Даша дернулась и застыла, пытаясь понять, где и почему так пугающе натянулось.
– Не нравится, – констатировал Игорь. – И мне тоже не нравится. Извини, отвлекусь на секундочку. Да. Да, конечно, слушаю. Так, во сколько? Через полчаса? Успею. Понял-понял, кого успею, предупрежу или захвачу. Все, до встречи. Даш, большой совет через полчаса. Со мной не поедешь? Я так и думал почему-то. А что ж ты молчишь, не киваешь, глазками сверкаешь? Неприятно, да? Видишь, как бывает с принципами, особенно в делах мужчина–женщина. Видишь? Запомни. Это мой тебе подарок на прощание.
Даша костенело смотрела в ту часть потолка, к которой смогла отвести взгляд.
Игорь усадил ее на место, поцеловал руки, уложил их на дернувшиеся Дашины колени и пошел к выходу, не оборачиваясь.
***
Выход был расположен неудобно – за ремонтными окопами, распахавшими Ленина вдоль всего сквера Кирова. Данила даже решил, что это ж-ж-ж неспроста, и боковые стороны центральной площади тоже будут блокированы ремонтом, закрытой ярмаркой или бесхитростными конными нарядами. Но нет. Рабочая была чиста и свободна, милиция парой пеших околышей маячила совсем вдали, под окнами обладминистрации, а народ у газона уже собирался. Опять не первый, с неудовольствием подумал Данила, но, подойдя поближе, успокоился. Вдоль вымерзших цветочков прогуливались смутно знакомые ребята, то ли продавцы, то ли охранники центрального «Союзторга», один, по крайней мере, точно, Данила его в выходные видел, когда за приводом к трехмерке заходил. Данила решительно подошел к группке из пяти человек, вскинул кулак к плечу и сказал:
– Alliierten Front! [25]
Приветствие, которое Данила сам же и ввел прикола ради в игре «Восход-21», никогда не было официальным, но растеклось повсюду.
Один вздрогнул, трое оглянулись с неудовольствием, самый молодой усмехнулся и ответил, не поднимая, впрочем, кулака:
– Sowjetische Macht. [26] «Rote Fahne» [27] подтягивается?
– Пока только я, но да, подтянутся. Попозже много будет.
– Это уж точно, – сказал парень и не ошибся.
Через полчаса на площади негромко топтались уже с полтысячи человек, довольно молодых, спокойных и доброжелательных. Данилову попытку закурить окружающие пресекли тоже спокойно и доброжелательно, так что он, вопреки обычаю, не полез ни в драку, ни в словесную бутылку, а невозмутимо, будто обученный, вернул сигареты на место и через пять минут заставил подражать себе опоздавшего, как всегда, Никиша. Остальные ротэфановцы держались как «Красная капелла» на первом допросе. Авансом, так сказать.
«Союзторговцев» Данила из виду потерял давно, но в какой-то момент тихое течение, перемещавшее людские массы мимо постамента, пронесло его мимо открывших мероприятие ребят. У них тоже случилось пополнение, причем двое из прибывших – крепкий коротко стриженный мужик в костюме под пальто и пригожая девчонка, вцепившаяся в локоть того молодого, – взглянули на Данилу одновременно и с нелюбовью. Что за дела, Данила не понял, хотел было выяснить, но решил, что собрались не для того, – и поплыл по течению дальше.
Вместо митинга получался раут на открытом воздухе, что вроде бы всех устраивало. Даже околыши, вылупившиеся вокруг площади в почти промышленном количестве, толпу не трогали – курсировали себе как бы между прочим туда-сюда, ненадолго останавливаясь в ближайшей сторонке и трогаясь, едва кто-то из пикетчиков поворачивался к сержантам благодушным лицом. То и дело над толпой вскидывались короткие всполохи, иногда раздувавшиеся знакомым куполом: стайеры включали «союзников» в совместном режиме. Данила смотрел на это дело с жалостью: дурачки, батареи в полчаса посадят, чем потом до вечера заниматься?
В том, что раньше отстреляться не выйдет, Данила не сомневался – и мать об этом предупредил, и поел перед уходом по ее настоянию, и куртку по следующему настоянию покладисто взял. И завтра, наверное, придется стоять, и послезавтра. Иначе смысл-то какой? А смысл, если Данила правильно понимал, был: не напугать кровавый режим, бескровно давящий Союз, так заставить задуматься о масштабе издержек. А масштаб – это не полтысячи человек на три часа. Это либо миллион сразу – или уж по разделениям. Соответственно, любое обострение нам на руку – тупым, пусть самым тяжелым предметом фиг напугаешь, острый нужен.
А вот и обострение, как по заказу.
Течение как раз вынесло Данилу с Никишем на обочину митинга, раута, акции – мероприятия, короче, – когда к этой же обочине специальной расслабленной походочкой, свойственной только начинающим гопникам и простившимся с мечтой о карьере милиционерам, подбрели два сержанта. Данила подавил острое желание нырнуть спиной в гущу соратников и удержал за рукав Никиша, который такое же желание почти исполнил.
Первый из сержантов, помоложе, козырнул, неразборчиво представился и поинтересовался:
– Чего стоим?
– Гуляем, – сказал Данила, еще раз поддернув рукав Никиша, чтобы не паниковал, но и не лез с инициативами.
– Почему в таком количестве? – неприятно улыбаясь уголками губ, спросил сержант.
Второй, в возрасте и с пузом, смотрел мимо ребят и мимо толпы.
Данила огляделся, обнаружил, что количество впрямь внушает, а ближайшее окружение подтянулось и внимательно слушает беседу. Это так приободрило, что Данила напомнил себе не зарываться – с прошлого привода год еще не прошел.
– А я и не знаю, – с искренним изумлением сказал он. – Вы у них спросите. Мне тут вид нравится, «союзник» тут классно ловит, потом, я фанат губера нашего, увидеть хочу. Вдруг рукой помашет.
– Так вы ближе подойдите, – предложил сержант, совсем разулыбавшись.
– Не, я стесняюсь.
– А здесь стоять не стесняетесь? Шли бы вон к фонтану.
– У нас встреча здесь.
– У режимного объекта?
– А где написано, что он режимный? Нормальный объект, ярмарки, голодовки. Я каждые выходные здесь гуляю.
– Ну и гуляли бы в другом месте.
– А нам здесь нравится. Имеем право вроде, – сказал Данила ключевое слово и приготовился считать.
Считать не пришлось. Милиционер среагировал как всегда – видать, у них в ментовских школах так учат.
– Право – да, конечно. Документики можно посмотреть?
– Пожалуйста. – Данила протянул заранее приготовленный паспорт и в который раз дернул Никиша, чтобы тот не лез со своим, пока не попросят.
Чего баловать.
Сержант полистал паспорт, сравнил фото с оригиналом, кивнул чему-то своему по поводу прописки и спросил:
– Как звать?
– Там написано.
– В совсети как? – терпеливо уточнил сержант.
Данила растерялся и брякнул:
– Клочай Вороной.
– Я так и думал, – сказал сержант с непонятным выражением. – Ты мне весной такую комбинашку угробил, Вороной.
Второй сержант медленно шевелил зрительным аппаратом, пытаясь, видимо, разобраться в нестандартной ситуации. А Данила разобраться никак не мог – хотя все уже было понятно. Хлопал глазами и напряженно искал подвоха.
Молодой сержант это понял и протянул руку для рукопожатия:
– Ах ты Карабут. Встречались там вроде.
– Ах ты... – повторил Данила и наконец понял. – А-а. Я так и знал, что вы из этих.
– Молодец, – сказал сержант. – Подвинься.
И встал рядом.
Удовлетворенно огляделся и спросил:
– Что там по совсети говорят, других идей не было еще?
– Нет, – ошалело сказал Данила.
– Василич, ты там скажи нашим, чтобы отдыхали пока, – сказал молодой сержант старому, пытавшемуся перейти в активную фазу, правда, пока у него получалось только качать лицом и водить руками перед животом.
– Мы тут до ночи минимум простоим, – пообещал сержант. – Чистоту и порядок гарантируем. Лично прослежу.
Повернулся к Даниле и уточнил:
– Вороной, там готовность-два еще не объявляли?
– Нет. Слежу, – ответил Данила после короткой паузы.
