Затворник. Почти реальная история - Кузнецов Сергей Борисович

...Мама в этом году на дачу не поехала, и в первых числах июня, в одну из не самых жарких суббот, Костя все-таки решил выбраться туда: посмотреть, как там и что. Ольга напросилась с ним.

Вопреки его ожиданиям, с домом ничего катастрофического не случилось. Два окна были выбиты (Костя подумал не о бомжах, а о Лизе, хотя сестра вряд ли опустилась бы до подобного варварства), в доме кое-какая посуда и утварь утащена, пахнет плесенью и гнилью, в печке обнаружилась полусгоревшая занавеска с террасы... Но, в общем, все не так страшно.

Ольга сразу по-хозяйски взялась за дело. Заставила Костю посмотреть и отремонтировать старенькую полуавтоматическую стиральную машину «Беларусь», зарядила в нее несколько стареньких занавесей из комнат. С Костей они, кряхтя и охая, с трудом вытащили из дома на солнце старый, тяжелый, но еще надежный и мягкий диван, и Ольга с полчаса долбила по сиденью и спинке найденной на чердаке тяжелой деревянной палкой, выколачивая пыль, потом разложила сохнуть на солнце. Она протерла пыль во всех комнатах, помыла полы, слазила в подпол, попросила Егорова починить там свет и долго вытирала и переставляла банки с компотами, вареньями и соленьями, закрученные Еленой Петровной, да так полностью и не вывезенные. При этом Ольга весело приговаривала: «С такими запасами, хозяин, ты еще долго можешь не работать и ничего не покупать, кроме картошки и хлеба!»

К тому времени занавески постирались и, засыпав в машину остатки порошка, найденного в буфете на кухне, она зарядила два комплекта постельного белья, а сама побежала во двор развешивать на веревках занавески.

Окна в доме были распахнуты, застоявшийся тяжелый дух уходил. Они с Костей помыли оставшиеся окна, а потом сходили в управу поселка и оставили заказ на вставление выбитых стекол. Им пообещали выполнить заказ в течение ближайших трех дней.

В местном магазинчике купили еды на ужин и бутылку вина, а когда, обнявшись, возвращались назад, столкнулись с Лизой.

Сестра, одетая в шорты, футболку и кроссовки, выезжала с участка на велосипеде. При виде входящей парочки остановилась и сошла с велика.

– Какие люди! Здравствуйте, с приездом. Я Лиза, сестра этого молодого человека. – Она протянула руку Ольге, и та после секундной заминки пожала ее. – Какими судьбами? Что ж тетя Лена в этом году не выбралась? – спросила она брата с медоточивостью в голосе.

«Надо же, – подумал Егоров, – будто ничего и не произошло...»

– Не захотела, – ответил он.

– А ты решил проведать?

– В свете последних событий...

– Да ладно, Костенька, кто старое помянет...

– Не такое уж и старое...

Ольга переводила непонимающий взгляд с брата на сестру и обратно.

– Желаю приятно провести время. Только ночью особо не шумите – я сплю чутко, а стены в доме, ты знаешь, Костя, тонкие. Потихоньку, потихоньку... – Она гнусно ухмыльнулась и пошла по тропинке, ведя велосипед рядом.

Оля не задала ни единого вопроса, и Костя был благодарен ей за это. Настроение испортилось – впрочем, ненадолго. Они приготовили обед, располовинили бутылочку вина, потом Костя помыл посуду, а Ольга сняла с веревок во дворе высохшие занавески, повесила постиранное белье, а занавески погладила стареньким посверкивающим утюжком и при участии Кости повесила на место.

Егоров разыскал на чердаке старенький, вытертый и пожелтевший, но еще крепкий гамак, купленный отцом в незапамятные времена (при советской власти умели добротно делать подобные незамысловатые вещи), надежно закрепил на старом месте – меж двух берез в глубине двора, принес пару легких подушек и предложил Ольге устраиваться. Сам притащил небольшой раскладной матерчатый стульчик и уселся рядом с книжкой в руках – взятым весной у Лекса «Коллекционером» Фаулза. С годами Костя все больше любил такую неторопливую, внятную прозу.

Ольга задремала, убаюканная вином, солнцем, пробивавшимся сквозь крону березы, и невесомым ветерком. Косте не читалось. Он думал о своей книге, которая стремительно летела к финалу; о том, что оба непоседы – Вадим и Стас – перестали навещать своего автора после того, как был убит Андрей. Их наверняка сейчас таскают на допросы... В последнее время он все чаще думал о мире своего романа как о реальном – более реальном, чем окружающий. Он ведь пока не писал допросов, но твердо знал, что они идут, а он, автор, выступает, скорее, как хроникер, беспристрастно описывающий события, чем как писатель, который эти события придумывает.

Вечерело. Проснулась Ольга, Костя собрал гамак и отнес его в дом, разжег за сараем костерок и принялся жарить сосиски. Ольга сидела рядом, немного рассказывала о себе, а потом стала деликатно расспрашивать Костю – настолько деликатно, что Егоров, сперва не очень охотно, а потом все живее, поведал ей свою жизнь. Умолчал только о странных визитерах – для истории о них, а в последующем, возможно, и знакомства (как, кстати, пережил это знакомство Померанцев? они давно не созванивались) – еще не пришло время.

– Так ты писатель? – озадаченно спросила она. Он помотал головой:

– Пока нет. Но когда-нибудь, возможно...

– Костя, я очень хочу прочесть...

– Я не брал рукопись с собой.

– Тогда в Москве, как только ты вернешься...

– Книга не окончена.

– Ты против, чтобы я читала? – спросила она со страхом.

– Я очень хочу, чтобы ты прочла! Но... не знаю, интересно ли тебе будет тратить время на неоконченное произведение неизвестного автора. – Костя не отрываясь смотрел на огонь.

Ольга подсела поближе к нему и обняла.

– Если только этот самый лучший в мире неизвестный автор мне позволит, – негромко сказала она и нашла губами его губы.

Никто ничего не загадывал и не планировал, все произошло само собой, естественно и красиво. Они уснули только около четырех часов утра, а до этого все ласкали друг друга, шептали нежности и тихонько хихикали. Потом Ольга, завернувшись в одеяло, ушла на кухню пить, а когда вернулась – Костя спал, раскинувшись и улыбаясь. Она легла, подползла к нему в подмышку, угнездилась и закрыла глаза.

На другой день они сходили на озеро искупаться, и Ольга засобиралась домой. Костя был вынужден остаться и ждать мастеров со стеклами. Он проводил ее до станции и посадил на электричку.

– Ты переедешь ко мне? – спросил он.

– Поговорим, когда вернешься... – с неопределенной улыбкой ответила она.

...Первым, кто навестил Костю по возвращении, был Вадим Князев – осунувшийся, небритый, с нездоровым блеском в глазах.

Он очень хотел казаться спокойным. Неторопливо достал из кармана шорт небольшую коробочку красного дерева, инкрустированную инициалами «VK», выложенными из мелких камушков, по виду бриллиантов, извлек из нее темно-коричневую сигару, осторожно освободил от целлофановой упаковки... Выдавали руки – дрожали.

Потом вдруг не выдержал, смял сигару и бросил на пол.

– Хорошо отдохнул? – с ненавистью спросил он. Костя молча смотрел, как Вадим расхаживает по комнате.

– Переделай, – сказал Князев приказным тоном.

– Что?

– Эпизод.

– Какой?

– Не прикидывайся! Ты прекрасно знаешь, какой!

– Или что?..

Вадим вдруг остановился, повернулся к Косте и вперился в него взглядом. Лицо гостя наливалось нездоровым бордо.

– ИЛИ ЧТО?!! – загрохотал он. – Это я должен спросить тебя: ИЛИ ЧТО?!! Или ты уже планируешь избавиться от меня, как уничтожил моего партнера?! Я знаю, чьи это происки – у нас, – но, чьими бы они ни были, за ними в конечном итоге всегда СТОИШЬ ТЫ! И должен заметить тебе, папа, – или твоему самолюбию больше льстит, когда тебя именуют Господь? – так вот, должен тебе заметить, что убить живого человека, который сейчас, в эту секунду, стоит перед тобой, во сто крат труднее, чем элемент текстового файла, набор символов! Признайся, ты без сожаления разделался с Андреем именно потому, что никогда его не видел? У него нет внятной судьбы, описания детства, родителей, всего того, что есть у меня, – ты их просто не сочинил! Но у меня все это есть, и я, черт возьми, ХОЧУ ЖИТЬ, как бы насмешливо или пренебрежительно ты ни относился к своему созданию. Моя судьба, в отличие от твоей, – не стечение тех или иных обстоятельств, не хоровод случайностей, не пляска жизненных невзгод и неудач! Моя судьба – ЭТО ТЫ! Ты – единственный, кому я не могу противостоять! Если ты решил меня убрать – тогда все. Но дай мне шанс. Довольно ты мучил меня, не позволяя Ольге полюбить меня. Оставь хотя бы жизнь.