Альфа-особь (СИ) - "Strelok"

Они дошли до середины площадки и остановились. Пыльный ветер гонял пластиковый пакет по асфальту, словно издевался над тишиной. Минуту ничего не происходило. Потом из-за остатков автобусной остановки показались люди.

Шестеро. Четверо упакованных в каски, броню, противогазы держались чуть позади, двое впереди. Один из них, полноватый мужчина лет с сильной лысиной на макушке и седой щетиной. На нем был новый бронежилет с разгрузкой, забитый автоматными магазинами. На плече висел потертый АК-12.

-Самуил, -кивнул он, подходя ближе.

-Палыч, -ответил пророк таким тоном, будто приветствовал давнего врага в храме. -Мы здесь, чтобы договориться.

Они встали напротив друг друга. Расстояние метров десять. Вадим чуть отступил в сторону, сжимая оружие, чувствовал явный подвох и отослал зараженным команду ''приготовиться''.

-У нас общее дело, -начал Палыч. -Выжить. Но вы, сектанты, ведете себя как дети. Лезете куда не надо, хотя вас предупреждали много раз. Мои люди тоже рискуют из-за вашей непробиваемой тупости. Поэтому предлагаю простое: восток города по-прежнему за нами, центр - ваш. Мы не трогаем вас, вы не трогаете нас, в качестве исключения и компенсации оставляем на разграбление сей супермаркет вам. До конца недели.

-Город не делится, -спокойно произнес Самуил. -Город - это дом. Дом Божий. И в доме не бывает границ. Мы должны действовать вместе и делиться хлебом насущным.

Палыч хмыкнул, сплюнул в сторону.

-Ты совсем поплыл со своим богом… Я ж говорил: мне плевать. На базаре словами торговать умеешь, поп, а вот воевать? -он усмехнулся, и Вадим заметил, как его пальцы легли на приклад автомата.

-Осторожнее, -предупредил Вадим.

Но было поздно. Все произошло за секунду. Один из людей Палыча, стоявший сзади, резко поднял пулемет. Очередь прошила воздух, в тот же миг остальные выхватили оружие и открыли огонь.

Самуил рванулся, но его плащ вздрогнул от попаданий. Он упал, люди из его охраны, спрятавшиеся у машин, тоже рухнули под шквальным огнем.

Вадим успел лишь повернуть голову и мир вспыхнул белым светом. Пуля пробила ему висок, еще несколько ударили в грудь. Боль была острой, но короткой. Потом наступила темнота, вязкая и бездонная.

Последнее, что он услышал - звериный рев, прорезавший пространство, словно сирена. Это Дружок, что сидел в руинах. И сразу же топот десятков ног, хлопки выстрелов, крики, визг шин подъехавшей машины, зараженные ринулись в бой.

А Соколовский падал в темноту, сердце его замолкло.

''Не так я хотел закончить свою жизнь.''

***

Мир разорвался на куски.

Пахло горячим железом, дымом и мясом. Дружок сидел в руинах, когда увидел, как Вадим падает. Его друг. Его семья. Внутри что-то оборвалось - не мысль, не слово, а чувство, первобытное и нестерпимое.

''Плохо. Очень плохо. ''

Он взревел так, что у стоящих ближе солдат заложило уши. Мир стал красным. Он больше не думал, как человек. Он ощущал запахи пороха и крови, вкус металла на языке, ритм выстрелов, пульсацию жизней вокруг. Люди в черной одежде. Плохие. Они убили Друга. За это надо рвать.

Но слепая ярость - только часть. В памяти вспыхнули кадры документалки, просмотренной ночью: ''Вторая мировая. Танковые маневры''. Колонны брони, обходящие врага с флангов, удар с разных сторон. Он не понял всех слов, но понял суть: отвлечение, охват, рывок к цели.

+Идти,+ прорычал он мысленно, и десятки зараженных ощутили приказ. +Атаковать. Порвать всех.+

Стая рванулась вперед, но не прямо, они обтекали позиции людей с флангов, как темная река, чтобы захлестнуть. Автоматные очереди впились в плоть, тела падали, но другие прыгали через них. Для солдат это выглядело, как будто из ниоткуда на них катится вал серых тел, пульсирующих голубыми точками.

Сам Дружок бросился вперед по прямой. Настя и несколько развитых рванулись за ним. Они не понимали, но чувствовали его решимость. Их лапы били по асфальту, когти скрежетали. А Дружок слышал одно: Вадим умирает.

Внутри что-то шептало: ''Сердце остановилось. Мозг скоро отключится. Конец''. Но он не верил. Не сейчас! Не так!

-Держать позицию! -рявкнул кто-то из людей, и очередь крупнокалиберного пулемета прошила воздух. На подмогу им несся восьмиколесный бронетранспортер, окрашенный в зеленые цвета.

Несколько развитых рухнули, но Дружок не замедлил шага. Скачок и он перелетел через обломки машины, врезался прямо в солдата, вмяв того в капот.

''Отвлечение работает'', - мелькнуло странное, чужое, но уже родное воспоминание из фильма.

Зараженные справа ударили по флангу, заставив людей повернуть оружие туда. Дружок, пользуясь заминкой, прорвался к цели.

Вадим лежал на асфальте. Глаза закрыты. Кровь стекала по виску. Тело уже начало остывать. Дружок прижался к земле, загородив его собой.

''Друг. Семья. Нельзя оставить.''

Он схватил Вадима левой передней лапой, как детеныша, прижал к груди. Пули били в его спину, в плечи, в лапы, но он не чувствовал боли. Боль была внутри.

Настя закричала в его голове:

+Он мертв! Сердце не бьется! Зачем?!+

Но Дружок не ответил. Он помнил слова Исаева: ''Мозг умирает не сразу. Несколько минут. Время жизни у нервных клеток зараженных особей больше''.

Значит, есть время. Значит, шанс есть.

Он рванул прочь, под прикрытием новой волны зараженных, не обращая внимания на садящихся в БТР людей. Ветер свистел в ушах, пули догоняли, но он нес тело, не останавливаясь.

''Нельзя бросить. Нельзя потерять. Друг жив. Пока я верю, жив.''

Город плыл вокруг в красном тумане. Дружок не видел домов, не слышал воя собратьев, выстрелов за спиной. Все было приглушено, как под водой. Он слышал только одно: тяжелое, глухое молчание тела в его лапах.

''Тише. Молчит. Не дышит. Но еще не ушел.''

Пули перестали догонять. Настя и несколько развитых прикрывали отставание. Но Дружку уже было все равно. Он чувствовал только инстинкт, он туда, где спасение.

Улей.

Он не выбирал дорогу, ноги сами несли. Где-то глубоко внутри, в том же самом месте, где у людей рождаются сны, у него жила карта. Телепатическая сеть подсказывала: там. Живое ждет. Поможет.

Настя мысленно крикнула:

+Остановись! Он умер!+ в ее посыле был ужас и непонимание. +Ты несешь мертвого! Нет смысла!+

Но Дружок не ответил. Слова - это больше для людей. Для него были запахи, пульсации, ритмы. Смерть была не понятием, а состоянием. Ее можно оттолкнуть, можно перехитрить. Вадим много рассказывал про неочевидные пути, творческие решения, хитрости.

Он нес тело, как мать носит детеныша, и чувствовал, как оно становится все тяжелее, чужое, неподвижное. Но глубже внутри - слабый, почти исчезнувший отблеск того, кто был другом.

Через девять минут они добежали. Улей опутал дом своей серой монокультурой, пульсирующей, теплой и живой. Его ноздри почувствовали запах сладковатой биомассы. Сырые нарывы колыхались, словно дышали.

Дружок забрался через дыру в стене во внутреннее помещение, опустил Вадима на землю.

-Живой. Нужен, -прорычал он мысленно, но улей не двигался.

Тогда он заревел, так, что стекло в выбитых окнах дрожало. Он вложил в этот крик все: боль, ярость, просьбу.

''Помочь. Друг. Семья. Спасти. ''

И биомасса откликнулась. Сначала едва заметно, плоть шевельнулись, словно под ней прошла волна. Биолюминисцентные скопления засияли ярко-голубым сиянием, потом покрывшая стены, пол и потолки биомасса вспучилась и бережно обвила тело Вадима. Настя остановилась, не веря глазам.

+Ты… что ты делаешь?! -ее мысленный голос дрожал. +Скармливаешь его улью?+

Дружок смотрел, как щупальца втягивают Вадима внутрь.

-Нет. Он сделает лучше. Он вернет.

Это была дикая смесь инстинкта, полученных знаний, собственных выводов и веры. Где-то глубоко в зараженном разуме жила уверенность: улей умеет. Улей хранит. Улей меняет.

Тело полностью исчезло в биомассе, и вокруг раздалось тихое, вязкое урчание. Как будто вся масса жила, переваривала, работала. Пульсирующие нарывы ускорили ритм, сенсорные отростки зашевелились, чуждый биологический организм пришел в движение.