Град огненный (СИ) - Ершова Елена

До момента, пока не прибыл в аэропорт Дербенда.

Меня встречал Торий, но это не помешало патрульным долго и придирчиво изучать документы, проверять желтый штамп в паспорте и задавать вопросы вроде: давно ли меня выпустили из центра? Подлинная ли подпись в медицинской выписке? Есть ли временная регистрация? И цыкали на Тория, когда он пытался отвечать за меня.

Теперь инспектор полиции Майра Каранка так же придирчиво листает медицинскую карту, а мне приходится только радоваться, что доктор с непроизносимым именем вовремя в ней расписался и скрыл факт моего срыва.

— Могу я увидеть Расса?

Майра отрывается от карты. Ее брови страдальчески заломлены, губы поджаты. Она смотрит на меня взглядом, каким, должно быть, смотрят на таракана, который выполз на чистую, накрытую к обеду скатерть. А я смотрю на ее остроносое лицо, усеянное веснушками, как пыльцой.

— Сначала вы ответите на некоторые вопросы, — говорит инспектор.

— Разве я не ответил на них вчера?

От того, что таракан открывает рот и осмеливается заговорить, он симпатичнее не становится. Майра морщится и возвращает карту, а следом за ней выкладывает фотографию. Я слежу за ее пальцами с аккуратными, коротко остриженными ногтями. Под распахнутым форменным пиджаком различаю натянутые ремни кобуры. От мысли, что инспектор умело владеет не только пилочкой для ногтей, по хребту прокатывает приятный холодок.

Женщина и оружие. Две вещи, которые всегда будут вызывать у меня возбуждение вне зависимости от того, на каких препаратах я сижу, и сколько желтых штампов стоит в моей карте.

Отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на фотографии.

Мужчина лет сорока. Широко посаженные глаза. Крупный нос с горбинкой.

— Мы не знакомы.

Майра едко усмехается.

— С чего вы взяли, что меня интересует ваше знакомство с этим господином?

— Разве не это всегда интересует полицию? — ответно спрашиваю я (лучший способ выбесить оппонента — это отвечать вопросом на вопрос). На мое удивление, Майра не спорит.

— Вы правы. Я действительно хотела спросить, знаете ли вы этого человека. Его зовут Борис Малевски. И его убили в ночь на двадцать первое апреля.

Она явно рассчитывает произвести на меня эффект, но прогадывает. Фамилия ни о чем мне не говорит. А смерть — не то, что вызывает замешательство у васпы.

— Возможно, вам знакомо это имя? — продолжает инспектор, и теперь походит на слепого пианиста, который наугад нажимает белые и черные клавиши, пытаясь извлечь из мертвого инструмента сколь-нибудь гармоничную мелодию. — Может, вы слышали, как Расс Вэйлин называл его?

Я качаю головой.

— Нет. Никогда.

Майра вздыхает. Ее пальцы глухо ударяют о поверхность стола, словно берут последний аккорд. И на этот раз он действительно звучит.

— Возможно, это имя упоминал еще один ваш друг, Пол Берг?

Звук имени резонирует внутри раньше, чем я успеваю понять, о ком говорит инспектор.

…четвертый Улей… сосновая иголка во рту… петля, до черноты стянувшая шею…

И вот уже шелестит перед внутренним взором тетрадь, исписанная скачущим почерком: "Борис спросил, хочу ли я семью. Я ответил: наверное…"

— Вспомнили? — Майра буравит меня взглядом, а я думаю, что некоторые люди не менее проницательны, нежели васпы. Но быстро останавливаю дребезжащие внутри струны и отвечаю вежливо:

— Простите. Никак не привыкну, что у васпов есть фамилии. Теперь понял. Вы имеете в виду преторианца Пола.

— Бывшего преторианца, — быстро поправляет Майра.

— Разумеется. Пол погиб.

— Убитый Борис Малевски работал на той же станции техобслуживания, что и Пол Берг. Вы могли быть в курсе того, чем занимается ваш друг. Как часто вы общались?

— Не так, как хотелось бы.

И говорю правду. Я сожалею, что не поговорил с Полом тогда, когда он больше всего нуждался в совете. Я сожалею, что ушел с благотворительного концерта раньше и не обеспечил Рассу достойного алиби. Я сожалею о многом… Но будет ли сожалений достаточно?

— Вы считаете, что Пола Берга убили, — говорит (не спрашивает) Майра, и на этот раз ее ядовитая стрела попадает в яблочко. Комната подергивается зыбью, словно ее заливает морской водой. Лампа отбрасывает на фотографию паутинные нити света. Снимок начинает искажаться, и мертвый Борис Малевски ухмыляется краешком рта, словно говорит: "Чуешь запах грязной тайны, парень?"

— Полиция считает иначе, — наконец, отзываюсь я.

— По официальной версии, Пол Берг совершил самоубийство, — подхватывает Майра. — Но я знаю, что не только вы, но и другие васпы, с официальной версией не согласны.

— Какое отношение это имеет к делу? — нетерпеливо перебиваю я.

— Самое непосредственное! — с готовностью отзывается инспектор и сплетает в замок пальцы. Ее слова колют, как булавки. — Следите за мыслью. Ваш друг Пол Берг работает вместе с господином Малевски. Ваш друг погибает. Его убивают, как думаете вы. Ваше мнение разделяют другие васпы. В том числе Расс Вэйлин, который тесно общался с Бергом. Расс Вэйлин считает, что вашего общего друга убил Борис Малевски. Свидетели показывают, что видели Вэйлина возле станции техобслуживания, где работали Малевски и Берг. Что там делает Вэйлин? Очевидно, следит за возможным убийцей. Что он делает потом? Он выслеживает господина Малевски, когда тот собирается домой с вечерней смены, и…

— Доволь…но!

Голос — хриплый, болезненный, словно набитый водорослями, не может принадлежать мне. Но все же это произношу я. Вместе со словами с губ срываются капельки слюны. Я не замечаю их. Гляжу на Майру и мимо нее. За ее спиной, в зыбкой волне поднимаются горбатые тени — это всплывают на поверхность киты, посланники моей внутренней тьмы. Я бы не хотел, чтобы их серповидные плавники разрезали реальность до того, как закончится наш разговор.

— Расс — не убийца, — поспешно продолжаю я. — А ваши фантазии бездоказательны.

— Не так уж бездоказательны, — парирует Майра и кладет на стол что-то длинное, обернутое в прозрачный пластиковый пакет. — Это найдено во время обыска в квартире Вэйлина. Как раз под его кроватью. И на этом — следы крови. Крови господина Малевски, как установила экспертиза.

Ей не обязательно уточнять. Кровь я чую, как голодная собака — мясную вырезку. А еще я узнаю предмет, запакованный в пластик. И не верю своим глазам, потому что этого…

— Не может быть, — говорю я вслух.

И тени за плечами Майры становятся беспокойнее, а с фотографии заговорщицки подмигивает Борис.

"Но это есть, — его вкрадчивый голос звучит внутри моей головы. — Не все осы сломали жала. Припасли кое-что для тебя. На случай, когда все проблемы можно решить одним росчерком стека. Так возьми его! Возьми и вскрой рыжей стерве глотку! О, я знаю, как ты хочешь ее! Эта маленькая белочка. Этот дикий зверек…"

— Этого не может быть, — повторяю я. — Расс только комендант, не преторианец. У него нет, и никогда не было стека.

— Но стек мог быть у Берга! — сквозь зубы отвечает инспектор.

— Исключено. Преторианцы сломали их все.

Майра с неприкрытым недоверием смотрит на меня, а насмешливый голос нашептывает внутри черепа: "Тогда что лежит на столе? Скажи, умник! Или признай, что вы солгали! Что кто-то солгал и тайно принес оружие в Дербенд!"

— Это подделка, — говорю я. Тут же вспоминаю запись, которую Морташ крутил на телешоу, и в моем голосе крепнет уверенность. — Да, подделка. Если бы я мог взять стек в руки… — я сглатываю слюну и на всякий случай засовываю руки в карманы, — я бы определил точнее.

— Если мне понадобятся услуги такого рода, я дам вам знать, — холодно чеканит Майра. — Но пока этого доказательства хватает, чтобы взять Расса Вэйлина под стражу.

— Но недостаточно, чтоб пристрелить его за завтраком?

Наши взгляды пересекаются. Я различаю темные круги под глазами инспектора. Наверное, эта ночь прошла для нее без сна. В этом мы с ней похожи.

— Вы правы, — признается она. — На оружии никаких отпечатков. На одежде и обуви Вэйлина нет следов крови. Но не обольщайтесь. Я не повторю прошлых ошибок. Теперь я знаю, с кем имею дело, — она улыбается, демонстрируя острые мелкие зубы. Она тоже — хищник. Но хищник, прирученный людьми. И я верю: она сделает все, чтобы докопаться до истины.