Стальной пляж - Варли Джон Герберт (Херберт)

У крупных животных, покрытых мехом, есть блохи, это само собой разумеется. Но блохи — лишь самые первые из "желанных гостей" Дэвида Земли. Он сам однажды в разговоре со мной назвал их так. Я возразил было, что правильнее называть их паразитами, но он только благосклонно улыбнулся. Все его улыбки были благосклонными, такой уж он уродился человек — он был из тех, чье добренькое личико так и хочется сорвать с черепа и скормить его дорогим гостям. Дэвид принадлежал к тем, у кого на все вопросы готовы высоко моральные ответы, кто никогда не колеблется, прежде чем указать собеседнику на его ошибки. Разумеется, указать с любовью. Дэвид любил все творения природы, все без исключения, даже те, что стояли на такой же низкой ступени развития, как мы с вами.

Для каких же желанных гостей Дэвид распластывался грязной подстилкой? Вернее спросить, какие виды вредителей обитали в его угодьях? Я еще ни разу не видел, чтобы из его прически выглядывала степная собачка, но если б выглянула, нисколько бы не удивился. На Дэвиде жили выводок мышей, стайка землероек, семейство зябликов и целый блошиный цирк. Опытный биолог мог бы легко насчитать дюжину видов насекомых, даже не приближаясь к нему. Все эти твари рождались, росли, ухаживали друг за другом, спаривались, гнездились, питались, испражнялись, мочились, откладывали яйца, дрались, преследовали добычу, мечтали и, как в конце концов нам всем положено, умирали в различных уголках биомассы, коей являлся Дэвид. Иногда трупики падали с него, иногда нет. Тем плодороднее становилась его почва для будущих поколений.

Все землисты воняют, никуда от этого не денешься. Они вечно выступают ответчиками в судах по делу о нарушении закона о запахе тела: время от времени такие дела открывают многострадальные граждане, которые в один прекрасный день решают, что хватит с них поездок в переполненном лифте в компании с этими островками живой природы. Дэвид Земля — единственный известный мне человек на Луне, кого навечно изгнали из общих коридоров. Он перемещался по фермам, паркам и гидропонным плантациям воздушным и водным путем или по служебным туннелям.

— Если это лучшее, что вы можете предложить, моей партии пора бить тревогу, — заявил спутник Дэвида, куда менее рослый и внушительный. Мне удалось разглядеть у него всего две звериные черты: пару рогов вилорогой антилопы да львиный хвост. — Сто убийств, это не что иное, как разнузданная резня, и мы категорически отвергаем эту цифру. Но после длительного обсуждения мы все же готовы предложить восемьдесят. С величайшей неохотой.

— Предлагаете заготовить восемьдесят? — переспросила Калли, как и обычно, упирая на слово "заготовить". — Но восемьдесят — это смешно! При таком пороге заготовок я разорюсь. Давайте встанем, пройдем прямо сейчас ко мне в контору, и я покажу вам книги: от одного только "Макдональдса" поступил заказ на семьдесят туш.

— Это ваши проблемы. Вам не следовало подписывать контракт, не дождавшись завершения настоящих переговоров.

— Не подписала бы контракт, потеряла бы клиента. Что вы хотите, разорить меня? Девяносто девять — вот вам, без дураков, мое последнее и окончательное предложение: примите его или убирайтесь. Не думаю, что мне удастся добиться прибыли даже с сотней, я с трудом сведу концы с концами. Но чтобы покончить с этим… Вот что я вам скажу. Девяносто восемь. Это на двенадцать меньше, чем вы разрешили Рейли, моему соседу, не позднее чем три дня назад, а у него стадо не такое большое, как у меня.

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать Рейли, мы говорим о вашем контракте и вашем стаде. А ваше стадо не назовешь счастливым, я не слышал от него ничего, кроме жалоб. Я просто не могу разрешить убивать больше, чем… — представитель профсоюза покосился на Дэвида, и тот кивнул, стряхнув с волос волну янтарного песка.

— Восемьдесят, — заключил вилорогий.

Некоторое время Калли молча кипела от возмущения. Не стоило и надеяться поговорить с ней прямо сейчас, во всяком случае, не стоит пытаться, пока эти профсоюзные деятели не отправятся посоветоваться со своей клиентурой, так что я слегка отодвинулся от огня. Но кое-что в переговорном процессе поразило меня похожестью на мою собственную ситуацию.

— ГК, — шепнул я. — Ты здесь?

— Где ж еще мне быть? — тихо ответил он мне на ушко. — Можешь не шептать, а просто шевелить губами, я с легкостью прочитаю, что ты хочешь сказать.

— А откуда мне знать, где ты? Когда я звал тебя, а ты греб прочь, ты мне не отвечал. Я думал, ты до сих пор дуешься.

— Не думаю, что нам обоим будет какая-либо польза от обсуждения того, что я тебе только что сказал, до тех пор, пока ты не найдешь время все обдумать.

— Я обдумал, и у меня появилось несколько вопросов.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ответить.

— Эти представители профсоюза… они, что, и вправду говорят от имени динозавров?

ГК выдержал средних размеров паузу. Полагаю, вопрос показался ему не относящимся к нашему делу. Но он воздержался от комментариев по этому поводу и лишь заметил:

— Ты вырос на этой ферме. Я думал, ты знаешь ответ на свой вопрос.

— Нет, в том-то все и дело. Я никогда как следует над ним не задумывался. Тебе известно, как Калли относится к правам животных. Она сказала мне, что землисты — не более чем горстка мистиков, которым хватило политического влияния, чтобы возвести свои безумные идеи в ранг закона. Она говорила, что никогда не верила, будто бы они в самом деле общаются с животными. А я верил ей и не думал на эту тему уже лет семьдесят-восемьдесят. Но после того, через что я прошел, я усомнился, права ли она.

— По большей части не права, — ответил ГК. — То, что звери способны чувствовать, продемонстрировать легко, даже на уровне простейших животных. То, что у них есть нечто, что вы признали бы за мысли, — более спорно. Но поскольку я сам — участник этих переговоров… смею добавить, необходимый участник… то могу сказать тебе: да, эти создания способны выражать желания и отвечать на предложения, при условии, что они выражены в образах, понятных животным.

— Как это?

— Нууу… контракт, который здесь сейчас обсуждается, — целиком и полностью человеческое орудие. Животные никогда не догадаются о его существовании. Поскольку их "язык" сводится к нескольким дюжинам трубных звуков, подобная задача выше их понимания. Но условия, которые данный контракт оговаривает, вырабатываются в процессе взаимных уступок, и в этой части человеческие способы заключения сделки доступны животным. Калли ввела в кровь всему своему стаду водную взвесь нескольких триллионов самовоспроизводящихся механизмов, сконструированных из живых тканей методами нанотехнологии…

— Наноботов.

— Да, таково их общепринятое название.

— Тебя чем-то не устраивают общепринятые названия?

— Только своей неточностью. Термином "нанобот" обозначается микроскопический самодвижущийся программируемый механизм, а под это определение подпадают многие другие виды межклеточных устройств, помимо тех, которые мы обсуждаем в настоящий момент. Те, что находятся в твоей крови и внутри клеток твоего тела, во многом отличаются…

— Хорошо, я понял, что ты хочешь сказать. Но принцип-то тот же, правильно? Эти маленькие роботы, намного мельче красных кровяных телец…

— Некоторые — на несколько порядков мельче. Они приписаны к определенным участкам организма и делают там свою работу. Одни переносят сырье, другие доставляют чертежи, третьи и есть собственно строительные рабочие. Работая на молекулярном уровне, они собирают в межклеточном пространстве или в стенках самих клеток различные более крупные механизмы — ты понимаешь, что под "крупными" я в большинстве подразумеваю все равно микроскопические.

— И эти механизмы служат для…

— Думаю, я вижу, куда ты со всем этим клонишь. Механизмы выполняют множество функций. Некоторые занимаются теми хозяйственными делами, которые твое тело выполняет не слишком хорошо или потеряло способность выполнять. Другие играют роль контролеров-наблюдателей и посылают сигналы внешней системе более широкого охвата, если что-нибудь в организме пойдет не так. Для стада Калли такая система — это Марк III Хасбендер, ничем не примечательный базисный компьютер. Его дизайн не претерпевал существенных изменений уже более века.