Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 203
– Мистер, вы ведете себя как-то очень странно…
– Дай слово, что запомнишь наизусть все повороты и переходы этого лабиринта, чтобы в случае необходимости смогла бы найти путь даже в темноте. Пожалуйста!
У всех моих друзей младшие братья помешаны на комиксах и играх типа «Scalextrick» или «Top Trumps», почему же только у меня младший братишка мастерит лабиринты и употребляет выражения «в случае необходимости» и «дьявольский»? Господи, а вдруг он окажется геем? Как же он тогда выживет в нашем Грейвзенде? Я ласково взъерошила ему волосы.
– Ладно, даю слово, что непременно выучу твой лабиринт наизусть. – И после этих слов Жако вдруг крепко-крепко меня обнял, и это было совсем уж странно, потому что Жако обниматься-целоваться совсем не любит. – Эй, что это ты? Я ведь совсем недалеко… Ты меня поймешь, когда станешь постарше, и потом я…
– Ты переезжаешь к своему бойфренду.
Теперь я уже ничему не удивлялась, так что покорно призналась:
– Да.
– Береги себя, Холли.
– Винни очень хороший, Жако! И как только мама немного привыкнет к новой ситуации, мы с тобой снова будем часто видеться. Ну вот, например, мы же часто видимся с Бренданом с тех пор, как он женился на Рут, верно?
Но Жако молча засунул картонку с нарисованным на ней лабиринтом поглубже в мой рюкзак, еще раз печально взглянул на меня и исчез.
* * *
Мама появилась на лестничной площадке с корзиной, полной ковриков из бара, которые нужно было вытряхнуть. Вид у нее был такой, словно она попалась мне навстречу случайно, а вовсе не сидела в засаде.
– Я не шучу, Холли. Из дому тебе выходить запрещено. Немедленно вернись наверх. На следующей неделе экзамены. Тебе давно пора сесть и подумать о своем будущем.
Я до боли стиснула лестничные перила.
– Ты, кажется, сказала: «Живешь под нашей крышей – подчиняйся нашим правилам»? Что ж, прекрасно. Мне не нужны ни твои правила, ни твоя крыша, ни твои подзатыльники, которые ты мне отвешиваешь, стоит тебе самой потерять какую-нибудь тряпку. Ведь ты же не перестанешь так себя вести, верно?
У матери как-то странно исказилось лицо, и мне показалось, что она вот-вот скажет какие-то правильные слова, и мы наконец поговорим по душам. Но нет, она просто вцепилась в мой рюкзак, гнусно усмехнулась, словно никак не может поверить, до чего глупа ее дочь, и заявила:
– А ведь когда-то и у тебя были мозги!
В общем, я вырвала у нее рюкзак и продолжала спускаться, а она так и осталась стоять на месте.
– Как насчет школы? – спросила она, и голос ее прозвучал весьма напряженно.
– Ну, если эта школа для тебя так важна, так сама там и учись!
– У меня-то, черт побери, никогда в жизни и не было возможности учиться! Мне всю жизнь приходилось вкалывать! И паб этот содержать, и детей растить, и всех вас – и тебя, и Брендана, и Шэрон, и Жако – кормить, одевать-обувать, в школе учить, чтобы хоть вам потом не пришлось всю жизнь мыть туалеты, вытряхивать пепельницы и гнуть спину с утра до вечера, не имея возможности хоть раз лечь спать пораньше.
Что мне ее слова! Как с гуся вода. Я продолжала медленно спускаться.
– Ну, ладно, иди-иди. Ступай. Узнаешь, какова она, жизнь-то, на вкус. Не сомневаюсь, что через три дня твой Ромео тебя вышвырнет вон. Мужчину в девушке интересует вовсе не ее яркая индивидуальность, черт побери! Такого, Холли, никогда не бывает.
Я сделала вид, что не слышу. Из холла мне было видно, как Шэрон хлопочет за барной стойкой у полок с фруктовыми соками, помогая папе обновить запасы спиртного и наполнить кувшины. Я не сомневалась, что она все слышала. Я помахала ей рукой на прощанье, и она махнула мне в ответ, но как-то нервно. Из глубины подвала гулким эхом доносился голос отца, монотонно повторявшего: «Паром из Ливерпуля…» Пожалуй, лучше было его во все это не вмешивать. И потом, сейчас он наверняка принял бы сторону мамы. А в присутствии завсегдатаев паба он выразился бы примерно так: «Я не такой дурак, чтобы разнимать двух дерущихся куриц!», и они стали бы согласно кивать, бормоча: «Это ты верно сказал, Дэйв». Кроме того, стоило убраться из дома, пока он еще не знает о наших с Винни отношениях. Не то чтобы я их стыдилась. Я просто предпочла бы избежать жарких объяснений. Ньюки, как всегда, спал в своей корзинке. «Ты самая вонючая собака в Кенте, – с нежностью сказала я ему, стараясь не заплакать, – ты старый мешок с блохами». Я почесала его за ухом, отодвинула засов на боковой двери, вышла в переулок Марло, и у меня за спиной со щелчком захлопнулась дверь.
* * *
На Вест-стрит свет и тень сменяли друг друга резко, как на экране телевизора с неотрегулированной контрастностью, так что пришлось надеть темные очки, и мир вокруг сразу окутала фантастическая пелена, однако он одновременно стал более живым и реальным. В горле у меня стоял колючий комок, меня всю трясло. Но никто из паба за мной не погнался. Уже и это хорошо. Мимо с грохотом пронесся грузовик с цементом, от него так и летела пыль, больше похожая на дым и заставлявшая конские каштаны покачиваться, отряхивая листву. В воздухе висел запах разогретого солнцем гудрона, жареной картошки и мусора недельной давности, который уже вываливался из мусорных баков, – мусорщики снова устроили забастовку.
Мимо меня со щебетом и свистом пролетали какие-то мелкие птички, похожие на оловянные свистульки на шнурке, которые детям часто дарят на день рождения; в парке у церкви на Крукид-лейн мальчишки играли в футбол, гоняя ногами жестяную банку. Я взял! Пас, пас! Вон он, за деревом прячется! Да отпусти ты меня! Малышня. Стелла говорит, что мужчины постарше – куда лучшие любовники, чем наши с ней ровесники; с мальчишками, говорит она, все их «мороженое на палочке» сразу тает, как только окажется у тебя в руках. Только одна Стелла знает о Винни – она тоже там была, в «Меджик Бас», в ту самую первую субботу, когда мы с ним познакомились, – но Стелла умеет хранить тайны. Когда она учила меня курить, а меня все время тянуло блевать, она и не думала смеяться и никому ничего не сказала; именно она поведала мне все, что нужно знать о мальчишках. Стелла – самая классная девчонка в нашем классе, это точно.
Крукид-лейн, извиваясь, тянется от реки вверх; пройдя по ней, я свернула на Куинн-стрит, где на меня чуть не наехала детской коляской Джулия Уолкот. Из коляски торчала голова ее малыша, а сама Джулия выглядела совершенно измученной. Когда она забеременела, ей пришлось бросить школу. Так что мы с Винни страшно осторожничаем; мы только один раз занимались этим без презерватива – в самый первый раз, а я твердо знаю: наукой доказано, что сразу девственница забеременеть не может. Об этом мне тоже Стелла сказала.
* * *
Через Куинн-стрит были натянуты гирлянды флажков – словно в честь Дня Независимости Холли Сайкс. Хозяйка магазина, торгующего шотландской шерстью, поливала цветы в висячих корзинках, а ювелир мистер Гилберт выставлял в витрину подносы с перстнями. Мясники Майк и Тодд выгружали из задних дверей фургона безголовую тушу свиньи, за которой виднелась еще дюжина таких же туш на крюках. Возле библиотеки стояли несколько активистов профсоюза шахтеров с ведерками и собирали деньги для забастовщиков, а люди из «Socialist Worker» [5] держали в руках плакаты: «Уголь, а не пособие по безработице» и «Тэтчер объявляет войну рабочим» [6]. Я заметила, что в их сторону катит на велосипеде Эд Брубек, и нырнула в крытый рынок, чтобы Эд меня не заметил. Он переехал в Грейвзенд из Манчестера в прошлом году; его отец был уволен с работы и угодил в тюрьму за кражу со взломом и за «оскорбление действием». Друзей Эд Брубек у нас не завел и всем своим видом показывал, что они ему не нужны. Обычно в нашей школе за такое зазнайство буквально распять готовы, но если кто из шестиклассников и пытался катить на Брубека бочку, дело каждый раз кончалось расквашенным носом, и в итоге его оставили в покое. Эд проехал мимо, не заметив меня; к велосипедной раме была прикручена удочка. Я пошла дальше. Возле пассажа бродячий музыкант играл на кларнете нечто похоронное. Кто-то бросил ему в раскрытый футляр монетку, и он тут же переключился на тему из мюзикла «Даллас». Добравшись до магазина грампластинок «Меджик Бас», я заглянула внутрь. В тот день я просматривала каталог на букву «Р», искала «Рамонес». А Винни перебирал карточки на букву «Х» – его интересовали «Хот», «Хорни» и «Холли». В задней части магазина всегда висит несколько старых гитар. Вин мог сыграть вступление к «Stairway to Heaven» [7], но дальше дело у него не пошло. И теперь я собиралась самостоятельно учиться играть на его гитаре, пока он на работе. А потом мы с ним могли бы создать собственную группу. Почему бы и нет? Тина Веймаут – девушка, а играет на контрабасе в группе «Talking Heads». Представляю себе мамино лицо, когда она, продолжая твердить «Она мне больше не дочь!», увидит, как я играю на гитаре в группе «Top of the Pops». Все дело в том, что мама никогда никого не любила так сильно, как мы с Вином любим друг друга. Они с отцом, правда, неплохо уживаются, но вся ее родня из Корка папу всегда недолюбливала: во-первых, он не ирландец, а во-вторых, не католик. Мои ирландские кузены и кузины – все они старше меня, страшно веселились, рассказывая мне, что мама забеременела Бренданом еще до того, как они с папой поженились, но теперь-то они уже двадцать пять лет женаты, и это совсем не смешно, да и вообще, по-моему, у них все не так уж плохо. Но все же между моими родителями нет той удивительной связи, какая существует у нас с Вином. Стелла говорит, что мы с Вином – родственные души и просто созданы друг для друга.
