Система становления (СИ) - Демидов Джон

— Курсанты! Внимание! Десять минут назад группа неизвестных, численностью до десяти человек, вооружённых стрелковым оружием, совершила нападение на склад хранения стрелкового вооружения на территории института!

Охрана склада вступила в бой, и на текущий момент достоверно известно, что есть потери с нашей стороны! Нападавшие, по предварительным данным, тоже понесли потери, но часть из них всё-таки смогла скрыться, похитив некоторое количество оружия и боеприпасов!

Он сделал паузу, давая нам осознать услышанное.

— Ваша задача, — продолжил Ермаков, — не геройствовать и не бегать по всему институту в поисках диверсантов! Ваша задача — занять круговую оборону и обеспечить охрану склада горюче-смазочных материалов! Этот объект — стратегический! Его потеря или подрыв парализует всю технику института! Я не хочу, чтобы кто-то из вас сегодня совершил подвиг! Я хочу, чтобы вы все выполнили приказ и вернулись живыми в казарму! Понятно⁈

— Так точно, товарищ подполковник! — хором, хоть и не очень уверенно, рявкнул курс, после чего он несколько мгновений помолчал, и скомандовал:

— Курс, бегом — МАРШ!

И понеслась. Наш курс, под командованием Зайцева, рысью двинулся через территорию института. Мы бежали мимо других таких же испуганных, но дисциплинированных групп, как вдруг где-то вдали, со стороны того самого склада вооружения, раздался звук короткой автоматной очереди, заставив нас всех инстинктивно пригнуться.

Не знаю почему — но сейчас я чувствовал себя в гораздо более уязвимом положении, чем на территории данжа. Я бежал навстречу неизвестности, сердце колотилось, вцепившись в горло, а автомат в руках казался смешной игрушкой со смехотворно малым боекомплектом.

Склад ГСМ располагался на окраине территории института, за парком учебной техники. Он включал в себя несколько заглубленных в землю ангаров, которые поросли сплошным ковром травы, и небольшую насосную станцию. В целом — это было очень неплохо место для обороны. С одной стороны находилось открытое, а с другой — ровные ряды учебных БТР и Уралов, которые могли послужить прекрасным укрытием в случае перестрелки.

Как только мы достигли места — Зайцев, не стал терять времени, и начал распределять нас по позициям.

— Первое отделение — занять оборону по южному периметру, у забора! Второе — сектор обстрела вдоль дороги и между техникой! Третье — резерв, окопаться у насосной! Интервалы — пять метров! Отрывайте окопы, маскируйтесь! Никакого курения и разговоров! Видите движение — предупредительный окрик, не реагирует — предупредительный выстрел в воздух, продолжает движение — на поражение! Ясно⁈

Ответа не последовало, но его тут и не требовалось. Мы сразу же бросились выполнять приказ, и в полном соответствии с ним я, вместе с парнями из второго отделения, залёг между колесами огромного Урала, невольно поморщившись от того, насколько холодной и влажной была земля подо мной.

Внезапно надрывающаяся сирена резко замолкла, и наступившая тишина была настолько звенящей, и так сильно давила на уши, заставляя прислушиваться к каждому шороху, что все редкие разговоры в наших рядах окончательно заглохли, и теперь каждый из нас лишь настороженно смотрел вперед, ожидая возможного нападения.

Ночь тем временем окончательно вступила в свои права, и из-за этого нам стало прекрасно видно, что где-то далеко, в городе, ярко продолжали гореть несколько жилых кварталов, окрашивая ночь в багровые тона.

Я лежал, вжимаясь в холодную землю, и пытался осмыслить этот безумный день. Утром — ранний подъём, вооружение и дальняя дорога, днем — смертельный данж, монстры, предательство, вечером — возвращение, допрос… И вот теперь, ночь — которая принесла нам вооруженное нападение на институт. События закручивались с такой скоростью, что оставалось только держаться…

Просто так лежать было скучно, и мысли сами собой возвращались к Морозову, а точнее к вопросу о том, а не его ли это работа? Мог ли он, с его красным кольцом и новыми амбициями, организовать нечто подобное? Или это кто-то другой?

Тем временем звенящая тишина оказалась внезапно нарушена бойцами из первого отделения. В их рядах неожиданно поднялась суета, и мы услышали приглушённые голоса Зайцева, который раздавал отрывистые команды.

Сразу после этого несколько человек из первого отделения, ведомые нашим сержантом, осторожно выдвинулись за периметр ограды и подняли там какой-то крупный предмет, после чего начали отступать обратно на территорию института, настороженно оглядываясь по сторонам. Когда они проносили свою находку мимо КПП — на неё упал луч света, и я увидел, что эта находка имеет легко узнаваемые человеческие очертания.

— Что там? — крикнул Зайцев, не покидая своего укрытия.

К нему тут же подбежал запыхавшийся сержант, и начал докладывать тихим голосом, но мы, лежавшие неподалёку, смогли уловить обрывки фраз.

— … обнаружили в двухстах метрах от забора… следы от колёс легковой машины… а рядом… товарищ старший лейтенант, это капитан Морозов… Мёртвый.

У меня в ушах зазвенело. Морозов? Мёртвый? Так быстро? Ведь всего несколько часов назад он уходил от нас, полный спеси и уверенности в своей силе. Значит, те выстрелы, что мы слышали…

В голове сразу пронеслись слова Дорошина, сказанные им ещё у портала: «Судьба его сама накажет гораздо серьёзней, чем могли бы сделать мы. Такие долго не живут».

Кажется, капитан оказался провидцем. Новая реальность уже предъявила Морозову свой счёт, и этот счёт оказался смертельным. Только вот этот урод даже умереть не смог нормально. Кто его убил и зачем? Его новые «союзники»? Или он стал жертвой кого-то другого, того, кто оказался сильнее и беспощаднее? И зачем его тело бросили рядом с институтом? Как сообщение? Как предупреждение?

Мысли путались, но одно я понимал совершенно точно: мир за стенами института стал диким и жестоким, и я очень радовался, что я сейчас не являюсь частью этого мира.

Зайцев, выслушав сержанта, мрачно выругался, после чего приказал отнести тело к насосной и прикрыть брезентом до приезда следственной группы.

Глядя на тёмный свёрток, который когда-то был человеком, я чувствовал, как внутри меня застывает холодный ком. Нет, жалости к предателю у меня не было. После его предательства — туда ему и дорога, а вот то, с какой лёгкостью люди начали друг друга убивать… Это вызывало у меня самый натуральный ступор.

Ночь тянулась мучительно долго, и за всё это время никаких инцидентов больше не произошло. Где-то к четырём утра тревогу отменили, после чего нас, измождённых и продрогших, построили и повели в казармы.

Обратный путь в казарму был похож на похоронную процессию. Мы шли, спотыкаясь от усталости, с пустыми, ничего не видящими глазами. Адреналин давно иссяк, оставив после себя лишь свинцовую тяжесть в конечностях и тягучее, гнетущее ощущение безысходности.

В казарме тоже была непривычная тишина, нарушаемая лишь лязгом затворов и приглушенными голосами сержантов, принимавших у нас оружие. Кинув взгляд на настенные часы, я увидел, что уже практически пять утра, а значит для сна нам осталось совсем ничего…

— Сдал оружие — и сразу на боковую! Быстро! — командовал дежурный по курсу усталым голосом, тем не менее не забывая придирчиво проверять получаемое оружие на предмет грязи. Я протянул ему свой АК-74 и два магазина, после чего он его быстро проверил, кивнул, и поставил его в сейф.

Три часа. Ровно три часа до подъема. Это был не сон, а короткое забытье, в которое проваливаешься, как в яму. Я рухнул на койку, не утруждая себя раздеванием, и вырубился в тот же миг, будто меня выключили. Сны были обрывочными и тревожными: мелькали тени с серпами, ухмыляющееся лицо Морозова, умные глаза лисы и оглушительный грохот взрыва.

Крика дневального я не услышал, но сердобольный сосед несколько грубовато толкнул меня, буркнув:

— Вставай уже, построение скоро…

Открыв глаза, я поморщился от боли, терзающей мою бедовую голову, но многие месяцы армейской муштры сделали свое дело — и я всё-таки поднялся, словно заводной солдатик. Ледяная вода из умывальника немного прояснила моё сознание, после чего я вновь почувствовал себя человеком, и вышел строиться на улицу, где собирались все группы для убытия на завтрак.