Каисса - Чижков Виталий Алексеевич

– Мне так нужна сейчас поддержка! Я пришел, увидел тебя голенькую, кисуля, и впервые за день меня отпустило. Хоть что-то хорошее у нас – это любовь наша, это свадьба наша! Ведь вместе мы все преодолеем. Для этого и нужен дом, чтобы приходить в него и укрываться от любых невзгод.

Настя присела на краешек кровати.

– Когда ты решишь эту проблему? – спросила она тихим, но все еще сердитым и срывающимся голосом.

– Я не знаю.

– Мы же поедем в Завидово? А в сентябре нас же выпустят из страны на Гоа? Твоей машиной можно пользоваться?

Матвей медленно поднялся и отрицательно покачал головой.

– А квартиру эту? Мы же еще можем платить ипотеку? – продолжала Настя.

– За ипотеку заплатим с твоего счета, я же тебе давал деньги, – промямлил Матвей, покраснев от стыда и прикрывая руками причинное место.

– Что со свадьбой, Карпов?

– Свадьбу подвинем – нам не снять ресторан сейчас.

– Ты сука, Карпов! – крикнула Настя.

Она встала и продолжила собирать вещи.

– Кисуля…

– Заткнись! Я ухожу от тебя!

– Как же наша любовь? Рейтинг, деньги – неужели ты только на это ведешься?

Настя остановилась и тихо начала говорить:

– Что ты знаешь, Карпов… Такие, как ты, только и могут дать, что рейтинг да деньги. Я с тобой осталась бы. Осталась бы, без шуток! Если бы ты мужиком нормальным был. Чтобы трахал меня хорошо, чтобы аж ноги тряслись и потом ходить три дня враскорячку. Чтобы любого мог заткнуть и на место поставить. Есть! Есть такие мужики. Вадим вот, Афанасий. Знаешь, как мы с ними… Не знаешь, откуда тебе! Они любому могут морду набить, если придется. Не то что ты. И в постели…

Матвей держался за голову, по лицу текли слезы. Он не злился, даже не расстроился, просто ощущал какое-то бессилие и томительную, почти осязаемую скорбь.

– Настя… Я же прощу тебя. Исправлюсь. Нет ничего, что мы вместе не преодолели бы. Не нужно уходить. Как я здесь один буду?

– О Карпов. Ты что, думаешь, это я ухожу?! Это твои паршивые вещи! Это ты выметайся отсюда! Это общая квартира, на три месяца кредита оплачено вперед. И виноват во всем ты, и только ты! Чемодан потом вернешь.

Матвей протер глаза: действительно, невеста все это время собирала его вещи.

С потолка донесся другой голос Насти. Не разъяренный, дрожащий, срывающийся, а тихий и монотонный – от бытовой Каиссы. Как же Матвей соскучился именно по такому голосу возлюбленной!

– Уведомление для Анастасии Карповой. От Госуслуг. Уважаемая Анастасия, в вашей матрице социального взаимодействия обнаружен человек с низким рейтингом. В соответствии с правилами коллективной ответственности и дисциплины межличностных отношений ваш рейтинг снижен на двести пунктов и теперь составляет четырнадцать тысяч восемьсот. Пересмотрите свой круг общения во избежание дальнейших корректировок.

– Карпов, это все из-за тебя! – закричала Настя.

В сердцах она схватила в руки наполненный одеждой чемодан и что есть силы швырнула в голого жениха. Матвей не ожидал подобного – чемодан был брошен с такой свирепой силой, что Карпов потерял равновесие и упал, больно ударившись головой об угол туалетного столика.

Висок засаднило.

Матвей поднял ладони к лицу и увидел, как на них капает кровь.

В глазах потемнело. Сепия проглотила изображение – испуганное и бледное лицо невесты.

Последним ощущением стал глухой удар полом по затылку.

Настя.

12 августа 2035, воскресенье

Он поднялся и выпрямился в полный рост. Из разбитого виска сочилась кровь и тонкими струйками текла по обнаженному телу.

Ее Карпов.

Должно было произойти что-то страшное. Сильно ли он пострадал? Почему его глаза абсолютно белые? Такое кровотечение опасно для жизни? Почему молчит чип? Едет ли уже скорая? И главное – что Насте будет за это? Мысли сначала выстроились в голове, словно косяк рыб, а потом начали резко уходить куда-то на задворки разума, оставляя тоннель для вплывающего хищника.

Сердце стучало сильно и ровно, задавая темп всему происходящему. Прочие звуки слились в затихающее шипение, а дыхание сперло от какого-то восторженного предвкушения, что это имеет шанс закончиться благополучно.

Все было замедленно, ритмично и рвано, как брейкдауны в ее треках…

Он только делает движение в ее сторону – и вот уже вырастает совсем рядом. Теперь хлыст в его руке. На ее щеку ложится тяжелая пощечина. В глазах вспыхивают звездочки. Шляпа с гогглами целую вечность падает на пол. Мощный толчок – и в ее спину врастает кровать. Карпов рывком переворачивает на живот – и кровать уже прижимается к груди, отклеивая от сосков нашлепки с шипами.

Он принял правила игры. Теперь он похож на мужчину. Она этого хотела.

Ее руки резко оказываются за спиной под неприятный хруст суставов. На них змеей заползает что-то скребущее и стягивает их. Оно дает о себе знать кожаным скрипом, и Настя понимает, что это хлыст. Пальцы Карпова скользят под пояс ее штанов и царапают бедра. Рывок вниз – она открыта. Затем пальцы пауком ползут по ее голове и цепко сгребают пучок волос. Его рука вращается, как тяжелые шестерни, наматывая рыжую гриву.

Матрас скрипит, как первый снег, и давит на лицо – Карпов вжимает ее голову в кровать. Наваливается. Она чувствует спиной мокроту мыльной пены и прохладу его тела. Видит крупные капли крови, сорвавшиеся с его головы, падающие на постельное белье. Пачкающие.

Он готов. Настя только сейчас понимает, что трепещет от возбуждения. Мысли возвращаются в ее голову ливневым селем – а вместе с ними и дикое желание сделать момент таким похабным и брутальным, чтобы он навсегда изменил Карпова.

Она подтягивает колени и подается навстречу его бесцеремонным и гневным движениям.

В любом другом случае она бы ощущала страх. Но, черт возьми, это же был лишь Карпов. Все тот же плюшевый Карпов. Просто немного трансформировавшийся от отчаяния и злости. Невозможно его бояться. Сейчас это была композиция, а он – музыкальный инструмент. Даже будучи вдавленной в кровать его натиском, Настя ощущала себя хозяйкой положения.

– Давай! Давай, Карпов!.. Должен ты хоть что-то получить сегодня! – Она услышала свой хриплый возглас откуда-то издалека.

Она любила, когда грубо. Как делал Афанасий, неотесанный болван, не попадающий в ритм не только на гитаре. Или Вадим с его медвежьей хваткой.

Жар разливался внутри нее. Фантазии расцветали фейерверками. В голову лезли ассоциации. Если партнер не наматывает твои волосы на кулак – значит, ты его просто не возбуждаешь. Если у тебя никогда не было секса на кровати, заляпанной кровью, – даже не смей говорить, что ты лишился девственности.

Он запихнул ей в рот уголок от одеяла.

Глухие шлепки стали чаще. Это были аплодисменты ее сексуальности.

– Ударь меня, Карпов!

К глухим шлепкам добавились звонкие от его рук. Обжигающие, как лавка в сауне, окрашивающие ее кожу в багровый, высекающие из голосовых связок стоны.

В чем-то Карпов совсем не изменился: экзекуция закончилась за мгновения до того, как до Насти добралась томящая дрожь, сначала обстреливающая снизу доверху тоннами иголочек, а затем связывающая тело канатом и обдающая блаженной истомой. Это мог бы быть момент такой бритвенной остроты, который позволил бы Матвею пройти квалификацию и закрепиться на призовых местах турнирной таблицы всех ее любовников.

Но Карпов опять не добежал.

Его ярость исчезла. Вулканическая лава остывала и превращалась в серую коросту. Карпов откинулся, как борцовский манекен, грузно и безжизненно. Лежал рядом и смотрел в потолок своими белесыми глазами. Это вообще нормально?

Вернулась обида. Затем – стыд. Затем – злость.

Она обнаружила себя лежащей лицом в матрас, раздавленной и жалкой, с вырванным клоком волос. Хлыст развязался, свалился с рук в запале их схватки в партере и лежал на полу. Рядом лежали слетевшие эполеты – навряд ли она теперь заслуживала их носить.