Мне в ответ дружно закричали. Я не всё разобрал, но точно было:
— Спокойной ночи, принц!
— Царевич, мы тебя любим!
— О-о-о-о-у-у-у-у-о-о-о-о!
— Саша, я хочу от тебя ребёнка!..
И другие поддерживающие ответы. Но, покричав, народ и правда начал расходиться.
— Налей ещё погреться? — попросил я Машу. И пока она наливала новую порцию чая из термоса, я глядел на светлеющее небо. Да, уже рассвело, часы показывали шесть утра. Хорошая ночь. И было бы здорово завершить её, решив все наши проблемы. А потому, отхлебнув горячего чая, прогоняя дрожь от всё более берущей нас в тиски прохлады, спросил:
— Маш, почему всё так сложно?
Она подумала, покачала головой, попыталась ответить, но получилось как-то неуверенно:
— Потому, что ты не понимаешь, что…
— Нет, это ты не понимаешь! — перебил я. — Я не зэк, и вокруг не тюрьма. Не «принцессёнок», сидящий в башне под охраной дракона, как в сказке. Вы держите меня в плену, пусть в золотой, но клетке, и даже не даёте показать, на что я способен! В этом дело, Маш. Только в этом. Дайте мне шанс! Дайте мне взлететь! Откройте клетку! Поверьте… Просто поверьте в меня! Пожалуйста!
Залпом допив чай, отдал ей крышку термоса и взял вновь гитару в руки.
— Саш… Просто…
Ей нечего было сказать, но я и не требовал ответа. Вместо этого пальцы сами побежали, наигрывая новую мелодию, совсем простую и не похожую на то, что было до этого, в нашем импровизированном ночном концерте. Примитивную… Но до одури щипающую за душу! И также сам собой наружу прорвался текст, не под мой тембр голоса, но как-нибудь осилю:
А я мысли свои, как окурки тушу.
Третьи сутки я в БУРе уже зависаю
И в барак возвращаться, никак не спешу.
Я по сучьему шёпоту здесь отдыхаю.
Пар клубит изо рта — не беда.
И ещё протянуть бы чуть-чуть.
Поломать может жизнь-это да,
Но не всех удаётся согнуть.
Да, Машуль. Да. Вы можете меня сломать. Неломаемых не бывает. Как сломали Сашу, что он не захотел возвращаться. Я сильнее него, в ВДВ служил, способен выдержать большее… Но и я не терминатор. А вот согнуть у вас меня не выйдет. И Женька это поняла, приперевшись с гитарой вместо извинений. Не может она прощения попросить, просто не может! Не по статусу это более старшей царевне, монстру магии. Но понимает, что не права, что не получится у вас… У неё… В общем, не выйдет по её. И гитара — способ переступить через конфликт, оных извинений не принося и не требуя. Вернуться в исходную точку, начать заново, как будто нашей драки и не было. И… Я её прощаю. Суку из сук. Чуть не убившую, но всё понявшую и в душе принявшую мою позицию. Да, она её не разделяет, и предупреждает, что не справлюсь, что жизнь сломает… Но она меня отпустила, и это главное. А ты, Машуль, пока нет.
И досадно, конечно встречать Новый год
Из закуски имея одну только пайку.
Холод крепко в объятия ночью берёт
И ныряет заточкой меж рёбер под майку.
Чифирнуть бы ништяк, да голяк.
Только иней на речке искрится.
И пока я ЗК — это так
До звонка будет длиться и длиться.
В эту ночь загадаю не фарт, не успех.
До весны дотянуть бы, а там уже лето.
И тогда уж тепла точно хватит на всех.
Не замёрзнуть душой бы, ведь главное это…
Я закончил. Маша не смогла усидеть — стояла, ёжилась от холода (плащик поверх ночной, даже без свитера), и… Молчала. Это её катарсис, тут я бессилен… Но я сделал, что мог.
— Дай мне взлететь, Маш, — прозой закончил я. — Я хочу в небо. А что могу упасть… Кто боится упасть — тот никогда не взлетит! Не учась, не делая ошибок, ты ничему не научишься. Я могу… Я готов попытаться полететь! Просто поверьте в меня. Не прошу большего — просто поверьте!
— Са-аш!.. — Она разрыдалась и кинулась ко мне в объятья.
Так мы и стояли. Она уткнулась мне в плечо и ревела, я прижимал её к себе и чувствовал кайф, всепрощение. Связь между нами полыхала огнём, и это было что-то запредельное! Мы стояли как один человек, только двутелый, чувствующий всё напополам.
Наконец, она подняла заплаканные глазёнки:
— Я… Я тебя отпускаю, Саш. Мне будет тяжело, если ты разобьёшься. Если не успею подхватить. Но я готова дать тебе шанс. Лети…
— Спасибо… Спасибо, Маш… — пробормотал я, а потом… Наши губы встретились.
Это была как молния, пронзившая тела. Думая об этом позже, я пришёл к выводу, что в этот момент мозг отключился — он был там просто не нужен. Мы делали, что нужно, как требовали держащие нас на привязи энергетические рефлексы, остальное не важно. Я целовал её, я купался в океане блаженства! По телу разливалась эйфория — океан эйфории! Вот, что она чувствует рядом со мной! Вот в каком кайфе купается! Вот почему даже просто спать приходит ко мне! Это… Мощно! И здорово. Я обнимал её, целовал, язык мой вытворял с её что-то невообразимое. Но вдруг волшебство кончилось и она отстранилась. Любому волшебству приходит конец, и мы не исключение.
— Саш… Что мы делаем? — ошарашено смотрела она на меня, из последних сил подавляя рвущуюся изнутри панику.
— Н-не знаю, — покачал я головой, и говорить было трудно. — Н-но мн-н-не… Я…
Я поднял руку, посмотрел на ладонь. И почувствовал, как по телу, снизу вверх, поднимается волна. Не чувств, нет, а как будто… Энергии! Это бессмысленное слово, ибо энергии в чистом виде не существует, это всегда переход одного состояния чего-то в другое, но именно так я это ощущал. И сверху вниз, ей навстречу, пошла другая волна. Затем они встретились, единая волна вошла в руку, прошла, обжигая кости, к самой ладони… Над которой на мгновение, всего на секунду, зажёгся маленький, словно на кончике зажигалки, огонёк.
— Маш, я… — Огонёк, загоревшись, тут же погас, а я подался вперёд и стал на неё заваливаться. Воздуха не хватало. — Дышать!.. Мне плохо!..
— Саш! Саш! Что с тобой?
— Н-не знаю! — хрипел я, с силой вдыхая и выдыхая воздух — мышцы груди как будто парализовало, делал это с большим трудом.
— Саш! Саша! Помогите! Скорее, сюда! — услышал я крик над собой. Затем топот ног, и её причитания:
— Саша! Миленький! Что с тобой, что случилось?
— Ы-ы-ы-ы… — Я даже захрипеть в ответ не мог — нечем было.
— Скорее, взяли! И в госпиталь! — чей-то грубый суровый женский голос.
Я продолжал судорожно пытаться втолкнуть воздух в лёгкие, или вытолкнуть его обратно. Получалось через два на третий раз, и с каждой попыткой это делалось всё сложнее и сложнее. А ещё меня всего жгло изнутри. Огонь, сжигающий словно адское пламя. Кости, мышцы — горело всё! Я горел ВЕСЬ, и отнюдь не снаружи, где есть вероятность хотя бы попытаться потушить. Как потушить горящие внутренности?
Но вот меня внесли внутрь башни и потащили по лестнице вниз… И, наконец, навалилась спасительная темнота.
Глава 13
Главное Правило Борделя
Глава 13. Главное Правило Борделя
Чтобы найти новый путь, надо уйти со старой дороги
Афоризм
— Больше мы не можем ничего сделать, ваше царское величество, — распинался и кланялся перед мамой Людмилыч. — Потому не вижу смысла его тут держать.
— Поликарп, и всё же. Давай начистоту. Что? Это? Было?
Когда она так говорит, у меня мурашки по коже. Конечно, как у её сына есть некий иммунитет к ментальному давлению. Но он не бесконечен. Но врач, не являющийся её родственником, аж согнулся и покрылся испариной.
— Ваше вели… Чество…
— Просто скажи! Не юли! — продолжала давить она.
— Я… Я не знаю. Отпустите тиски, пожалуйста!
