Осознание (СИ) - Еловенко Вадим Сергеевич

Но в феврале еле дождавшись ее звонка, я вместо привычных сюсюканий сразу перешел к делу.

- Катюш, помнишь куда мы ездили за неделю до суда над моим… над моим другом. - решился я сказать то, что ее раздражало. Она не любила, когда я о нем говорил «друг». Ведь он чуть не убил меня. Причем специально. Нахмурившись Катя сказала:

- Да, а что? Это ведь не телефонный разговор.

- Ну, я не думаю что ты ко мне прилетишь хоть на день чтобы поговорить, если ты даже в отпуск не прилетела. - усмехнулся я.

- Да, не было у меня отпуска, сколько раз повторять? - возмутилась она. - Мы тут пахали как проклятые, установки тестировали. И в этом году не будет, скорее всего.

Я улыбался ее возмущению, а она надула губки и я заметил еле заметный красноватый шрамик на подбородке.

- А это что у тебя? - спросил я, указывая себе на подбородок.

- Не важно, - отмахнулась Катя и спросила: - Так что ты хотел сказать? Я подумал, как бы это выразить помягче, чтобы не слишком удивить ее.

- Я в этом году заканчиваю обучение и хочу воспользоваться предложением твоего отца поработать там.

- Нет. - замотала головой Катя. - он на пару месяцев не возьмет тебя в операторы. Там минимум год. И то, по большому блату, как говорится.

- А мне именно на год. Она совсем скуксилась и спросила:

- Ты бросаешь учебу?

- Нет. - сказал я. - Я ее заканчиваю. Теперь мне нужно три года практики на предприятиях энергетического комплекса. Я не хочу терять время.

- Не поняла? - и я понял, что она мне не поверит даже если расскажу ей всю правду.

- Ты можешь поговорить с батей и напомнить ему о его предложении?

- Да погоди ты, - раздраженно сказала Катя. - Как заканчиваешь? Я права ты бросаешь ее? Тогда при чем тут практика?

- Нет, я надеюсь, что я смогу закончить четвертый курс в этом году.

- Но ты же на втором?! - попыталась привести меня в чувство она.

- Твоя информация несколько устарела. - сказал я грустно улыбаясь. - Ты действительно так ни разу и не поинтересовалась там, как у меня дела? Катя, продолжая ничего не понимать, замотала головой и сказала:

- Но как?

- Экстернат. Я сейчас числюсь студентом третьего курса. Документы оформят только через неделю. Когда вся моя предыдущая группа проскочит зимнюю сессию. Тогда я буду числится уже на четвертом курсе. Дипломную я еще в январе выцыганил. Я даже видел свои данные в открытой Сети. Институт активно ищет нам работодателей на практику. На меня есть заказы, но я не хочу три года синтезировать топливо для авиации. Или сидеть оператором на гелиевом или дейтериевом реакторе.

Она молчала, ничего не говоря. Когда-то ей удалось за один день отучить меня удивляться вообще. Теперь, кажется, ее очередь прекращать удивляться чему-либо в этой жизни. Дурачок, которого она так пренебрежительно когда-то представила в роли оператора контроля показаний, сначала стал ее близким другом, а сейчас сделал почти невозможное в ее понимании - сдал программу четырех курсов за два. Ну, еще не сдал, но был готов закончить начатое. С трудом, разлепив свои ярко накрашенные губки она сказала:

- Я поговорю с папой. Я обещаю. Он давно уже ничему не удивляется. Думаю, это его заставит улыбнуться. После того, что он говорил о тебе…

- Он такого сильно плохого мнения обо мне?

- Нет что ты. Я с ним недавно говорила и он, даже мне нагоняй устроил, когда я призналась, что вся в работе и что даже тебе редко звоню. Просто… Как бы тебе сказать. Для него ты обычный парень. Не больше и не меньше. Это не хорошо не плохо. Это так… Констатация в его глазах. Ну, теперь пусть он поймет роль личности в обществе и влияние ее на обстоятельства. А то мне его нотации, что человек в этом мире ничего не значит и ничего не может без общества, несколько надоели… Алька… это правда? Это не шутка? Я точно могу ему звонить и просить за тебя? Я кивнул, разглядывая ее лицо.

- Это… Это классно. - сказала она с трудом подбирая слова и улыбаясь радостно. - Это невероятно… Это… Алька, милый, я горжусь тобой.

Посмотрев на мое, не очень радостное лицо она спросила, не переставая улыбаться:

- Что с тобой? Я не сразу признался. Но когда признался, словно полегчало:

- Кать… я только одного боюсь… что все это зря. И мне очень страшно. Я никогда так не боялся. Я с шестнадцатого этажа прыгал вниз и не боялся. А сейчас боюсь. Очень боюсь. Она улыбалась, но я заметил искринки в ее глазах:

- Дурачок. - сказала она. - Я умею держать обещания. Это я умею. И не даю обещаний, которые не смогу выполнить… А мы обещали друг другу не так много, в сущности, чтобы не выполнить этого…

Вот ведь женщины… Все время думаю что речи только о них. Я боялся не нарушений наших отношений, которых и так практически не было. Я просто чувствовал панический страх перед грядущим. Что-то в моей душе просто выло и стонало от надвигающегося. И казалось после этих ощущений огромной глупостью волноваться за сдачу экзаменов и зачетов. Я знал, что панический ничем не спровоцированный страх вполне может оказаться следствием приема медикаментов. Мозг инструмент хоть и почти понятый, но слово «почти» позволяет ему такие чудеса откалывать. Я помнил, что по инструкции я должен после проявления побочных эффектов прекратить прием препаратов и начинать пить антидепрессанты. Но конец четвертого курса был так близок. Я рисковал. И как следствие были эти страхи.

Объяснять Кате что не наши отношения меня тревожат я не решился. Сто процентов поняла бы неправильно и закатала бы вопросами про мое отношение к ней и прочей чепухой. Но вот ведь странно ее слова словно успокаивающе подействовали на меня.

Когда мы попрощались с ней до следующего звонка, я уже по въевшейся за тот год привычке для разгрузки мозгов вышел на час прогуляться. Гулял я исключительно одним и тем же маршрутом. Всегда. Из дома я выходил на Лидеров. Пешком проходил до Первой марсианской, далее на кораблестроителей и две остановки я проезжал на монорельсе возвращаясь к дому. На всю прогулку уходил ровно час. В летнее время, когда в городе не было так сыро и прохладно, я просто бегал этим маршрутом включая в плеере одну и ту же музыку, чтобы она не забивала и без того не резиновый мозг. Но вот в феврале, когда даже полная мощность работы генераторов не справлялась с холодными массами северного воздуха, я бегать отказывался и просто гулял. Не скрою, я частенько задерживался у дома, в котором когда-то жила Катя и не один раз меня подмывало зайти и познакомится с теми, кто теперь живет в той квартире. Но я сдерживался не желая вторгаться в чью либо жизнь.

Я вообще стал самым незаметным существом на этой планете, как мне тогда казалось. Незаметным, неприметным, безобидным. Я никому не мешал. Мне никто не мешал кроме, пожалуй, преподавателя по энергетической физике, который просто хотел сделать из меня настоящего спеца и оттого просто замучил принудительными консультациями. Ему-то хорошо, ему за это деньги платят, а я, вместо того, чтобы зубрить химический и ядерный синтез слушал в полусне от усталости про энергетику релятивистских процессов. А если бы мне вообще все предметы надо было посещать? Но на занятиях я не бывал, не смотря на разрешение. На принудиловку меня вызывали персонально, как и других несчастных, и от того я казался себе вообще потерянным в этом мире. Я был никому не нужен. Мне был особо никто не нужен. Даже Катя после тонких намеков о том, как она там развлекается, стала немного блекнуть в моей душе. Я тоже думал завести постоянную подружку из тех, с кем когда-то учился на первом курсе. Но не сложилось и кроме нескольких случайных встреч с продолжением ничего не вышло. Родители несколько тревожились по поводу моей возросшей замкнутости, но они были вменяемы и понимали, что я взял несколько не тот темп, чтобы успевать еще и за обычной жизнью.

На таких вот прогулках, я буквально физически ощущал, как в моем мозгу частично выветривался пройденный год назад материал и был рад. Головные боли от перенагрузок уже проявлялись слишком часто, чтобы не начинать принимать меры. И я принимал. Гулял, употреблял релаксанты, выработал даже диету которая заставляла мой мозг после приема пищи буквально делать мне «чао» ручкой. Я спал как ночью, так и днем. И все время боялся только одного, что это я приношу совершенно никому не нужные жертвы. Мысль что это надо именно мне, иногда посещала, но под действием релаксантов выветривалась обратно.