, Фаина Андреевна, а что вы по этому поводу думаете? У вас есть подозреваемый?

Я кивнула:

– Думаю, что есть ещё один человек. Правда, доказательств у меня нет, но всё так складывается, что без этого человека ничего бы не получилось. Особенно там, между деревнями, на моей земле.

– Уж не градоначальника ли Екатеринбурга вы имеете в виду, Фаина Андреевна? – улыбнулся Кошко.

– Да, его, – коротко ответила я. – Михаила Ананьевича Нурова. Но обвинение выдвигать не готова, как говорится, не пойман – не вор.

– Да поймать-то дело нехитрое, – сказал Кошко. – Вот только помощь мне будет снова нужна.

– А скажите, Аркадий Никифорович, вы не знаете, Вышинский про него ничего не говорил?

– Вышинский молчит, Фаина Андреевна. Ему сейчас говорить нельзя.

– Почему?

– Потому как чем больше он говорит, тем больше получит. Так что пока он допрашивается только по одному делу – по-вашему.

Я покачала головой. Даже здесь, в императорской России, всё те же издержки правосудия. Украдёт кто-то пятак – и на каторгу по этапу. А здесь человек государство годами обкрадывал – и определить ничего не могут. Но вслух сказала:

– Может быть, эти письма помогут? Или, может быть, Аркадий Никифорович, клич кинуть?

Кошко недоумённо на меня посмотрел.

Я постаралась пояснить:

– Ну, как-то объявить об этом, и пострадавшие сами придут. Пообещать, что вернётся, ну хотя бы часть, людям, у кого он имущество отобрал.

– Идея интересная, – задумчиво произнёс Аркадий Никифорович. – Может, и будет иметь смысл. Да только я-то уже здесь ни при чём, Фаина Андреевна. Я же на государственной службе более не служу, но бывшим коллегам передам.