Тю! И страшнее видала! (СИ) - Орлова Марина

Проснулась я оттого, что спину припекало. Оказалось, так я и провела свою первую ночь за разделочным столом, что не могло остаться без последствий, и я болезненно застонала от боли в затекшем теле. Сейчас, при дневном свете, что лился из пыльных, но панорамных окон, было отчетливо видно, что зрелище я собой представляю нерадостное, точно работник скотобойни – не иначе. Даже с учетом того, что перед сном я умывалась и оттерла руки влажным полотенцем. Еще и волосы растрепались и слежались из-за засохшей крови.

Предстать в подобном виде перед инспектором никак нельзя, значит, нужно подготовиться: помыться, переодеться и прибраться, ибо кухня тоже выглядела паршиво.

«Работы непочатый край» – проворчала я мысленно, так как даже разговаривать было лень.

– Кушать хочется… – вздохнула я, вспомнив, что со вчерашнего дня ничего не ела, и надо бы проверить свой багаж, там у меня должны быть скромные запасы еды, которыми меня снабдили на первое время. А еще прикидывала, что сегодня привезет мне инспектор. – Мясца бы… красного, жареного... даже с кровью сойдет... – мечтательно протянула я в ответ на свои мысли. Но это так, лирика. Прежде чем что-то приготовить, нужно убраться, привести себя в порядок, встретить инспектора и убедить его, что я не представляю опасности для окружающих. Говоря об окружающих… – Кстати, надо бы проверить болезного… – вздохнула и, кряхтя, потянулась, чтобы открыть глаза и понять, что недавно припекающее утреннее солнышко внезапно что-то загородило. Взгляд упал на столешницу передо мной, где я отчетливо видела огромную рогатую тень, что склонялась ко мне с когтистыми руками, с которых свисало нечто похожее на извивающихся змей.

От испуга резко встала со своего места и взвыла, с размаху врезавшись темечком во что-то твердое. Надо мной взвыли сильнее, а я бухнулась обратно на свое место, но от силы удара табуретка подо мной треснула и стала заваливаться. Я вместе с ней и рефлекторно протянула руку, чтобы ухватиться за столешницу и удержать равновесие. Но моя удача и тут показала мне фигуру из трех пальцев, потому вместо столешницы мои пальцы ухватились за валяющуюся балясину, которую я вчера оставила на столешнице. Потому мой полет назад не только не замедлился, но и ускорился, а я замахала руками, не заметив, как та самая балясина, в которую я вцепилась мертвой хваткой, прошлась с глухим стуком по чему-то твердому, но, до странного, знакомому.

После этого я рухнула на спину, но вместо ожидаемой боли ощутила, что приземлилась на что-то мягкое.

С опаской осмотрелась и пораженно моргнула, заметив, что лежу спиной на вновь бессознательном «болезном», по чьей головушке я в очередной раз прошлась палкой. В кои-то веки я задумалась, что кому-то может не везти по жизни даже больше, чем мне.

– Да что б тебя! – выругалась я, осматривая мужчину, который не только очнулся, но смог даже подняться, для чего ему пришлось порвать несколько бинтов. Их-то я и приняла за нечто зловещее и извивающееся. – Ничему его жизнь не учит! – проворчала я, потирая ушибленную макушку, которой врезалась в мужчину.

И вот странно… если извивающиеся ленты в его тени обоснованы порванными бинтами, то когти и рога? Неужто, вновь померещилось? Не слишком ли часто?

Но сейчас передо мной лежал все тот же человек, без рогов и когтей, которого я ночью так упорно перевязывала.

– Ладно, не время думать об этом, – потерла я лицо руками и поднялась на ноги. – Раз смог развязаться и подняться – жить будет, – заключила я и немного расслабилась. Значит, за убийство не сяду! Да я – просто мастер! За ночь на ноги подняла. Опять уронила, но это уже другой вопрос, нечего было подкрадываться и пугать. Может, мне надо было на медицинский поступать? Кажется, это – прямо мое, талант чувствуется! – А черепушка у него довольно крепкая… – постучав балясиной по своей руке и прикинув вес, с уважением протянула я.

А затем занялась делом. Перетаскивать мужчину не стала, но от щедрот души накрыла того одеялом, а на ушибленную головушку компресс, щедро смоченный холодной водой, положила, отчего под головой образовалась лужица. Ну, ничего, у него и на затылке шишки есть, холод им не помешает! Какая я заботушка!

Затем пошла по своим делам, ибо время поджимало.

Глава 3

«Ну почему именно он?» – мысленно взвыла я, полагая, что каждому невезению должен быть предел. Но это правило, очевидно, не про меня. Иначе как объяснить, что из всех возможных кандидатов в качестве инспектора ко мне наведался капитан королевской гвардии Иан Широн? Помимо того, что подобное занятие, как проверка преступницы в ссылке, было ему не по рангу, по совместительству он был лучшим другом кронпринца и второстепенный любовный интерес Люсиль в оригинале романа, с которым принцу приходилось соревноваться за внимание героини.

По итогу Люсиль приняла чувства именно кронпринца (а как иначе?), а не благородного и преданного капитана, который поклялся защищать ее на своей рыцарской чести еще до помолвки с принцем. Понимаете всю иронию и искренность человека, который был обязан быть предан лишь королевской семье, но из-за своих чувств посягнул на верность дочери постороннего дворянина.

И ему это простили, словно так и должно быть... А мне чуть что – сразу измена короне! Чувствуете? Чуете, как двойными стандартами пахнуло?

Читая роман, это не казалось мне таким абсурдным поступком, скорее отражение искренности мужчины по отношению к любимой, вопреки долгу и чести. Сейчас же ситуация не могла не напрягать, учитывая с каким фанатичным типом мне придется иметь дело, который ради женщины не побоялся поставить на кон все, что у него есть. Наоми Иан искренне и жгуче ненавидел за ее нападки по отношению к Люсиль, и был тем самым человеком, который поймал и запихнул настоящую Наоми в тюрьму для дальнейшей казни.

Наверняка весть о том, что казни не будет, его неимоверно бесит, раз уж бросил все свои дела и примчался аж в такую глушь, что ему было не по статусу. Ведь даже когда отвергли в пользу кронпринца, его вера и решимость защищать Люсиль до конца нисколько не пошатнулась.

Даже сейчас одного взгляда было достаточно, чтобы понять насколько его корёжит от каждого моего вздоха, которого, по его мнению, я недостойна.

И вот этот человек приехал в качестве инспектора, от которого зависит моя дальнейшая судьба. Его выводит из себя даже то, что я все еще дышу. О непредвзятости и речи быть не может!

– Вы проделали долгий путь, – старательно давила я из себя лыбу, когда приветствие затянулось, и неловкость стала просто невыносимой.

– Поберегите силы, мисс, – не скрывая злорадства, произнес этот светловолосый красавчик, указывая на то, что я, возможно, навсегда потеряла статус аристократки, пока корона официально не амнистирует меня.

То есть, я сейчас не просто преступница, но и простолюдинка. Родителей Наоми я, кстати, так и не увидела. На суд они не явились, вероятно, не желая лично лицезреть позор рода в моем лице. Но и после суда не объявились даже попрощаться. Впрочем, для меня так даже лучше, учитывая, что мне известно о них – люди они неприятные. Сомневаюсь, что они примут меня в семью даже после возможной амнистии. Скорее всего, если такое случится, мне даруют новый титул или прямой наводкой выдадут замуж по расчету, потому можно считать, что родителей в этом мире у меня и нет вовсе, и не переживать, что буду раскрыта, как одержимая.

– Просто для понимания, – холодно проскрежетал он, сурово взирая на меня. – Других вы, может, и смогли обмануть, но я ни в жизнь не поверю, что такой подлый человек, как вы, может искренне раскаяться. Как по мне, вы не понесли заслуженного наказания, и к вам были излишне снисходительны во многих аспектах, что я непременно буду оспаривать в будущем.

Ну, интуиция его не подводит. Настоящая Наоми бы не раскаялась, а мне банально не за что чувствовать себя виноватой, и я просто разыграла сцену, так что об искренности и речи быть не может.