Град огненный (СИ) - Ершова Елена

— Угадай, — хмуро говорит бывший преторианец. Время от времени он вытирает лоб: рана над бровью, полученная при посадке, почти затянулась, но пот разъедает ее.

— Вы васпы? — не унимается бородач.

— Я лаборант. А он, — показываю на Рэна, — сантехник. А вон тот — дворник. Без метлы, зато с ломом.

Бородач с ужасом косится на каждого из нас, переводит взгляд на меня и озадаченно хмурится:

— Кажется, я видел вас по телевизору.

Меня разбирает смех. Если так дело пойдет и дальше, я стану местной знаменитостью.

— Могу дать ав-тог-раф.

Рэн фыркает, пихает бородача:

— Не болтай! Иди!

Его хватает на несколько шагов. Потом расспрос начинается сначала:

— Что вам нужно? Вы знаете, что это вторжение на частную территорию? Охрана уже наверняка вызвала полицию!

— Вот и хорошо, — отвечаю ему. — Полиция будет рада найти здесь подпольный виварий.

Бородач спотыкается, но все еще пытается держать марку, возмущается:

— Что? Какой виварий! О чем вы? Мы здесь минеральными удобрениями занимаемся!

Теперь мы все ржем в голос. Смех разносится эхом, вплетается в глухой вой сирены. Эштван Морташ — король удобрений! Неплохое прикрытие для того, кто собирается засучить рукава и прибрать за собой мусор. Прах к праху.

— Слушай сюда, — говорю я и цепко стискиваю плечо бородача. — Нам нужно попасть на второй ярус. Открой двери, и тогда мы отпустим тебя. Может быть, даже не покалечим. А ты ведь знаешь, на что мы способны? Правда?

Бородача простреливает судорогой. Страх сочится через поры вместе с потом. Конечно, он знает, он работает с васпами каждый день, он имеет доступ к хранилищу.

— Я открою, — бормочет он. — Но вы не пройдете в спецхран. Там третья зона доступа, усиленная охрана.

— Будем решать эти проблемы по порядку, — холодно отвечаю я. — Начнем с первой.

Потом мы выходим к бронированным дверям.

Группа 1

Норт первым из подгруппы доходит до тупика и останавливается.

— Не смотри! — запоздало говорит он, но Франц уже видит. Бывший рядовой Берт, номер сто семьдесят шесть, лежит с простреленной башкой. Руки и ноги еще рефлекторно подергиваются, отчего Берт напоминает раздавленного жука.

— Он почти прорвался, — глухо произносит кто-то. — Изнутри пальнули. Знали, куда бить.

Франц растерянно моргает. Ладонь на рукояти становится влажной, топор выскальзывает и с глухим стуком падает на пол.

— Знал, на что шел.

Сержант помнит время, когда преторианцы бросали рядовых васпов на передовую, не заботясь о том, кто останется в живых, и сами добивали раненых. Смерть всегда шла рука об руку, смрадно дышала в щеку, и этот запах всегда нравился Францу. Но сейчас его почему-то тошнит. Все кажется неправильным. Франц закрывается рукавом. Глаза обжигает чем-то горячим, в груди тоже палит, как в июньский зной.

— Добьешь его? — спрашивает Норт.

Франц рычит и бьет кулаком в стену. Боль пронизывает от кисти до предплечья и отрезвляет.

— Нет времени, — отвечает сержант и не признается, что желания тоже нет.

Группа 2

— Я не виноват… не виноват! — плаксиво стонет бородач. Он впервые видит мертвого и теперь трясется и скулит, как девка. Хочется заткнуть его кулаком, но Рэн только встряхивает бородача за плечо и тащит к кодовому замку.

— Говори.

— Развяжите руки!

— Называй код, мразь! — кричит Франц. Он не приближается ни на шаг, стоит у стены, сжимая черно-красный пожарный топорик. Для полноты картины не хватает только кожаного фартука и кастета, но и без них сержанты умеют вогнать в дрожь.

— Хорошо, хорошо, я скажу, — торопливо отвечает бородач. Он смотрит на кнопки водянистыми глазами и беззвучно шлепает губами, а я думаю про Берта. Сто семьдесят шестой, как я, только из внешнего Улья. Кем он хотел стать? На что надеялся? Жалею, что не спросил тогда, на аллее. Теперь уже не узнаю.

— Если назовешь неправильно, башку откручу, — предупреждает Рэн.

— Нет, нет! Я правильно… сейчас, — всхлипывает бородач. — Вставьте мою карточку.

Шагаю к нему, но меня оттесняет Расс:

— Не торопись. Еще оттуда пальнут. Лучше я.

Он всовывает карточку с именем бородача в считывающее устройство, и под панелью с цифрами загорается желтый огонек.

— Отпечатки пальцев нужны?

Бородач мотает головой.

— Нет. Второй уровень, здесь только цифры.

— Диктуй.

Код девятизначный, не очень сложный, но кто знает, сколько бы провозился Расс, пока нашел нужную комбинацию.

— Готово, — наконец приглушенным голосом сообщает комендант.

Подаю знак, и васпы сосредотачиваются по обеим сторонам двери, прикрывая головы крышками от баков и самодельными щитами. Открывать не спешим. Ждем. Секунду. Вторую. Третью. Они ждут моего сигнала, а я мысленно считаю до десяти. Пять. Восемь. Выбрасываю последние пальцы, и Расс берется за створку с одной стороны, а Франц — с другой. Девять. Десять.

— Пошли!

Я оказался прав: нас ждали.

Дробно раскатывается пальба. Из распахнутого зева несутся вспышки. Пули выбивают пыль и крошку из стен. Лампы мигают, дым разъедает глаза. Васпы проламывают оборону привычно и молчаливо, как их учили сержанты. Трещат электрошокеры. Я чую запах пороха и нагретого металла и слышу, как рядом тяжело дышит бородач. Тащу его за собой, но он упирается, бормочет:

— Я ведь назвал код. Вы обещали! Я ведь сказал…

— Заткнись! — кричит Рэн, бьет его наотмашь по лицу и сам складывается пополам, до крови прикусывает губу.

— Не надо, — говорю я. — Он пойдет сам. Правда?

— Зачем? — всхлипывает бородач.

— Мне нужен доступ к хранилищу.

— Босс, думаешь, Морташ сидит там и ждет, когда к нему нагрянут васпы? — широко скалится Франц.

Ухмыляюсь в ответ.

— Нет, конечно. Морташ слишком богат и труслив, чтобы вступать в открытую кон-фрон-тацию. Уверен, он мирно спит в своем особняке. Это если не знает, что тут творится.

— А если знает? — Франц недусмысленно смотрит на разбитые камеры, трет покрасневшие от дыма глаза, но я пожимаю плечами.

— Если знает, то собирает вещи. Это не первый раз, когда он спасает свою задницу. Зато если мы проникнем в хранилище, то накопаем приличный компромат на него, — я встряхиваю бородача за шкирку. — Ведь там хранятся отчеты о вашем предприятии… хм… минеральных удобрений?

Бородач не отвечает, его глаза бегают, на лбу выступает испарина. Конечно, я прав. Об этом говорил профессор Полич. Этого ждет Майра. Это спасет репутацию Тория. И именно за этим я здесь.

— Франц, — говорю я. — Возьмешь камеру. Где-то здесь инкубатор. Сделаешь снимки.

— Так точно, босс! — с готовностью отвечает сержант. — Вы в спецхран?

Киваю. Инкубатор — еще одно доказательство. Такое же, как труп шудры на свалке, как крышка с символом Эгерской корпорации «Forssa», как клеймо на груди Марка. Но только я видел архивы Дарского эксперимента, и только я знаю, что искать. В мире людей бумаги значат многое, а протоколов вскрытия шудр, отчетов о лабораторных экспериментах и финансовых накладных хватит на то, чтобы засадить Морташа в тюрьму до конца его дней.

Группа 1

Фотокамеру дает Марк, хотя он уверен, что если васпы доберутся до хранилища, снимки не понадобятся — материалов там достаточно. Но доказательств много не бывает. Франц прижимает камеру к бронежилету и несется следом за Нортом, оставляя позади судорожно подергивающие тела охранников и раненых васпов. Мигающий свет ламп тускнеет, окрашивается красным, и весь мир становится, как отпечаток с негатива: красный и серый, кровь и дым.

Коридор петлей загибается влево и плавно уходит вниз. Здесь почему-то теплее, чем наверху, и резко пахнет лекарствами. Совсем как в реабилитационном центре, а еще раньше — в одном из лагерей, отстроенных Морташем на границе Дара. В главном корпусе тоже было несколкьо уровней доступа, и Франца не допускали дальше первого. Но он помнил, как несло медикаментами из-за бронированных дверей, видел клетки, накрытые брезентом, которые везли на грузовиках. В клетках кто-то копошился и хрипел, а иногда из-под брезента выныривало нечто, лишь отдаленно похожее на руку, и тогда воздух наполнялся удушливой звериной вонью.