Эпоха Титана (СИ) - Скабер Артемий

Солнце било в окна. Тёплые руки матери. Безопасность. Счастье.

Какого хрена? Откуда эти картинки?

Попытался вышвырнуть воспоминание, как мусор. Сжёг его остатками силы. Но оно «прилипло». Застряло занозой в сознании.

Руки дрожали. Не от слабости — от чего-то другого. Сердце билось неровно, словно пропуская удары. Я управлял этим телом, чинил его, но оно «сопротивлялось». Навязывало свои ритмы, свои чувства.

«Ты мёртв, сопляк», — прошипел я в пустоту. — Твоя душа ушла. Осталась только оболочка.

Но тело не верило. Оно помнило тепло материнских рук. Запах её волос. Эхо счастья, что больше никогда не повторится.

И хуже всего — я чувствовал это эхо. Вышвырнул воспоминание из головы. Но тело ноет изнутри. Не физическая боль — что-то глубже. Грудь сжало, будто тисками. Словно хочется плакать и смеяться без причины. Выключил себя, чтобы ускорить восстановление.

Когда снова кое-как открыл глаза, передо мной была кровать. Всё вокруг тонуло в белом — стены, простыня, потолок. Больница?

Моё тело ломило, боль жгла изнутри. Почему тяжело дышать? Понял — меня душат. Сердце сбавляло ритм. Меня хотят убить после всего, что я сделал? Ага, щас!

Выпустил сгусток энергии и махнул рукой. Да твою ж мать за ногу! Сила Титана сломала мою же конечность. Хруст резанул уши, новая волна боли хлынула.

Глянул на стену напротив. Мужик, точнее, то что от него осталось, стекало красным силуэтом. Ни костей, только алое пятно.

Уи-и-и-уи! Сирена над головой. Женские визги рядом, всеобщая паника.

Придётся снова спать. Закрыл глаза.

Снова… В мою руку воткнули что-то острое. По венам потекла новая порция энергии, запахло лекарствами. Захотелось расслабиться, перестать сражаться. Боль притупилась.

Магия? Странная, усыпляющая. Моё дыхание замедлялось, сердце замирало. Опять убить? Вы там охренели? Лечат, чтоб потом точно добить?

Выпустил импульс, сжёг отраву в крови. Боль вернулась, как раскалённый клинок в груди. Открыл глаз. Рядом стояла блондинка в белом халате. В руке — пустой шприц. Смотрит, как будто я экспонат на витрине.

— Прости, — прошептала она, едва слышно. — Но ты не должен выжить.

Шприц в её руке пуст, но на столике рядом — ещё один. Наполненный чем-то мутным, зеленоватым. Яд?

Она потянулась за вторым шприцем. Движения быстрые, отработанные. Явно не первый раз. Интересно. Значит, кто-то очень хочет, чтоб эта оболочка не ожила. Кто?

— За простолюдина столько денег, — продолжила она, беря в руку новый шприц. — Наконец-то смогу с этим завязать.

— Отвали! — рявкнул я, махнув рукой.

Её отбросило в стену. Хорошо, что не сломал себе ещё одну кость.

Глянул на свою убийцу. Её не разорвало. Я слабею? Руку вывернуло, плечо разорвано. Кость пробила кожу. Голова девки в крови. Но, надо отдать должное, ни звука не издала.

Как только она сфокусировала взгляд, рванула из палаты под оглушительный визг сирен.

Опустил взгляд на свою грудь. Нож оставила. Хотела добить?

Попытался встать. Тело рухнуло на койку с тяжёлым стуком. Рано ещё.

Закрыл глаз. Сосредоточился на своей энергии. Почему она не держится в этой тушке?

Новая вспышка. Володя просыпается от боли, что разрывает спину изнутри. Позвоночник горел. Мальчик не понял сначала, что это он кричит.

Шлёп! Пощёчина обожгла щеку.

— Тихо! — зашипел чужой голос.

Где он? Это не его комната. Стены белые, холодные. Пахло лекарствами и гнилью.

— Мама? — прошептал Володя. — Мама, где ты?

Это была тётя Маргарита, молодая жена его отца. Красные волосы, чёрное платье. Смотрела на него странно, отстранённо. Как на сломанную игрушку.

— Что со мной? — задрожали губы сопляка. — Маргарита Дмитриевна, что случилось?

Доктор подобострастно улыбнулся:

— Всё прошло более чем успешно! Поздравляю! У вашего сына есть магическое ядро. Оно отлично прижилось в новом теле.

«У вашего сына… Ядро…»

Володя потянулся рукой к спине. Пальцы нащупали грубые повязки… и пустоту. Глубокий провал там, где было что-то важное.

— Нет… — выдохнул он. — Нет, нет, нет…

Он посмотрел на Виктора, своего сводного брата, лежащего на соседней кровати. Тот улыбался во сне, и от его тела исходило знакомое, тёплое сияние.

Его тепло. Его магия. Его будущее.

— Вы… вы взяли это у меня, — губы дрожали. — И отдали ему?

Меня вышибло из транса. Дыхание сбилось. По лицу текло что-то горячее. Слёзы? У меня? У Титана? Нет. Это проклятое тело.

Я сжал кулаки. Какого хрена? Его воспоминания жгут. Грудь сдавило так, будто мне самому вырвали что-то важное.

— Чёрт бы побрал эту заразу! — прошипел я.

Но образы не унимались.

Маленький гроб. Холодный ветер гнал листья по пустынному кладбищу. Кроме Володи — трое слуг да молчаливые могильщики. Отца нет. Братьев нет. Никого.

— Мама, — прошептал Володя. — Не надо было…

Что-то внутри мальчика сломалось окончательно. Он принял решение: больше никогда не будет жертвой.

— До свидания, мама, — едва слышно прошептал он. — Я буду хорошим мальчиком. Обещаю!

Тьма грозила поглотить меня. Его боль. Его ненависть. Его пустота.

Вырубился снова, пытаясь оттолкнуть чужие эмоции.

Очнулся от чужих голосов.

— … думал, он не выкарабкается. Посмотри, какие повреждения…

— Живучий сопляк…

— Может доделаем?

— Нет! — возмутился голос. — Ты не видел там военные, хочешь сдохнуть?

Я пару раз чувствовал прикосновение магии лекаря — она помогла с переломами. Остальное чинил сам, вкладывая драгоценные крохи силы.

Чужие образы донимали без конца. А ещё эта хрень — словно хочется плакать без причины. Грудь сжимало, живот ныл.

Новая вспышка. Володя лежал на своей кровати и смотрел в потолок. Семь дней он не ел. Внутри — зияющая пустота.

Мама навещала каждый день. Садилась на краешек кровати, гладила по голове.

— Володечка, поешь хоть немножко, — подносила ложку с кашей. — Ради меня, мой свет, моё солнышко…

Он молча отворачивался.

— Я не позволю им так с тобой поступить, — мама сжимала кулаки. — Я пойду к отцу, к самому императору! Добьюсь справедливости!

Через несколько дней мама перестала приходить. Вместо неё явился заплаканный слуга:

— Госпожа Анастасия… она… повесилась в своей комнате. Оставила записку: «Прости меня, солнышко. Мама оказалась слишком слабой».

Моя новая оболочка сжалась. Сердце заныло. Его сердце. Почему эта боль не уходит? Я залатал все органы!

Ещё вспышка. Рыжая девочка сидит у кровати Володи, читает сказку.

— Отвали, — шипел Володя, отворачиваясь к стене. — Никого не хочу видеть.

— А я не уйду, — спокойно отвечала девочка, теребя косу. — Мне тоже некуда идти.

И читала дальше. День за днём.

— Знаешь, — сказала она однажды, — мне тоже больно. Отца убили, говорят, из-за твоей мамы… И мне тоже хочется, чтобы все умерли.

Володя впервые повернулся к ней.

— Но если мы оба будем злыми, — продолжила она, голос дрожал, — кто будет помнить наших родителей хорошими?

И тогда он заплакал. Рыдал, не стыдясь, а девочка гладила его по волосам и шептала: «Всё будет хорошо, солнышко. Всё наладится».

Маруся. Вот откуда это имя.

Сердце этого тела ёкнуло. Почему, твою мать? Она для меня никто!

Та же девочка, но старше. Целует Володю в щёку: «Ты мой герой. И весь мир это увидит».

Володя на своей кровати, собирает походный мешок. Маруся заглядывает в каморку, глаза блестят надеждой.

— Посидим на дорожку?

Володя кивает. Она садится, берёт его за руку. Её пальцы дрожат, но такие тёплые.

— Страшно?

— За тебя — да. Если что-то пойдёт не так…

— Не пойдёт. Мы вместе. А вместе мы справимся с чем угодно.

Ради этого взгляда он готов пойти на всё.

— У нас всё получится? — в её голосе дрогнула неуверенность.

— Всё получится, — пообещал Володя. — Я клянусь, ты не пострадаешь. Что бы ни случилось.