Жатва душ. Несущий свет (СИ) - Сугралинов Данияр

Когда рыбацкая деревня исчезла из виду, я ощутил усталость и прекратил грести. Осмотрелся, не обнаружил опасности: ни зомби, на катера Папаши, отметил, что течение несет меня, куда нужно. Пора восполнить энергопотери!

Я открыл банку тунца, отдал часть Крошу, а остальное сожрал сам. Затем к съедению были приговорены бобы, их я поглощал, опрокидывая банку в рот. Каждый глоток, казалось, наполнял меня энергией. «Живучесть» работала на полную мощность, перерабатывая пищу в строительный материал для регенерации.

Раны уже почти не беспокоили меня. Еда дала строительный материал для регенерации, и я чувствовал, как тело буквально на глазах восстанавливается.

Почувствовав, что прихожу в порядок, я снова подумал о друзьях. Когда его сестра Юлия получила по заслугам, как бы Папаша не решил сорвать на них зло…

Хотя откуда ему знать, что я — причина ее смерти? Кости всех пятерых обглодали зомби, поди пойми, от чего они подохли на самом деле. Тем более стали появляться более прокачанные особи, те же щелкуны.

Ладно, помочь друзьям сейчас не в моих силах, мне бы просто ночь пережить, восстановиться. Организм так требовал сна, что, зевая, я чуть челюсть не вывихнул.

Наконец я увидел свое временное убежище, погреб интенсивнее. Еще чуть-чуть, и я в безопасности! Упаду и буду спать, спать, спать…

Спрыгнув в кристально-чистую воду, я нырнул с головой, потер лицо, еще нырнул и принялся толкать лодку к берегу. Выволок ее, положил возле других и услышал знакомое «Уэ-э-э» и щелчки, доносившиеся из джунглей.

«Врешь, не возьмешь!» — подумал я и рванул к катеру. Зомби ночью побродили вокруг, но прорваться не смогли, так что укрытие надежное. Ну… относительно. Завтра надо будет искать что-то другое. Тот же третий отель… как он там называется? Что-то с Кали связано.

Я попытался открыть дверцу в каюту, но она не поддалась. Толкнул сильнее — без толку. Заклинило, что ли?

Бездушные высыпали на берег и двинулись ко мне не спеша, словно понимали, что я никуда не денусь. Котенок на моем плече ощетинился и заорал.

Ругнувшись, я навалился на дверцу и увидел движение в темноте каюты. Там кто-то был. Кто-то пришел в мое убежище и захватил его. Сон как рукой сняло.

— Откройте! Впустите меня! — крикнул я по-русски, затарабанив в каюту кулаками, потом попросил по-английски: — Оупен зе до! Лет ми ин, мать вашу так!

Бездушные неумолимо приближались. Меня с ним разделяли метров пять. И тут дверца открылась внутрь, я ввалился в каюту катера, едва удержавшись на ногах, сразу же заперся и лишь потом обернулся.

Это были мои старые знакомые пожилые немцы, Дитрих и Керстин Киндерманн, растрепанные, исцарапанные, но живые. Я встретил их в «Эвелин», когда они стучались в номер гуру Еремея, и помог им. Вот уж не думал, что они выживут! Причем не только выживут, но и преуспеют.

Они оба стали претендентами 2-го уровня, вот только здоровья у Дитриха было 65%, и оно неуклонно снижалось, но не из-за кровотечения, а из-за «Заражения II».

Увидев меня, Керстин всплеснула руками и затараторила по-немецки, из ее речи я вычленил только слово «русский». А, еще «шнелль» или как-то так. Что-то ей было нужно очень быстро, судя по всему, лекарства для Дитриха.

На ней была грязная футболка на два размера больше, светлые штаны, все в бурых пятнах. Крош спрыгнул с моего плеча, заскочил на грудь изможденному немцу, который занял то место, где прошлой ночью спал питомец, и накрылся пледом. Морщинистое лицо было красным, седые волосы сбились в колтуны, скрепленные засохшей кровью.

Немец сперва погладил котенка, который обнюхивал его, будто проводя диагностику, потом протянул мне руку, я ее пожал. Ладонь оказалась шершавой и слишком горячей.

— Я помню тебя, — сказал Дитрих по-английски. — Ты был прав. Это был мой шанс. Их нужно убивать. Мы становимся сильнее. Но почему так? Есть ли в этом какой-то смысл? Это какой-то кошмар, но мы не спим.

Плохо зная язык, говорил он простыми рубленными фразами, но так было даже лучше. Я понял, что он ссылается на мой ему совет в отеле «Эвелин», где для нас все началось.

Керстин подошла к нему, положила руку на лоб и заворковала по-немецки с такой любовью, что и мне досталось немного тепла.

Я задумался над словами Дитриха. Есть ли смысл в Жатве? Как можно ответить за несколько дней, когда за многие тысячелетия мы так и не поняли истинного смысла нашего существования? А тут, судя по всему, сверхразвитая цивилизация пришла порыться в нашем человейнике — покапать плавленым горящим пластиком с намотанного на палку пакета…

— Комм, лег дих шлафэн, — сказала Керстин.

Дитрих послушно лег и сказал на английском:

— Никто не понимает, что происходит. Все радиостанции молчат. Так везде?

— К сожалению, везде, — подтвердил его опасения я, и он устало закрыл глаза. — Старого мира, уютного и почти безопасного, больше нет. Нужно учиться выживать в новых условиях, Дитрих. Зомби пытаются убить нас, эволюционируют, а мы эволюционируем, убивая зомби.

Рассказывать им про Жатву и интерфейс я не стал. Очевидно, это информация только для «своих» — чистильщиков.

— Мы дети того мира, — с горечью сказал Дитрих. — В этом нам уже нет места, даже если мы отсюда улетим. Вышли на пенсию, думали, мир посмотрим. Как бы не так! Шайзе!

— На чем улетим? — переспросил я. — Аэропорт на соседнем острове, туда несколько километров по воде. Да и пилота поди найди, вдруг они обратились все?

— Не все. Я пилот, — признался Дитрих. — Но смысл отсюда улетать, когда тут мы можем перебить всех зомби и жить спокойно? Мир — слишком большой, а здесь…

Он закашлялся, а я подумал, что у них, видимо, нет детей и внуков, раз не к кому возвращаться. Я же… Я бы с удовольствием сорвался домой, в Самару, и нашел Светлану с Ваней. Или не нашел — и тогда рассуждал бы как Дитрих. В общем, я зубами впился в идею улететь отсюда и стал искать варианты. На острове полно яхт и катерков, почему бы не воспользоваться ими?

Однако Дитрих продолжил, обнуляя мои планы и преумножая надежды:

— В городке на этом острове есть небольшой аэродром.

Говорить ему было тяжело, он замолчал, чтобы отдышаться. Городок на острове был единственным, но добраться до него можно было только одним путем — через подземный тоннель под горой. Поверху, через дикие джунгли, может, и были пути, но я о таких не знал. Макс и Сергеич, знавшие об островке все, говорили, что через джунгли добраться до города нереально.

— Что за аэродром? — напомнил я о себе замолчавшему Дитриху.

Тот пожевал губами, вспоминая нить беседы, и продолжил:

— Не для всех, для избранных. Там я видел вертолет и самолет с турбированным двигателем. На нем можно добраться до крупного населенного пункта. — Он потянулся к бутылке воды, сделал несколько глотков. — Крупный лайнер я один не поведу. Это попросту невозможно. К тому же непонятно, в каком состоянии система навигации. Длительные перелеты, дозаправки, все это очень сложно. Взлетные полосы могут быть перекрыты. Да что угодно может случиться.

Дитрих устало закрыл глаза, и я заметил капли пота на его лбу и болезненно пульсирующую венку на виске.

— Вам плохо? — обратился я к нему, вдруг осознав, как ценен конкретно этот человек.

Не просто ценен — бесценен!

Киндерманны переглянулись. Я пригляделся к ним и уловил странное несоответствие с образами тех людей, которых видел раньше. Керстин тогда еле ходила, а сейчас вон как мечется по каюте, у нее изменилась осанка, и даже под слоем грязи видно, что кожа на лице разгладилась. А вот Дитрих выглядел неважно.

Вместо слов он поднял одеяло, показывая ногу, замотанную простыней в бурых пятнах.

— Мы проходили мимо бассейна, где плавал труп, — рассказала Керстин. — А это оказался зомби. Сильный. Особенный. Он плюнул и попал на ногу Дитриха. Мы убили этого зомби, но плевок прожег ткани до кости. — Она говорила на базовом английском, тщательно подбирая слова и помогая себе жестами.