Круглый зал метров десяти диаметром, с потолком-куполом.
Ни окон, ни дверей.
Ничего.
Сверкающий белый камень, в котором заключены мы с Ариной.
Навсегда.
Саркофаг Времен — самое страшное заклинание Инквизиции. Заклинание, срабатывающее и на жертву, и на палача.
— Ты с ума сошел, — прошептала Арина и села на пол.
— Наверное, — сказал я, садясь рядом.
Здесь был воздух, и, наверное, он навсегда останется свежим.
Здесь был даже Сумрак — но ни на одном его слое из Саркофага нет выхода.
Если верить Эдгару, заключенные в Саркофаг не испытывают ни голода, ни жажды.
Им позволено вечно сходить с ума, не испытывая физических мучений.
— Его же невозможно взломать, — сказала Арина. — Ты понимаешь? Никак. Даже твоя дочь не сможет.
Я пожал плечами.
Десятиметровый пятачок белого камня. Плывущая в вечность капсула.
Интересно, сменится ли расширение Вселенной сжатием и новым Большим Взрывом? Если да, то у нас есть какой-то шанс.
Я захохотал, представляя себе миллиарды лет заточения. Арина потянулась ко мне и отвесила звонкую пощечину.
Я замолчал.
— Ты действительно ему веришь? — спросила Арина. — Сумраку?
— Не знаю. Я верю только в то, что люди сами творят свою судьбу. Люди, а не Сумрак… и не мы.
Арина помолчала. Развела руками.
— Что ж… в любом случае мы уже не узнаем ответа. Никогда.
Я полез в карман, достал пачку сигарет. Заглянул внутрь. Две штуки.
Перед лицом вечности экономить смысла не было.
— Будешь? — спросил я.
Арина вяло кивнула. Она была даже не напугана… в конце концов, она и так шла на смерть. Она была задумчива. Будто мой поступок ее поразил.
Я засунул в рот обе сигареты, раскурил и протянул одну Арине. Она удивленно посмотрела на меня.
— В каком-то старом американском кино видел, — пояснил я. — Всегда хотел это сделать.
— Вот ведь Петр, модернизатор хренов, приволок на Русь это зелье окаянное, а я же его просила этого не делать… — пробормотала Арина.
— Не ври, ты родилась, когда Петр Первый уже умер, — возразил я.
— Привыкай, нам теперь нечем заняться, кроме как байки травить, — отпарировала Арина. Затянулась. — Хотя, конечно, будут и другие развлечения. Сам понимаешь — вечность…
Я вынул сигарету изо рта и затушил о пол, глядя поверх Арины — на расступающуюся стену непроницаемого Саркофага.
Тигр стоял в проеме, за которым кипела серая мгла. Мне даже показалось, что я вижу те «пузырики», про которые говорила Надя.
— Впечатляюще, — сказал Тигр, входя в Саркофаг. — Ты знаешь, что за всю историю Инквизиции это заклинание использовали всего три раза?
Я покачал головой. Арина уже была на ногах — и, похоже, собиралась сражаться.
— В принципе это вполне убедительно, — продолжал Тигр, неторопливо идя ко мне. Арину он игнорировал. — Но тебе не приходило в голову, что твоя дочь может сделать неожиданный вывод?
— Какой? — спросил я.
Рука Тигра схватила меня за шиворот и без малейших усилий вскинула вверх.
— К примеру, такой, что если Сумрак умрет, то любимый папочка вернется из Саркофага?
— А это так? — прохрипел я, хватаясь за горло и пытаясь ослабить воротник.
— Нет! Но разве она мне поверит?
В следующий миг Тигр рванулся вперед — и мы прошли сквозь стену.
Крик Арины оборвался за спиной, будто отрезанный.
Мы снова стояли в домике, затерянном в подмосковных лесах.
— Папа! — закричала Надя, бросаясь ко мне. Тигр отпустил мой воротник и отступил на несколько шагов. Я обнял дочку, посмотрел на него. Тигр мрачно смотрел на стоящего рядом с ним Кешу. Мальчишка будто оцепенел.
— Вот даже не думай! — сказал я.
— А какие у меня гарантии? — негромко спросил он.
— Никаких. Только мы всю жизнь без них обходимся, придется и тебе научиться.
Тигр буравил Кешу взглядом. Потом спросил:
— Мальчик-пророк… Ради собственной безопасности я должен тебя убить…
— Я не хочу! — воскликнул перепуганный Кеша и начал неуклюже пятиться в мою сторону.
— Хорошо. Так и запишем, Иннокентий Толков отказался, — произнес Тигр. И исчез.
Мы остались втроем.
— Он правда ушел? — спросила Надя. — Как ты думаешь, папа?
— Я думаю… — Я потер горло и закашлялся. Тигр меня чуть не придушил, вытаскивая из Саркофага… сил он точно не соизмеряет… — Я думаю, что существо, у которого есть чувство юмора, не может быть совсем уж плохим…
Надя всхлипнула и обняла меня крепче. Кеша помялся секунду, потом подошел и неловко ткнулся с другого бока.
— Все, все в порядке, — сказал я. — Все уже закончилось.
— А где Арина? — спросила Надя негромко.
— В Саркофаге Времен, — ответил я.
— Это значит — навсегда?
— Это значит, что еще никогда и никто не попадал в Саркофаг, из которого нельзя выйти, с Минойской Сферой, которая прокладывает порталы откуда угодно. Не знаю, Надя. Возможно, и Тигр этого не знает.
Я и сам не знал, чего в моих словах больше — попытки утешить дочь или правды.
А еще больше не знал, хочу ли я, чтобы древняя ведьма смогла совершить немыслимый побег из темницы. Как по мне — так лучше бы она там осталась до конца времен.
— Мне попробовать открыть портал? — спросила Надя. — Сумрак успокаивается…
— Через десять минут и тридцать секунд Великие Гесер и Завулон откроют к нам портал… — внезапно сказал Кеша. Голос его изменился. Как это часто бывает с юными пророками, от испуга он начал прорицать. — Следующую неделю вы будете давать объяснения на Трибунале Инквизиции в Праге…
— Это я и сам догадываюсь… — прошептал я, глядя на растрепанную Кешину макушку.
— Вы — Антон Городецкий, — продолжал мальчик. — Вы — Светлый Иной. Вы — отец Нади. Вы… вы нас всех… вы нас всех…
Я затаил дыхание.
Повисла тишина.
— Я что-то говорил, да? — робко спросил Кеша.
Вот так всегда!
А как хотелось бы знать, правильно ли ты поступил.
Но никто и никогда не даст на это ответа.
Даже Сумрак.
В романе использованы стихи Уильяма Блейка, фрагменты из песен групп «Motor Roller», «Пикник», песни Владимира Высоцкого и Сергея Калугина.
© С.В. Лукьяненко, 2012
© ООО «Издательство Астрель», 2012
Сергей Васильевич Лукьяненко
Борода из ваты
— Сила для Иного — не главное, — сказала Ольга.
Я только вздохнул. Легко говорить «Сила не главное», когда ты — Высшая волшебница. Так олигархи любят вздыхать: «Деньги в жизни не главное», сидя на палубе своих яхт, или здоровые люди утешают приболевших: «Ничего, здоровье — дело поправимое!»
— А что главное? — спросил я.
До Нового года оставалось три часа.
А я даже подарок Светлане не купил!
Мы с Ольгой стояли на крыше Московского Университета. Точнее на шпиле. Точнее — на звезде.
Замечательная гармония места и времени, правда?
Вряд ли вы когда-то присматривались к звезде, венчающей шпиль Московского Университета. С земли она, понятное дело, кажется маленькой. На самом же деле — звезда огромная, стоять на ее лучах — совсем несложно, тем более, что там есть крепкие железные перила. Вид «со Звезды» замечательный — кажется, что вся Москва видна, от Бирюлево до Медведково, даже легкий новогодний снежок не был помехой. Шпиль Университета таинственно поблескивал под нами — он, оказывается, был покрыт стеклянными пластинами на болтах, хотя снизу казался позолоченным. Портило впечатление только то, что изрядная часть пластин была расколота или выпала.
Москва, она вся такая — издалека кажется лучше, чем вблизи.
— Главное, Антон, это любовь к своему делу, — сказала Ольга.
Я покосился на нее — но волшебница, вроде бы, не шутила. Стояла, опершись на перила, пристально вглядывалась в город. Потом достала сигареты, закурила. Спросила:
— Будешь?
— Не хочу на морозе, — отказался я. — Ольга, мы именно здесь дежурим, потому что МГУ — высокая точка? Удобная для наблюдений?
