О, пусть я кровью изойду,
Но дайте мне простор скорей.
Мне страшно задыхаться здесь,
В ужасном мире торгашей...
Нет, лучше мерзостный порок,
Разбой, насилие, грабеж,
Чем счетоводная мораль
И добродетель сытых рож...
Надо обратить внимание на тот факт, что Рэнд критиковала всевозможные природоохранные действия, восхваляя большие города, на что может нам возразить Лоренц Конрад, который пишет в своей работе «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества»: «Если это намеренное отгораживание от человеческого общения заходит достаточно далеко, то в сочетании с осуждаемым дальше притуплением чувств оно ведет к тем чудовищным проявлениям равнодушия, о которых мы каждый день читаем в газетах. Чем больше скопление людей, тем настоятельнее для каждого необходимость «not to get involed», и вот, именно в самых больших городах грабежи, убийства, и насилия могут происходить средь бела дня на самых оживленных улицах, не вызывая вмешательства «прохожих».». Рэнд также поддерживала превращение биосферы в ноосферу, то есть разрушение природного ландшафта и замены его полями, селениями и пастбищами, для доказательства силы человеческого «разума», хотя, скорее, человеческой глупости и чванства, которые, как известно, погубят всякое доброе начинание. Тут Лоренц Конрад снова недоволен, цитирую его книгу, упомянутую выше: «Крестьянин знает то, о чем все цивилизованное человечество, по-видимому, забыло, он знает, что жизненные ресурсы всей нашей планеты не безграничны. После того, как в Америке обширные местности были превращены в пустыни эрозией почвы, возникшей из-за хищнической эксплуатации земли, после того как целые области закарстовались вследствие вырубки леса и вымерло множество видов полезных животных, эти факты постепенно начали вновь осознаваться, и прежде всего потому, что крупные сельскохозяйственные, рыболовные и китобойные предприятия начали ощущать коммерческие последствия.». Теперь же я даю последнюю цитату из этой книги, дабы убить Рэнд окончательно: «У нас, людей, нормальный член общества наделен весьма специфическими формами реакций, которыми он отвечает на асоциальное поведение. Оно «возмущает» нас, и самый кроткий из людей реагирует прямым нападением, увидев, что обижают ребенка или насилуют женщину.», что дает мне право сказать: альтруизм, в понимании Рэнд, обоснован этологией, на чем я и заканчиваю эту несомненно важную главу.
Глава 4.
Мы и позитивизм.
Исторически так сложилось, что наши идеи имею много общего с позитивизмом. Я, конечно, уважаю Огюста Конта, соглашаясь с ним, но не признаю Карла Поппера и Пола Фейерабенда. Вообще, с позитивизмом надо быть очень и очень осторожным. В данном разделе я решил описать некоторые наиболее опасные проявления позитивизма, дабы читатель знал их. Они тут, конечно, далеко не все, но хоть что-то есть.
Глава 5.
Наука и индукция.
Теперь, когда наши общие отношения с позитивистами понятны, мы можем перейти к критике решения проблемы индукции, которую нам предложил Поппер. В данной главе мне придется обратится к книге Поппера «Объективное знание. Эволюционный подход», которая является лучшей из возможных иллюстраций взглядов автора на научное знание; Поппер рассматривает проблему индукции, конечно же, решая ее с не без помощи критерия, проблема же касается того вопроса, имеем ли мы возможность делать предсказания о будущих событиях, исходя из предыдущих, на что некоторые философы, такие, как Дэвид Юм, отвечают решительно: нет, признавая при том, что именно руководство тем ошибочным принципом и помогало человечеству выживать, делая при том вывод об иррациональности человеческого мышления. Иными словами, уважаемый господин Юм учит, что в логическом смысле, который он обозначил, как Hl, индукция ошибочна, но вот в психологическом, обозначенным им Hps, индукция верна. Скажите, господа, может ли быть такое, чтобы одно и тоже утверждение было и верным и неверным, если мы остаемся в рамках классической логики, как Ом? Правильно: подобное никак не может быть. Скажите, товарищи, что станет с нашей наукой, если мы вовсе откажемся от индукции, если не что либо плохое? Сейчас мы ставим эксперимент, потом еще один, потом еще и еще, получая в итоге результат: X – это закономерность, делая потом нужные выводы, строя теорию и начиная ее применять. Если исчезнет индукция, исчезнет всякая взаимосвязь вещей, все закономерности, а весь мир превратиться в набор случайных фактов, само же понятие эксперимента можно будет выбросить из науки, что фактически и разрушит научное знание, заменив его софистикой. А что будет с нашей жизнью, если рухнет естественная наука, как не полный крах современной цивилизации? Поэтому запомните: всякий, кто отрицает индукцию, тот мракобес или же человек, одураченный мракобесами. Теперь я должен немного разбить аргументы тех, кто не верит в индукцию. Некоторые особо одаренные возражают, что, если мы видели, к примеру, трех лебедей белого цвета, то мы не можем говорить, будто бы все лебеди только белые, пока нам не встретится черный лебедь, на что я имею честь возражать. Во-первых, когда мы делаем индуктивное заключение, то мы полагаем, что мир основан по неким законам, которые можно познать. Посему мы делаем заключение, что: 1) лебеди бывают в реальной жизни; 2) мы видели лишь белых лебедей, посему можем считать, что они наиболее распространены; 3) могут быть лебеди и других цветов. Во-вторых, возражает царица наук; если мы видели трех белых лебедей, то по теории вероятности мы должны число белых лебедей разделить на общее их число, что выглядит так: 3/3 = 1, что значит, что мы можем встретить только лишь белых лебедей, если же мы видели четырех лебедей, один из которых был черным, а три белыми, то вероятность увидеть белого лебедя будет такой: 3/4 = 0.75, что значит вероятность падает со 100%, до 75. Как мы видим, противоречий тут нет; индукция на основе повторения существует, что доказывает вся экспериментальная наука. Теперь же мне надо сказать, как все это решает Поппер: «(3) Ясно, что мой принцип переноса заведомо исключает юмовский иррационализм: если я могу дать ответ на его основную проблему индукции, включающую Hps, не нарушая принципа переноса, то не может возникнуть никакого столкновения между логикой и психологией, а следовательно, невозможно прийти к заключению, что наше познание (understanding) иррационально. <...> (5) Один из моих главных выводов состоит в том, что поскольку Юм прав в том, что в логике не существует такой вещи, как индукция на основе повторения, то по принципу переноса такой вещи не может быть и в психологии (или в научном методе и в истории науки): идея индукции на основе повторения должна рассматриваться как возникшая по ошибке – как своего рода оптическая иллюзия. Короче говоря: не существует такой вещи, как индукция на основе повторения.». Я всегда говорил, что проклятые позитивисты, страдающие гуманитарной опухолью мозга, всегда хотели уничтожить чистую и светлую науку, которую несет марксизм-ленинизм. Представим, что доктор Y провел эксперименты, по которым лекарство X лечит все формы рака. Если нет индукции, то ему можно сказать: все ваши результаты – случайность, а это значит, что ваше лекарство не работает. В результате люди продолжают умирать от рака. Вот, что будет, если мы уберем индукцию.
