Горькое дыхание джунглей (СИ) - "Ортензия"

— Йяоу, — согласился я, сообразив, о каком продукте идёт речь, — и что? Ты до сих пор не знала, что она у нас есть?

— Нет, — и Ния медленно начала передвигать голову слева направо, — не обращала внимания.

— Но мы всегда в еду кладём йяоу.

— Да, — согласилась Ния, — было очень вкусно, но не знала почему.

— А ты не видела, что сыпали в тазик при первой нашей встрече, чтобы твои ножки распарились? — ехидно спросила Элен.

Ния на секунду задумалась и лишь потом округлила глаза:

— Это была йяоу?

Да уж, с наблюдательностью в племени полный швах.

Я кивнул и поинтересовался:

— А вы что, не кушаете йяоу?

Кстати, для меня это было неожиданностью, но слово «еда» отсутствовало в лексиконе Нии. Ирландец научил слову: «кушать». А я думал, только в России в ресторане можно было водочки откушать. Оказывается, супостаты и сами её жрали. Во всяком случае такого слова как «есть» в словарном запасе у ирландца не оказалось и каждый день приходилось Ние напоминать, что еду едят.

— Нет, — голова Нии снова качнулась из стороны в сторону.

Вот же. Ну и откуда мне было знать, что они не употребляют соль.

— И почему не кушаете? — решил уточнить, какой дух или какая религия не позволяет им есть солёную пищу.

Ответ меня немного ошарашил.

— Потому что, — ответила дочка вождя, — у нас её нет.

Ну что ж, вполне логично, если соли нет, то и есть её никто не будет.

— Но вы всё же знаете, что это такое?

— Да, — подтвердила Ния, — только у нас была другая. Белые камни. Их можно было лизать, когда кушали.

Как коровы, вот интересный вопрос, а животинки могут обходиться без соли?

— И куда они подевались? — уточнил я по поводу камней.

— Закончились.

Ну да, мог и сам догадаться.

— А где вы их брали?

— Далеко. Тот, кто ходил туда, давно ушёл на остров мёртвых. Там был родник с йяоу, очень далеко. Много дней пути.

— Так поэтому Таонга подняла такой гвалт, что вы все примчались увидеть чудо?

— На йяоу можно поменять очень много, — проговорила Ния присев на корточки. Что-то поискала на земле и, подняв камушек чуть больше ореха, протянула его мне, — за это можно выменять у вождя племени любую женщину. Йяоу это большое преимущество.

Увы, такое слово, как ценность в лексиконе батутси не было. Я объяснил значение, и Ния согласно кивнула.

— Йяоу это ценность. Оружие — это ценность. Твой дом — это ценность.

И дальше стала перечислять вещи, которые имелись в нашем хозяйстве. Потом, поразмыслив, вздохнула и добавила:

— Ценность, сложно запомнить. Преимущество легко.

Я бы поспорил, но ладно, пусть будет преимущество.

Однако я и не знал, что с солью в Африке так туго. Стоило взять на заметку. И порадовался, что шкуру крокодила выкинул, а не истребил на неё редкий стратегический продукт. А ведь была мысль.

— Хорошо, — кивнул я, — теперь ты знаешь, что у нас это есть. Наверное, нужно успокоить всех и продолжить сбор?

Содержимое бидонов решил даже не показывать, чтоб у девчонок инсульта не приключилось от увиденного.

— Да, — нехотя согласилась Ния и вздохнув, повела девушек к полю.

А я, в тот момент, задумался над изучением языка батутси. И ещё не зная, сколько слов в нём, добавил ещё одно.

Как выяснилось, «спасибо» в словаре племени отсутствовало. Благодарили сам продукт деятельности. Если это была еда, говорили: «вкусно» и так далее. Я решил это неправильно и растолковал им, что на самом деле означает слово спасибо. Понравилось и уже вечером услышал, как они благодарят друг друга, делая при этом важные лица. Ну и ничего, что слово звучит на русском. Нужно будет внедрить им таких слов несколько десятков, чтобы периодически слушать родную речь.

И ещё об одном происшествии стоит упомянуть, которое произошло в предпоследний день нашего пребывания в посёлке батутси. Я как раз делал небольшой обход, когда услышал, как кто-то громко матерится на французском языке. В принципе, французский мат и не мат вовсе по сравнению с русским и самое страшное ругательство, которое я слышал от одного француза богохульника — что его жена — дочка женщины лёгкого поведения. Ну и где здесь нецензурное сквернословие? Но сам факт. Дженни орала и материлась на всю округу. Услышал её более чем за километр. Внучка президента, леди. И откуда леди знает столько ругательных слов? Понятное дело, Элен довела девчонку до ручки, раз уж та разошлась не на шутку, и крик её слышен за пределами деревни. Я даже припустил лёгким бегом, поскольку текст Дженни выражал такой широкий спектр сильных эмоций, на который Элен не могла не ответить. Но беда была в том, что от белокурой красавицы не доносилось ни звука, и я начал опасаться, что Дженни, прежде чем предложить стать ей северным оленем, огрела чем-то тяжёлым по голове. Или почему неслышно перебранки?

Каково же было моё удивление, когда, почти добежав до места ссоры, я нос к носу столкнулся с блондинкой, которую разбудили вопли Дженни.

Заметив меня, Элен махнула рукой, и заспанным голосом спросила:

— Что там Алекс? Я полночи не спала и такие крики. И что за дурацкие выражения? Кто беременная макака?

Выглянув из-за хижины, мы наконец-то узрели, с кем разговаривала наша француженка, и Элен, которая ещё несколько секунд назад хотела спать, ошарашенно остановилась. И не только она. И я встал словно в ступоре, потому как ничего подобного не ожидал.

Дженни орала на Акоко и Таонгу. Ну и раз Ния стояла в нескольких шагах от них, то, вероятно, какая-то доля доставалась и ей. На французском! И зачем? Кроме меня и Элен никто никогда не узнает, что предки этих девочек произошли от ослиц и бегемотов. Вот выдала. Никогда не слышал, чтобы кто-то пытался их скрещивать. И что? Вот такие изящные куколки получались? Ну тогда зря перестали экспериментировать в XXI веке, если вспомнить женщин из МИНУСКи. Нужно возвращать прежние технологии.

Акоко и Таонга тем временем стояли перед Дженни чуть ли не по стойке смирно. Словно два птенчика, слегка приоткрыв свои клювики и в полном непонимании, почему мама, вместо того чтобы дать вкусного червячка, так сильно сердится. Ния зависла с отломанным куском ветки, который она зажала между зубов и с алюминиевой кружкой в левой руке. Стояла и тоже ничего не понимая, хлопала ресничками.

— Вмешаемся? — спросила Элен. Она уже успела достать из кармана свой смартфон и теперь снимала всю эту мизансцену крупным планом, — или пусть себе орёт, они всё равно не понимают ни слова. А чтобы не расплакались, скажем им потом, что Дженни их хвалила за усердие.

— Ну вот чего ты несёшь, — возмутился я такой постановкой вопроса, — пойдём узнаем, что произошло, пока она их не стала палкой колотить. Явно что-то из ряда вон выходящее.

И я, подойдя ближе, негромко поинтересовался у Дженни, какие действия этих юных особ заставили прийти в такое негодование. Так сказать, попытался всё свести к шутке и успокоить нашу африканочку. Куда там, увидев меня, Дженни разошлась ещё сильнее, правда, образы туземок всё же стали гораздо приличнее.

— А почему северный олень, — я улыбнулся самой безмятежной улыбкой, — это ты где такого набралась?

Дженни нахмурилась, словно вспоминая, что она кричала туземкам, потом кивнула.

— Один знакомый француз говорил, что парижанки очень не любят, когда их называют самками северного оленя.

Я и Элен заржали одновременно. Именно заржали, потому что наш громоподобный хохот даже Мефистофельским нельзя было назвать.

Дженни обиделась, надула губки, сдвинула брови и глядела на нас, как царица Иезавель, когда та придумывала очередной коварный план.

Ну и чего обижаться, спрашивается? Где она здесь парижанок увидела? У меня даже слёзы выступили и ноги стали подкашиваться. Очень давно так не смеялся. Но не успел я вытереть глаза, как Элен задала ещё один вопрос:

— А про ослиц и бегемотов? Тоже француз?

Сам хотел спросить. Очень любопытно послушать, где Дженни набралась таких выражений. И про беременную макаку.