Меня бесили слова Сэлмона. Но что было возражать? Его не интересовали иные точки зрения, кроме своей собственной…
— Страшна смерть одного, — продолжал Сэлмон, — а смерть многих и даже всех уже не может пугать. Народы это понимают. Есть даже такая пословица: в компании легко идти на самые тяжелые преступления.
— Это не совсем то, — не удержался я.
— Не совсем. Но то же самое, мистер Фромм!.. С помощью самых совершенных компьютеров мы попытались найти ответ на вопрос, оправдана ли война. Мы заложили в машину все точки зрения, учли все факторы. И что же? Машина дала недвусмысленный ответ: да, война оправдана, если поставлены под угрозу главные ценности мира.
— Машина — всего только машина, — сказал я. — Она не может заменить мудрости человека. Она никогда не учтет всех факторов. Она бессильна учесть значение самой жизни. Вид этого залива в лучах солнца, запах океана и земли…
— Эмоции! Политики же принимают во внимание только реальные факторы.
— Нынешняя война — это отказ от учета реальных факторов!
— Да вы никак трус, мистер Фромм? — покачал головой Сэлмон. — Нельзя же аргументировать своим страхом!.. Вы объявляете ядерную войну незаконной на том основании, что боитесь ее последствий. Но люди умирали и умирают. И все — насильственной смертью. Даже самоубийцы… Приготовьтесь, грядут времена, когда средства уничтожения станут еще более мощными. Мы сможем взрывать планеты и даже галактики… Ученые работают сейчас над такой адской машинкой, которая способна поглощать кислород из воздуха в невероятных количествах. Сотнями миллионов тонн. Это вообще черт знает что, потому что поставит под угрозу жизнь тех, кто переживет катастрофу…
— Значит, вы не сомневаетесь, что кое-кто непременно выживет после ракетно-ядерной войны?
— Ну, разумеется, — Сэлмон почти с любопытством глядел на меня, стараясь предугадать ход моей мысли. Но он не мог его предугадать, потому что он, считая потери на миллиарды, не зачислял себя в число жертв, тогда как я не сомневался, что буду погублен.
— На чем же основана ваша надежда? Если война может разразиться каждую секунду, вы так же не защищены, как и я. Не кажется ли вам, что ваши рассуждения определяются навязчивой и безосновательной идеей?
Сэлмон засмеялся. Маленькие глазки за стеклами очков утонули в морщинках.
— Он просто не верит в прогресс, — сказал обо мне Атанга. — Он пацифист сомнительного толка. А между тем прогресс неостановим. В нашем распоряжении, например, есть препараты, какие выворачивают наизнанку. Укол, и у человека не остается ни единой задней мысли…
Атанга и Сэлмон покатились со смеху. Чтобы не выглядеть дураком, я засмеялся вместе с ними. Дорого дался мне этот смех: в животе тотчас появились рези. Я осознавал, что все было реальным, — эти люди и их слова, — но все противоречило реальности, зачеркивало ее, делало излишней.
— Сила террористов в том, что они убивают наших солдат, — продолжал Атанга, раздувая ноздри. — Но завтра или послезавтра ситуация изменится. Нам обещают чудодейственные препараты. Приняв его, солдат теряет болевые ощущения, становится бесстрашным. Можно отрубить ему руку и оторвать челюсть, он будет сражаться. Тот же робот, только из мяса. Более дешевый и более ловкий.
— Вы опробовали препарат в действии?
— Пока нет, — ответил Атанга. — Это утверждает концерн, который его производит. Солидные люди, у них миллиардные прибыли, им можно верить. Правда, у препарата есть некоторые неудобства, так сказать, побочные действия, но с этим уже приходится мириться… Позднее люди переживают депрессию с позывами к самоубийству. Недельку-полторы их нужно продержать в наручниках, но потом они вновь пригодны для ловли тигров, — полковник Атанга отхлебнул вина и, забывшись, звучно прополоскал им рот. Кожа его лоснящегося лица, на которую падал свет через цветные витражи, отливала то зеленоватым, то синим.
— Изобретение, подобное названному, поощряет агрессию, — сказал я. — И еще более сокращает шансы на разоружение.
Сэлмон укоризненно покачал головой. Его переполняла веселая ирония.
— «Тотальная ядерная война — высшая степень сумасшествия». Так сказано в заключении экспертов ООН. И это правильно. Разве можно обывателю говорить что-либо иное? Да он, не дай бог, переполошится, вообразив, что правительства не очень-то и пекутся о его безопасности!.. Общественность должна чувствовать себя хотя бы в минимальных комфортных условиях. Их и создают с помощью подобных формул. А правда нечто иное: война — самая реальная перспектива. Ее готовят умные люди. Умирать не хочет никто, но, помилуйте, смерть — самое справедливое начало в жизни. Смерть приходит и к богатому, и к бедному, и к больному, и к здоровому, — абсолютное равенство!..
«Да, смерть приходит ко всем, но от этого тираны не становятся на одну доску с узниками концлагерей, больной бедняк не уравнивается с цветущим ростовщиком!..»
— Народ — травка на газоне, — уверенно развивал свою мысль Сэлмон. — Народ нужно время от времени постригать, истреблять, чтобы он не старел и не дурел от сытости. Каждый организм знает предельный срок службы. Государство, народ — тоже организмы, и нет ничего удивительного в том, что одни народы и государства гибнут, а другие нарождаются. Это — история…
— Я слышал, — заговорил Такибае, ни на кого не глядя, — что ваши соотечественники, мистер Сэлмон, будто бы уже построили несколько космических кораблей, каждый из которых берет на борт 60 пассажиров. В случае ядерной войны корабли взлетят в космос, где переждут время интенсивных облучений, пожаров и разрушений.
Мне показалось, что Сэлмон пришел в ярость.
— Не знаю. Технически это довольно просто.
— Практически, однако, чепуха, — сказал Такибае. — В случае войны атакам подвергнутся прежде всего космические объекты… Наш писатель, возможно, и прав, говоря о разоружении.
— Иллюзия, — бесцеремонно оборвал его Сэлмон. — Главный вопрос, который я вижу на повестке дня ООН, — сохранение сексуального потенциала мужчин. Именно тут подрывается интерес к подлинной жизни и стимулируются ее заменители — псевдоинтеллектуальная болтовня и прожектерство. Мы должны преодолеть узкий взгляд на сущность политической жизни. Нет классов, нет социальных групп, заинтересованных в войне, есть неполноценные, которые осознают свою неполноценность и, теряя один смысл жизни, ищут другой…
