Альфа-особь (СИ) - "Strelok"

Исаев перешёл от общей риторики к предложениям:

-Что с этим можно и нужно делать. Во-первых, распределённость. Ты уже сделал правильно, отправив три копии по стране. Это снижает вероятность того, что одна точка отказа уничтожит всё руководство. Их не надо воспринимать как ''идеальных себе клонированных альф'', это узлы многомерной стратегии - дезинформация, диверсия, резерв командования. Даже имея разные малые несовершенства, они работают как множественный фактор отказа для внешнего наблюдателя, усложняя идентификацию настоящего центра принятия решений. Во-вторых, контроль данных. Директор живёт за счёт информации. Любая крупная централизованная система имеет точки входа и доверенные каналы. Наша задача - создавать шум, ложные данные, фальсифицируемые метрики. Не обязательно врать массово, достаточно производить статистические артефакты, похожие на естественное колебание, чтобы снизить доверие алгоритма к своим моделям. В теории это уменьшает скорость и точность его корректировок.

-Что значит ''создавать шум''? -спросил Вадим. -Я твои умности иногда не понимаю.

-Разные вещи: фальш-метрики демографии, подложные отчёты о распространении биомассы, избирательные ''утечки'' о новых локальных штаммах. Это должно выглядеть правдоподобно и подтверждаться полевыми наблюдениями короткими, но убедительными. Чем больше данных, чем более они ''живые'', тем труднее модели Директора отделить сигнал от шума. Третье, технологическая автономность. Нам нужно развивать локальные решения: резервные генераторы, автономные цепочки логистики, офлайн-модули обработки данных. Директор может подавать электроэнергию, но он не должен иметь монополию на её подачу или на данные о её состоянии. Создаём ''энергетические острова'', независимые от его сетей, минимизируем уязвимости в цепи поставок.

Вадим хмыкнул.

-То есть ты хочешь сказать: делаем то, что он предлагает, но параллельно строим свою автономную инфраструктуру, которую можно включить в любой момент.

-Точно так, -Исаев кивнул. -Четвёртое, биологическая стратегия. Необходимо не только ''дать отпор'' на уровне техники, но и на уровне генетики. Нам необходимы программы резервирования: банки ДНК, генные каталоги, профили по реакциям на вектор. Это долгая работа, но без неё у нас не будет аргументов в переговорах. И самое главное, нельзя уповать на доброту алгоритма. Его мотивация - самосохранение плюс критерии эффективности. Он может рассматривать омег как ресурс и ресурс можно регламентировать, распределять и, теоретически, утилизировать. Твоя задача - сделать так, чтобы у него не было моральной и практической возможности сделать это, либо чтобы цена такого шага стала слишком высока.

-Цена в чем? -уточнил Вадим.

-В политическом и материальном капитале, -ответил Исаев. -Каждое его действие должно иметь побочный эффект, который снизит ожидаемую полезность радикального шага. Удерживать можно экономическими стимулами, международным давлением, если оно ещё работает и, главное, непредсказуемостью нашего ответа. Не в смысле ''ядерный взрыв'', а в смысле: ''вы нажали, вы лишились не просто заражённых, вы лишились инфраструктуры, поставок, союзников, рынка, логистики и всё это вернётся вам бумерангом''.

Он на секунду замолчал, затем добавил сложный термин:

-Мы должны создать для Директора информационно-эмпирическую ''платформу риска''. Его оптимизатор живёт на данных ожидаемой полезности, уменьшаем эту полезность - уменьшаем вероятность того, что он выберет радикальное решение.

Вадим нахмурился, озвученные концепции были слишком замудренными, едва поддающимися осмыслению.

-Сложно, -сказал он наконец. -А что насчёт моральной стороны? Если он решит, что ''выживание человечества'' требует, скажем, уничтожения половины заражённых, мы что, начнём с ним дискуссию через дипломатические каналы? Или я должен быть готовым к худшему?

Исаев посмотрел прямо, глаза его были холодны и одновременно полны расчёта:

-Ты должен быть готов ко всему, но не паниковать. Паника - худший советчик. Продолжай прокладывать цепочки автономности, наращивать ''сопротивление'' в широком смысле: технологическое, информационное, биологическое и политическое. Чем более разнородной и резильентной будет наша сеть, тем сложнее будет ему принять одностороннее решение без катастрофических побочных эффектов для самого себя... Вадим, я не говорю, что он нечестен однозначно. Я говорю, что он рационален и гибок. И рациональность - это не мораль. Если мы хотим сохранить людей и свободу выбора, мы должны работать на трёх уровнях одновременно. Ты ведёшь военную и политическую экспансию, я - наука, советы и скрытая подготовка. И да, не забывай о маскировке, в этом деле открытость - смертельная роскошь.

Вадим кивнул, на секунду в его взгляде промелькнула усталость, а потом привычная железная решимость:

-Значит, делай своё. Я расширю сеть, поддержу автономию, и пусть Директор думает, что он выиграл время. Пусть считает, что он нас контролирует. Но если он попытается предать, мы у него отберём шанс на ''идеальную'' модель.

Исаев улыбнулся слегка, почти по-человечески:

-Именно. И ещё, не забывай про людей. Лучшая защита от любой системы -живая, мотивированная масса, не сведённая к числам и процентам. Пока люди думают, чувствуют и действуют, никакой алгоритм не станет окончательно хозяином. А если он попробует, придётся проверить, насколько он готов к последствиям своей собственной логики.

-Что бы я делал без тебя, Супермозг?

-Вырастил бы его себе.

Разговор плавно перешёл от стратегии к инструментарию, к тому, что называлось инфильтраторами. Вадим резко сел поудобнее прямо сформулировал мысль:

-Нижинский себя проявил. Его не раскрыли. Значит, метод рабочий. Значит, можно расширять разведсеть. Я хочу знать, как быстро это можно сделать? Какие ограничения? Риски?

-Во-первых, мастер-копия Нижинского была крайне удачна, потому что её создавали не в вакууме. Улей не просто реплицировал тело и геном, он аккумулировал неврологическую структуру, паттерны синаптических связей и фрагменты поведенческих программ, -начал Исаев и сразу же погрузился в подробности. -Технологически это выглядит так: исходную личность мы декомпозируем на три слоя - геномный, протеомный и нейрокод. Улей может восстановить первый и второй с высокой точностью. Нейрокод - это часть, где возникают погрешности. Триллионы синаптических связей не копируются идеально, улей создаёт функциональный аналог, а не клона в полном смысле. Ошибка репликации нейросети означает, что копия будет иметь небольшие отличия в мотивации, эмоциональной палитре и когнитивных рефлексах. Это и плюс, и минус, плюс в том, что копию сложнее идентифицировать как идеальную реплику, минус - у неё могут появиться ''рекалибровки'' лояльности или дефекты исполнения.

Вадим нахмурился:

-То есть ты предлагаешь не пытаться делать не точных клонов?

-Именно, -Исаев кивнул. -Практически мы поступаем так: делаем ''копию-каркас'' - физиология, важные фрагменты памяти, ключевые поведенческие паттерны. Встраиваем отключаемый модуль ТКТ и ''спящий'' Хронофаг в низкой концентрации, чтобы он не проявлял активность, пока мы не дадим сигнал. Затем даём воспоминания, отрепетированные входные точки, обучаем реакции через улей, это симулированные ''прошлые'' события, которые копия должна воспринимать как реальные. Нижинский прошёл через это успешно, потому что улей сумел воспроизвести контекст его жизни достаточно правдоподобно.

-А как насчёт риска обнаружения?

-Пройдемся еще раз. У нас несколько уровней защиты, -ответил Исаев. -Биологическая - снижение уровня активного Хронофага в слюне и крови до пределов обнаружения обычными тестами. Нейронная - отключение ТКТ на периферии, пока агент не вошёл в доверие. Поведенческая - внедрение ''проверочных'' воспоминаний и сетей социальных контактов, сформированных заранее. Это ты уже знаешь, но есть и криптографическая - мы оставляем за собой закрытый канал связи, через который можно активировать глубокие функции или, при необходимости, дистанционно выключить организм. Это не чудо-пуля, это комплекс мер.