Последний хранитель (СИ) - Борисов Александр Анатольевич

— У тебя все? — сурово спросил отец.

Сашка сник и покорно поплелся на кухню. И мне почему-то стало его жалко:

— Зачем ты с Морданом так? Он же не для себя, нас угостить хотел. Можно мне выйти?

— Сиди! — самую неприятную часть разговора, он всегда оставлял на сладкое. — Я вижу, тебе до лампочки существующие расклады. Ты даже не удивлен?

— Удивлен. Что-то мало врагов для одного человека, — ответил я с горьким сарказмом, — ты, наверное, не всех перечислил?

— Виновных ищешь?! — ни с того ни с сего взвился отец, — Это проще всего — строить из себя невинную жертву. А если начать с себя? Давай-ка припомним, где, когда и, главное, сколько раз, ты прокололся в этом году?

— Да, вроде, ничего такого и не было, если не считать мелочей.

— Тогда начнем с мелочей. Кто, в разгар рабочего дня, будучи в стельку пьяным, пронес через проходную рыбного порта четыре бутылки водки, не предъявив при этом служебное удостоверение?

— В этом году? — не помню.

— Зато я хорошо помню! Это было третьего января, на следующий день после того, как в гостинице «69-я параллель» ты поспорил на ящик водки, что вызовешь в номере дождь.

— И что, вызвал?!

— Если б не вызвал, тебя бы не выселили из гостиницы, и ты бы не поперся на пароход с остатками выигрыша.

— Неужели я и такое могу?

— Скажу тебе только одно: все чаще бывают моменты, когда ты себя полностью не контролируешь. Вот чем, если не секрет, может руководствоваться человек, который в компании двух симпатичных девчушек, вдруг, утверждает, что он инопланетянин, а в качестве доказательства, начинает перечислять главные вехи их прошлой жизни и предсказывать будущее? И все это для того, чтобы с обеими переспать?

— Это опять обо мне? — опять не поверил я. — Глупейшая ситуация. Но если даже она и была, в чем криминал?

— Ни в чем, — согласился отец. Просто одна из этих девчонок выдавила прыщик над верхней губой и скоропостижно скончалась. Ровно через два месяца, как ты и предсказывал. Продолжать?

Повисла долгая пауза.

Неужели кругом одни стукачи? — лихорадочно думал я. — Неужели, каждый мой шаг отслеживался и ложился на чей-то стол в виде отчетов? Неужели, рядом со мной незримо присутствовал враг? Как же тогда мне удалось уйти? Кто-то помог?

— Ты ничего не сказал о друзьях, — сказал я, с глуповатой надеждой. — Тут уж, брат, извини! — Отец шутливо развел в стороны руки. — Друзей, как и опыт, человек наживает сам. Могу предложить пока одного.

— Ты говоришь о Сашке? Мой вопрос растворился в воздухе. В мыслях своих отец был уже далеко. Я знал, что он непременно уедет. Ему оставаться в России намного опасней, чем мне. Даже слухи о том, что кто-то видел его живым, хуже, чем смерть в ее чистом виде. Вот он и воспользовался оказией. Завтра же рванет за кордон, к старым друзьям. И никого, ближе Мордана, рядом со мной не оставит.

Впрочем, это не самый плохой вариант. Сашка — мужик без комплексов. Он не лезет в чужие дела, если они не касаются личных его интересов. Не пьешь? — хозяин — барин, нам больше достанется; не дышишь? — твое дело — главное, нам дышать не мешай! Для Мордана, «очистить душу» и «очистить карманы» — примерно одно и то же. — Ты что-то имеешь против него? — как-то спросил отец, — Последний Хранитель уголовнику не товарищ? — Почему же? — смутился я. — Кстати, Сашка, а кто он такой? — Что ж ты его сам не спросил? — Я думал, двойной агент, твой человек в криминальном мире… — Выше бери. Мордан тебе почти родственник. Это старший брат нашей Натальи. Вот так! Честное слово, я был ошарашен.

Мне кажется, что-то из того разговора дошло до Сашки. А может, отец и с ним провел разъяснительную беседу? Во всяком случае, тем же вечером он спросил: — Почему ты меня все время погоняешь Морданом, по поводу, и без повода? Я его, главное дело, по имени, а он — исключительно погремухой! — Боюсь уронить твой имидж, в присутствии подчиненных, — отпарировал я. — А как вас прикажите величать? — Ну, имя у меня есть… — замялся Мордан. — А отчество? — Отчество, как у Пушкина. — Стало быть, Александр Сергеевич? — Ну! Да, действительно, отчество у него, как у Натальи, — неожиданно вспомнил я. — Все нормально, брат и сестра. А ведь совсем не похожи! — Знаешь, Сашка, — сказал я, и хлопнул его по плечу, — погоняло твое, звучит оборотисто! Есть в этом слове сумасшедшая энергетика. Прислушайся сам: «Мор-рдан!» Все равно что «брусника, протертая в сахаре». А если серьезно, когда-нибудь я скажу: «Есть у меня, хоть и хреновый, но друг. Зовут его Александр Сергеевич». Но это случится после того, как ты сделаешь для людей хотя бы одно доброе дело.

— А если и я? — Что, если и ты? — Тоже тебя погремухой: не Антон, а, допустим, Сид? Сид — мое звездное имя, а в совсем недалеком прошлом — псевдоним для служебных сводок — производное от английского «sea» — «море» и «diabolic» — «черт». «Sea diabolic» — так когда-то меня прозвала одна из испанских газет. Только для Сашки Мордана проще считать, что Сид — это мое погоняло. — Допускай, — усмехнулся я, — в отличие от тебя, не обижусь. Не знаю, вынес ли Сашка что-нибудь путное из этого разговора, но в своем резюме был краток: — Ладно, сволочь, попомнишь! Это у него шутки такие, солдатские. Сблизились мы с ним года четыре назад, осенью. Я тогда в ремонте стоял. Как-то, вдруг, вспомнил, что Сашка заядлый грибник. Я вытащил его из родного пивбара, а в качестве компенсации купил ему ящик пива. Что удивительно, он не протестовал. Пока бродили по склонам, болтать было неохота: грибов — хоть косой коси. Пиво пили вместо воды, и оно выходило потом. Ближе к вечеру сели перекурить. И тут я обнаружил, что нагулял аппетит, а машина подъедет только часа через два. — Есть у меня немного жратвы, — неохотно сказал Сашка. — тушенка, сухари и галеты. Только это НЗ, нужно будет восполнить. — Что за НЗ? — спросил я из вежливости. — Мой личный тайник. Ну, если придется подаваться в бега. — Не бойся, не заложу.

Тайником оказалась обычная ниша под обломком известняка. Была там еще солдатская фляга со спиртом и пара стволов. Мы, естественно, причастились. — Давай постреляем? — вдруг, предложил Мордан. — Ты, часом, не перегрелся? — А мы потихоньку, — Сашка достал из ниши промасленный сверток, разложил на траве его содержимое. — Ого! — изумился я. — «ПБ», — хвастливо сказал Мордан, — Модель пистолета Макарова с несъемным глушителем, разработан для элитных подразделений спецназа! — Ого! — опять повторил я. — Напрасно ты так, — почему-то обиделся Сашка. — Я действительно хорошо разбираюсь в оружии. Можно сказать, с детства. Мои ведь родители тоже… — Помнишь их? — спросил я, чтобы загладить свою вину. — Не–а, — ответил он с деланным безразличием, — а вроде был большенький, когда их… не стало. На фотографии сразу узнаю, а на память совершенно не помню. Даже представить себе не могу. Бывает, приснятся ночью, а вместо лиц — белые пятна. Они ведь все время по заграницам, только работой и жили. Возможно, и нас с Наташкой сделали «для прикрытия». Я, кстати, в Брюсселе родился. А рос на Тамбовщине. Меня, в основном, дед воспитывал. — Хреново воспитывал. — Много ты понимаешь: «хреново!» Я ведь в школе на отлично учился. В мореходку играючи поступил, а конкурс был сумасшедший: семнадцать рыл на одно место! Избрали комсоргом роты, был кандидатом в члены КПСС. Сашка сделал короткую паузу для возгласов и оваций, но я промолчал. Только мысленно спросил: «А потом?» Но он этого не заметил: — А потом все в одночасье рухнуло. На плавпрактику только трое из нашей роты уходили индивидуально. Я в том числе. Попал в СМП, в Архангельск. Оттуда вернулся с волчьим билетом. Представляешь характеристику? – «в политических убеждениях занимает левую сторону. Партийная, комсомольская, и общественные организации теплохода «Николай Новиков», считают, что курсант Ведясов не достоин звания советского моряка». — Как, как ты сказал?! Левую сторону?! Или ты что-то путаешь, или ваш помполит с теорией не дружил! — Мамой клянусь! — Сашка чиркнул ногтем большого пальца по верхней челюсти. — Цитирую без купюр! — Ну, не знаю, — задумался я, — такой слог, такой пафос! Что ж такого ты смог сотворить? Но, бьюсь об заклад, это будет покруче любой контрабанды. Может, «шерше ля фам»? — Какой там, на хрен, «ля фам»? Мы стояли на линии Игарка – Италия. Есть у них порт такой — Монфольконе. Экспортный пилолес сплавляли для макаронников. То ли бес попутал, то ли к слову пришлось? Точно не помню, с какой такой стати я решил процитировать Маркса? Один, мол, из признаков отсталости государства, если оно торгует сырьем. А этому пегому донесли. Он и давай слюной брызгать: — Щенок шелудивый! Тебя на народные деньги учат, кормят и одевают! А ты, своим языком поганым, грязью страну поливаешь! Кто бы другой сказал, я бы стерпел. А этот… помполит называется! Весь рейс у матросов сигареты стрелял! Ну, я и взвился: — Ты, — говорю, — дерьмо из-под желтой курицы! Это ты, своим языком поганым у буфетчицы секель лижешь! А она за это в сейфе твоем свою контрабанду прячет! И весь экипаж закладывает: кто, что, кому говорил. — Так и сказал? — Так и сказал. — А он? — А у него инфаркт. Чуть не помер. С тех пор и пошло-поехало. Из мореходки чуть не поперли. Спасибо отцу твоему, отстоял. Вызвал меня замполит отделения, трахнул кулаком по столу: — Запомни, — сказал, — за тебя ручаются очень большие люди. Я пошел им навстречу. Сделай так, чтобы мне не было стыдно за это решение. Да только куда там! В жизни, как в боксе: одно дело, если ты поднимаешься сам и совсем другое — если тебя поднимают другие. Покатился я под уклон, и нет ему конца края. Сашка задумался и вздохнул. Я промолчал. И он оценил это молчание — молчание человека, прошедшего путь, на который ему не хватило терпения или удачи. Ведь все мы в те годы были такими.