Котэрра - Хаецкая Елена Владимировна

«Храни тебя Господь, мой птенчик», — заплакала Толстая Молли. «Храни тебя Господь, моя дорогая», — написала Мария Анна. «Храни тебя Господь, моя Роза», — передал через своего друга курносый светловолосый молодой человек, который нравился нам с Марией.

И она правда уехала. В то утро ее указательный палец привычно коснулся моего носа. «Пока, кошка, — сказала она. — Не шали здесь без меня и с полки не прыгай. Я вернусь, тогда мы с тобой и потанцуем».

Она писала нам письма, а Толстая Молли читала их вслух. Я знала, что Роза смогла увидеться с тем курносым молодым человеком. Что дел для медицинских сестер и докторов Красного Креста становится с каждым днем все больше и больше. Что линия фронта подошла к их лазарету совсем близко.

Других известий не было.

Некоторые люди — глупые, они считают, что Роза не вернется. Но они глупые, поэтому я не осуждаю их.

Я просто мысленно обнимаю ее, крепко-крепко, будто если отпущу — она исчезнет навсегда.

Михаил Бабкин

Шархон

Кот была громадный и доставал в холке почти до колена, вернее, до глубокого пореза на прочных штанах, полученного Камилем в сегодняшнем бою с шархонами. В котором погибла умница Эльза, а он еле-еле выбрался из лабиринта нор, где шархоны загрызли ездовую кошку и едва не сожрали его самого — в надёжной, проверенной лабораторией дератизации униформе. Можно сказать, в скафандре высшей защиты.

И всё одно чуть не сожрали.

Скафандр оказался полным барахлом: при штатном уменьшении он становился излишне жёстким, давил в плечах и крепко тёр в промежности, шагать в нём было неудобно и болезненно. Что отвлекало от работы и из-за чего погибла кошка Эльза — погибла, спасая его, прикрывая от семихвостого, которого они никак не ожидали встретить. Камиль просто не успел дотянуться до меча (автомат против шархонов бесполезен), а не успел потому, что скафандр помешал. Вот и…

Так оно будет звучать в официальном варианте. Камиль, пока возвращался, успел хорошенько обдумать версию, не бросающую тень на самого Камиля и вполне убедительную для комиссии.

Потеря была ощутимой — в лаборатории скорбно молчали, разрезая на Камиле испорченную униформу и сдирая с тела шархоновые сопли, которые были хуже пластика, стоило им немного подсохнуть. Скафандр слегка потрескивал под лезвиями резаков, вполголоса матерился Камиль. А больше звуков не было.

И лишь потом седой Василий Петрович вздохнул тяжело:

— Эльзу жалко, — и отвернулся, Камиль его не интересовал. Шархоны, впрочем, тоже; Василия Петровича интересовали только кошки-разведчицы и результат. А результата не было. И опытной кошки тоже.

— Петрович, я не нашёл третье логово, — невнятно сказал Камиль, загубник прилип напрочь и выкинуть его никак не получалось. — Но уверен что семихвостый скрывается именно там.

— Ну да, — скорбно кивнул Василий Петрович. — Вместе с очередной маткой. Несомненно.

Камиль наконец выплюнул загубник, хорошо не с кожей; техники снимали остатки скафандра, осторожно, по лоскутку, но всё одно было больно.

— Общий час отдыха, — равнодушно сказал Василий Петрович, неинтересен ему был наёмник Камиль. — И в нору. Если не врёшь насчёт гнезда.

— Не вру, — Камиль кряхтя поднялся со стола-реминимакса: тело болело, сильно хотелось выпить водки. А вновь уменьшаться и лезть в нору не хотелось.

— Всё понимаю, но надо, — сказал Василий Петрович, хотя ничего-то он не понимал, в норы никогда не ходил да и водку не пил. — Твой новый напарник, — он поднял с пола кота, прижал к груди: чёрного, лохматого, с острыми ушами, хвостом-сарделькой и высунутым ленивым язычком. — Тосс. Знакомьтесь.

— Мне в туалет нужно, — мрачно сказал Камиль. — Какое там знакомство.

Петрович сунул кота в руки Камиля.

— Этого не угробь, — то ли попросил, то ли приказал он.

— Не угроблю, — пообещал Камиль.

Кот был громадный и тяжёлый, куда такому здоровяку в нору? Эльза, миниатюрная, из специально выведенной породы, могла пройти под брюхом Тосса… ну, слегка прогнувшись и на согнутых лапах — но могла.

— Урод, — Камиль опустил кота на пол.

— Сам ты урод, — неприятным голосом сказал Василий Петрович. — Угробил Эльзу, а туда же! — И тем же тоном продолжил: — Защитный костюм на дезинфекцию и в испытательную. Всем спасибо.

Техники, загрузив остатки скафандра в специальный куль, молча вышли из комнаты. Даже «до свидания» Камилю не сказали. Но он уже привык, не в первый раз.

— Часа мало, — угрюмо сообщил Камиль. — Вечно вы торопитесь.

— А семихвостый? — Василий Петрович погладил кота. — Он-то как? На нём всё шархонье племя держится. Убить его надо всенепременно, иначе застрянем тут на полгода, пока местные спецы туннели не зачистят. Нам их работу принимать, с нас и спрос в случае чего будет.

— Съест шархон вашего Тосса, — буркнул Камиль. — Толстый он, неповоротливый. Ну, мне и правда в туалет надо! И поесть. И поспать.

— А я разве против? — Василий Петрович встал. — Новую униформу сейчас принесут, последняя модель. Пока ты по норам блуждал, сделали. В фиксат-лаборатории, разумеется, откуда у нас столько реального времени? Пять стоп-дней потратили, учти!

— Я рад, — безразлично ответил Камиль. — Очень, — и пошёл к двери.

— Я тебя подожду, — пообещал напоследок Василий Петрович. — И кота накормлю. Тебе кофе принести?

— Несите, — махнул рукой Камиль. — И яду туда, да побольше!

— Разумеется, — согласился Петрович, поглаживая кота. — Непременно.

…Фиксат-камера была неуютная, типичная гостиничная комнатка, зато там имелись кровать, полог над ней и будильник в изголовье. Будильник Камиль с удовольствием выкинул бы вон, но тот был вмонтирован в стену и демонтажу не поддавался.

Спал Камиль плохо, снилась всякая ерунда, но что именно, он не запомнил, сволочной будильник не позволил. Судя по времени, часов шесть сна он всё же урвал, и то дело. Стоп-часов. Местных, внутрикамерных.

Выйдя через портал, Камиль обнаружил всё того же Василия Петровича, прежнего кота Тосса и обещанную кружку горячего кофе. Без яда.

— Ага, — сказал Камиль, с неприязнью посмотрев на кота, — кофе! Спасибо, — и взял кружку.

— Ты внимательней погляди, — завёлся Василий Петрович, — ведь красавец!

— Ну да, — согласился Камиль. После кофе и думалось, и дружилось хорошо. — Красавец. Само собой.

— Вместе вам повезёт, — убеждённо соврал Петрович. — Кися, кися, кс-с-ссс…

Кися молча поднял лапу и располосовал Петровичу щёку, коготками слегка провёл.

— Плохая кися, — грустно сказал Петрович, опуская кота на пол и вытирая окровавленное лицо платком. — Нехорошая. Но что поделать.

— Беру, — фыркнул в чашку Камиль. — В бумажку завернёте?

— Иди ты, — грубо ответил Василий Петрович, бросая платок в мусорную корзину. — Козлы вы оба. Крысодавы… Забирай, чего уж.

…Очередная нора выглядела совсем мерзко, то ли шархоны нарочно оплевали её, то ли массово загадили — кал у шархонов был хуже слюны, ноги скользили по нему, как по мокрому стеклу. Кошачьи лапы тоже скользили — когда когти не были выпущены.

— Эгей, лошадка мохноногая, — окликнул кота сидевший верхом Камиль, — давай-давай, нас ждут великие дела! — и несильно, для порядка пришпорил «лошадку» ботинками скафандра. Тосс никак не отреагировал на выходку наездника: постукивая выпущенными когтями, кот осторожным шагом продолжал идти по шархоньему лазу.

— Ну и как оно? — мысленно поинтересовался Камиль у напарника, до окончания операции намертво связанного с ним ментальной синтет-пуповиной, — забористо по лабиринту с ловушками гулять?

— А то, — угрюмо ответил Тосс, — я риффкую, а ты на мне сидиффь, отдыхаешь… Забористо! Конеффно.

— Брось, кошкин, — Камиль похлопал кота по шее, — так уж получилось. Меня немножко уменьшили, тебя немножко ускорили, так давай этим пользоваться!