Похоже, я попала 2 - Фарг Вадим

Мы весело шлёпали по грязи, направляясь строго на юг, уже столько времени, что я сбилась со счёта. Белый и пушистый снег, который так радовал глаз в Вересково, куда-то испарился, оставив после себя только хмурое небо и дороги, превратившиеся в сплошную коричневую кашу. Лес тоже решил сменить имидж. Вместо стройных сосен и кудрявых берёзок, которые напоминали о летних деньках, нас теперь провожали взглядами скрюченные, словно от радикулита, деревья. Они были с ног до головы укутаны в седой мох, будто столетние старики в рваных шубах. Воздух стал густым и липким, и пах он совсем не свежей хвоей, а скорее заброшенным прудом и вселенской грустью.

– Хозяйка, а мы точно-точно на юг идём? – раздался писклявый голосок моего верного спутника. Он уже давно променял свой личный карман из дорогого меха на место поближе к моему телу, под плащом, где было теплее. – Что-то я не чувствую аромата спелых бананов и кокосового молока. Тут пахнет, как у дедушки в погребе, когда у него банка с огурцами взорвалась. И мокро! У меня все чешуйки уже раскисли и выглядят, как варёные макароны!

– Карта утверждает, что на юг, – пробурчала я, уже в тысячный раз разворачивая помятый пергамент, подарок от Дмитрия. – Значит, идём на юг. Наверное, это какой-то неправильный юг. Юг с сюрпризом, в виде болот.

И сюрпризов в виде болот становилось всё больше и больше. Вскоре наша широкая дорога превратилась в узенькую тропинку из скользких брёвен, которые, кажется, вот-вот развалятся. По обе стороны от этой тропки что-то аппетитно чавкало, булькало и вздыхало. Это была бурая, дурно пахнущая жижа. Из густого тумана, который висел в воздухе круглые сутки, доносились всякие подозрительные звуки: то какая-то птица закричит так, будто ей на хвост наступили, то на болоте лопнет огромный пузырь с неприличным хлюпаньем.

Только к вечеру, когда мы уже отчаялись увидеть что-то кроме тумана и грязи, впереди замаячили огоньки. Это оказалась деревня. Ну, если можно назвать деревней десяток кривых домишек, которые сбились в кучку на маленьком островке посреди этого бесконечного болота. Дома, будто испуганные цапли, стояли на высоких сваях, явно не желая знакомиться с местной жижей поближе. От всей этой картины, включая название деревни – Топь, – веяло такой тоской, что ноги сами просились развернуться и унести меня отсюда подальше.

– Ну и дыра, – со знанием дела протянул Шишок, высунув наружу только кончик носа. – Хозяйка, официально заявляю: это самое депрессивное место на свете. Даже в гостях у Кощея было как-то позитивнее. Там хотя бы паутина была сухая, винтажная. А тут сплошная сырость и плохое настроение. Давай лучше в лесу заночуем, а? Я даже готов к встрече с комарами, честное слово!

– В лесу комары устроят из нас шведский стол, а здесь есть хотя бы призрачный шанс на горячий ужин и сухую кровать, – возразила я, хотя самой было жутковато. – Потерпи, мой колючий друг. Утром сразу же сбежим.

Местные жители оказались точной копией своей деревни. Хмурые, тихие, с лицами цвета болотной грязи и абсолютно пустыми глазами. Они смотрели на нас долго и как-то нехорошо, но молчали. Казалось, они давно забыли все слова, кроме вздохов.

Единственное место, похожее на харчевню, – кривой сарай с гордой вывеской «Утопленник» – встретило нас таким букетом ароматов, что у Шишка снова отсырели чешуйки. Пахло кислой капустой, дешёвым табаком и почему-то дохлой рыбой. Внутри за столами, сколоченными из неструганых досок, сидели несколько мужиков. Они не пили, а скорее медитировали, уставившись в кружки с какой-то мутной жидкостью.

Я выбрала самый тёмный угол, заказала у хмурого хозяина миску рыбной похлёбки, от которой несло тиной, и постаралась слиться с обстановкой.

«Похлёбка? – заверещал у меня в голове Шишок. – Хозяйка, ты это серьёзно? Ты собираешься ЭТО есть? Да от одного её вида мой аппетит ушёл в отпуск на сто лет вперёд! Она на меня смотрит! Там плавает глаз! Настоящий рыбий глаз! Он подмигивает! Это не суп, это какой-то мутант!»

Я мысленно приказала ему замолчать, зажмурилась и с горем пополам отправила в рот первую ложку. Вкус был ещё хуже, чем запах.

И тут до меня донёсся шёпот. За соседним столом сидели два рыбака. Они говорили так тихо, что пришлось напрячься, чтобы хоть что-то разобрать.

– …снова, – шептал один, бородатый и крепкий. – Ночью. У Прохора утащили. Младшенькую, Анютку.

– Да что ж за проклятье-то, – ответил ему второй, худой и беззубый. – Третья за месяц. И опять – ни следа, ни скрипа. Будто и не было девочки.

Моя ложка замерла на полпути.

– Окно было закрыто, дверь на засове, – продолжал бородач. – Утром проснулись – а кровать пустая. Прохор чуть умом не тронулся. Всё болото вокруг излазил. Ничего. Как сквозь стену унесли.

– Болотник, – испуганно прошептал беззубый. – Его работа. Обиделся на нас за что-то. Детей к себе забирает. Жертву ему надо.

– Да какую жертву, остолоп, – зло зашипел первый. – Староста уже и барана ему топил, и мёд в болото выливал. Не помогает. Каждую неделю кто-то из деток исчезает. Скоро одни старики в деревне будут.

Я сидела и боялась дышать. Дети. Здесь пропадают дети. Прямо из своих кроватей.

«Хозяйка, ты слышала? – пропищал Шишок, и в его голосе не было ни грамма обычной весёлости, только ледяной ужас. – Детей воруют! Это же кошмар! Я требую немедленно эвакуироваться! Прямо сейчас! Пока нас тоже не украли! Я хоть и колючий, но вдруг я для болотника деликатес? В качестве десерта!»

Я отодвинула от себя миску с так и не съеденным супом-мутантом. Аппетит исчез окончательно. Я посмотрела на измученные лица людей за соседним столом. Я не могла просто встать и уйти, сделав вид, что ничего не слышала. Да, мой путь лежал на юг, к новым знаниям и приключениям. Но, кажется, сегодня моя дорога сделает небольшой крюк. Прямиком в это проклятое болото.

Глава 7

Таверна с жизнерадостным названием «Утопленник» оказалась именно таким местом, где хотелось утопиться, лишь бы не доедать местный деликатес – суп, в котором одиноко плавал чей-то очень удивленный рыбий глаз. Я лениво поковыряла ложкой в мутной жиже, но аппетита это, как ни странно, не прибавило. А тут еще, как назло, за соседним столиком два рыбака завели свою заунывную песню. Они шептались так громко, что не услышать их мог бы только глухой. Дети, мол, пропадают. А виноват во всем, конечно же, некий Болотник. Очень удобно, право слово. И вот эти взрослые, бородатые дядьки, вместо того чтобы взять вилы и пойти искать своих детей, таскают на болото подношения и дрожат от страха. Ну не цирк ли?

«Хозяйка, дорогая, мы же на юг собирались! К устрицам! – заверещал у меня в голове мой маленький спутник Шишок. Он так вжался в подкладку кармана, что, кажется, пытался слиться с ней на молекулярном уровне. – Ты слышала? Болотник! Это же как Водяной, только без чувства юмора и на вечной диете! А мы для него – ходячие консервы! Деликатес! Он нас схватит, утащит в свою мокрую квартиру и заставит слушать кваканье лягушек до конца времен! Я не подписывался на хоровое пение! Я хочу жареных орешков и спать в сухой кровати!»

Я решительно отодвинула миску. Все, с меня хватит. Аппетит и так был не очень, а после таких историй и вовсе сбежал в неизвестном направлении. Я огляделась: хмурый трактирщик, похожий на одного из гномов Белоснежки (того, что самый сердитый), понурые спины рыбаков, одинокая свечка, которая боролась с темнотой, но явно проигрывала. Да, можно было бы просто уйти. Бросить на стол пару монет, помахать ручкой и отправиться дальше, навстречу солнцу и теплому морю. Но что-то внутри меня взбунтовалось. Какая-то неправильность была во всей этой истории. Маленькая девочка, которая просто исчезла… Нет, так не пойдет.

– Нет, Шишок, – твердо сказала я, скорее самой себе, чем ему. – Придется задержаться.

– Что?! – пискнул он так, что у меня заложило уши. – Задержаться?! Ты предлагаешь нам стать главным блюдом на ужине у этого Болотника? Я объявляю протест! Забастовку! Я никуда не пойду! Мои чешуйки остаются здесь!