Три ипостаси Божества - Дашнер (Дэшнер) Джеймс

– Один из Богов убил другого! – хрипло вопила женщина.

Александра повернулась к Флинту, закрыла окно и, насколько смогла, спокойно проговорила:

– Жаль, что они распространяют столь нелепые слухи.

И покачала головой, словно происходящее было всего-навсего проявлением безумия.

– Распорядись, чтобы эту женщину убрали с улицы, ради ее же собственной пользы, – сказала она.

Она вернулась к своему чаю, который к этому времени безнадежно остыл.

– И пусть о ней позаботятся. Жалко будет, если с ней что-нибудь случится.

Садина

Несмотря на разлуку с матерью, со своим лучшим другом и с Фрайпаном, с которым так хорошо было коротать ночи у костра, Садина не чувствовала себя одинокой. Их всех старалась ей заменить Триш. Триш следила, чтобы Садина вовремя ела и пила, то есть вела себя как настоящая мать. Она же позволяла Садине подшучивать над собой, как это делал Айзек. И время от времени Триш изрекала нечто умное – в чем была совершенно похожа на старину Фрайпана. И вместе с тем все это было не то. Прошлое не вернуть, а чтобы обдумать настоящее, нужно было время и уединение. Так что усилия Триш отчасти были напрасны. Уединения Садине она дать не умела.

В редкие минуты, когда ей удавалось оставить Триш, Садина уходила на палубу и садилась спиной к кнехту, к которому крепился якорь. Минхо с капитанского мостика кивал ей, и Садина в ответ приветственно махала ему рукой. Больше всего Садине хотелось, чтобы и ей, и Триш было хорошо и вместе, и порознь, но сразу и окончательно добиться этого было трудно.

Она доставала из рюкзака Книгу Ньюта и, читая ее, скользила пальцем по истертым буквам, которые жили в кармане Фрайпана бог знает сколько лет. Не понимая, зачем она это делает, Садина нюхала страницы, но вместо ожидаемого запаха пота и затхлости ощущала аромат кожи и вкусной еды, готовить которую Фрайпан был настоящий мастер. От этого Садина еще больше тосковала по старику.

Пролистав несколько страниц, Садина позволила своим пальцам остановиться на случайном абзаце.

Знание приносит мир и покой. У меня были друзья, и они считали меня своим другом.

Это – главное в жизни.

Это – единственное, ради чего стоит жить.

Чтобы не разреветься, Садина закрыла книгу. Она прочитает всю Книгу Ньюта, как и обещала Фрайпану. Но сегодня она этого делать не станет. Боль от потери Лейси и Карсона все еще жила в ее сердце; она не знала, встретится ли когда-нибудь с Айзеком и Фрайпаном и увидит ли живой и здоровой свою мать. Вспомнив близких, она почувствовала, как слова Ньюта острым ножом полоснули по ее сердцу.

– Эй! С тобой все в порядке?

Это была Триш. С почти яростным выражением лица она приближалась к Садине по слегка раскачивающейся палубе.

– Да! – отозвалась Садина, глубоко вздохнув. Она знала – ей крайне необходимо поговорить с Триш о своих чувствах. Но она была настолько истощена эмоционально, что эта задача казалась ей невыполнимой. С другой стороны, Садина понимала, что, если она не сможет поделиться с подругой болью своего сердца, все станет намного хуже.

– Можешь со мной поговорить? – спросила она.

Триш явно нервничала, глаза ее бегали быстрее, чем шарик для пинг-понга, в который Доминик играл сам с собой на устроенном внизу теннисном столе.

– Не нравится мне твой вид! – произнесла Триш.

– Триш! Просто сядь рядом.

Садина указала на место рядом с ней на палубе, и Триш устроилась, прислонившись спиной к кнехту.

– Послушай…

– Ничего хорошего не случается, когда ты говоришь кому-нибудь «Послушай»…

– Послушай! – повторила твердо Садина. Нужно было, чтобы Триш преодолела собственную нервозность и действительно услышала то, что собиралась ей сказать Садина. Триш похрустывала костяшками пальцев, и Садина, протянув руки, взяла ее ладони в свои.

– Когда ты нервничаешь, – сказала она, – тебе нужно вот это: прикосновение, а еще – спокойный, неторопливый разговор. Это придаст тебе уверенности.

Садина сделала паузу, раздумывая, как перейти к следующему пункту разговора.

– Со мной все иначе, – начала она. – Когда я напугана или нервничаю, или не знаю толком, что чувствую…

Она оставила руки Триш.

– …мне нужно совсем другое. В общем, когда ты делаешь то, отчего тебе лучше, мне, наоборот, бывает только хуже… Как-то неловко и неуютно…

Садина глубоко вздохнула и посмотрела в глаза Триш, которые начали наливаться слезами.

– Послушай, я знаю, что ты прошла через ад, когда нас с Айзеком похитили. Это было страшно трудное время – и для меня, и для тебя. Я думала о тебе каждую секунду. И когда я вернулась, ты испытала страшное облегчение, но потом ты ни на минуту меня от себя не отпускала, а мне нужно…

– Я знаю, – перебила ее Триш. – Прости. Просто… я заснула, а потом Доминик заорал, и я увидела, что тебя рядом нет, и страшно забеспокоилась…

– Это было не сейчас, и даже не сегодня. Я хочу сказать тебе вот что. Когда у меня проблемы, в качестве поддержки мне нужно пространство. И это при том, что я люблю тебя больше всего… больше всего, что может быть в нашей вселенной. Но мы здесь как сельди в бочке, а мне порой нужно…

– Так ты говоришь, тебе нужно… пространство? – тихим голосом произнесла Триш.

– Я говорю: то, что тебя успокаивает, меня иногда раздражает. Тебе от прикосновений хорошо, а меня они порой… душат.

Садина изо всех сил старалась быть помягче, но, так или иначе, слово душат, слетевшее с ее языка, словно нож, ударило Триш в грудь.

– Душат? – переспросила Триш и, побледнев, отошла к леерам.

О, черт, подумала Садина.

– Триш! Дай мне закончить! – сказала Садина, встав и подойдя к подруге.

– Нет! Я не хочу душить тебя. Я постою здесь и поплачу, ведь тебе нужно пространство, так?

– Я не собираюсь порывать с тобой.

– Садина! Но ведь это и называется мне нужно пространство, – произнесла Триш, глядя на Садину с неизбывной горечью в глазах.

– Я знаю. Но это не то, что я имею в виду.

Садина глубоко вздохнула и продолжила:

– Я хочу, чтобы ты знала, что я чувствую, если что-то случается. Там, на Аляске, с нами может произойти что угодно. Меня могут забрать, без тебя, в какое-нибудь жуткое местечко. Но мне и тогда нужно будет знать, что с тобой все путем и ты не сходишь с ума оттого, что меня забрали. А если произойдет что-нибудь ужасное… как, например, произошло с моей мамой…

Садина сглотнула и попыталась обуздать слезы, которые, словно утренняя роса, готовы были появиться на ее глазах при мысли о матери.

– Так вот, – продолжила она. – Если ты действительно хочешь мне помочь, помни – когда мне плохо, мне нужно пространство. И время. Мне нужно больше времени, чем нужно тебе, я знаю. Для того, чтобы поразмышлять, собраться с мыслями. И в такие минуты прикосновения и прочие дела меня лишь отвлекают и заставляют нервничать. Нет, мне нравится, когда ты прикасаешься ко мне, я люблю твои прикосновения, но когда мне нужно обдумать что-то важное, требующее концентрации, они мне мешают. Слишком возбуждают и отвлекают. Ты понимаешь?

– Возбуждают, – повторила Триш. – Слишком. Я понимаю.

– То есть когда ты трогаешь меня за руку или берешь в руку мою ладонь, а в это время в моей башке делается черт знает что, это не ощущается как нормальное прикосновение…

Садина попыталась найти самое убедительное объяснение тому, что она хотела сказать, а потому взяла Триш за руку и принялась постукивать кончиками пальцев по тыльной стороне ее ладони.

– Меня начинает плющить…

Она прекратила стучать Триш по ладони и просто сжала ее руку – нежно и с любовью.

– Даже если ты хочешь лишь прикоснуться, и ничего больше.

Черт побери, но Садина и сама не вполне понимала суть терзавших ее чувств. Самым большим ударом в жизни для нее был вечер в амфитеатре. Она так и не оправилась от полученного тогда стресса, и с тех пор, день за днем, напряжение только усиливалось.