Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 203
Аоифе, тараща от удивления глаза, нерешительно кивнула. Дора-исследовательница покачнулась и повернулась.
– И сколько же тебе лет, Аоифе Брубек? Семь? Восемь?
– Мне шесть, – сказала Аоифе. – Мой день рождения первого декабря.
– А выглядишь ты совсем взрослой! Значит, первого декабря? Ну-ну. – И она продекламировала негромко и на редкость музыкально: – «Какие холода нас встретили в пути – для странствий это время не годится, особенно для долгих странствий: в снегу дорога утопает, и жжет мороз. Зима набрала силу» [134].
Мимо нас тихо, как призраки, проследовали какие-то отдыхающие. А может, это мы были призраками?
– Сегодня в небе ни облачка, – сказала Аоифе.
Иммакюле Константен внимательно на нее посмотрела.
– Как ты права, Аоифе Брубек! Скажи, на кого ты, по-твоему, больше похожа: на маму или на папу?
Аоифе, закусив губу, вопросительно на меня посмотрела.
Волны с гулким эхом разбивались внизу о сваи пирса. Песня «Dire Straits» змейкой выползла из пассажа и долетела до нас. Эта песня, «Tunnel of Love», помнится, страшно нравилась мне в молодости.
– Ну, мне, например, больше всего нравится пурпурный цвет, – сказала Аоифе, – и маме тоже. Папа все время читает всякие газеты и журналы, когда бывает дома, и я тоже много читаю. Особенно одну книжку – «Я люблю животных». А вот если бы вы могли превратиться в какое-нибудь животное, то кем вы хотели бы стать?
– Фениксом, – прошептала Иммакюле Константен. – Или, если честно, той самой птицей Феникс. Как насчет невидимого глаза, Аоифе Брубек? У тебя такого нет? Ты позволишь мне проверить?
– У мамочки голубые глаза, – сказала Аоифе, – а у папы темно-карие, и у меня тоже темно-карие.
– О, я не об этих глазах, – сказала она и сняла свои странные сине-зеленые солнечные очки. – Я имею в виду твой особый, невидимый глаз вот… тут.
Коснувшись правого виска Аоифе, она большим пальцем погладила ее по лбу чуть выше переносицы, и у меня где-то глубоко внутри, в печенке или где-то там, что-то екнуло, и я вдруг понял, что происходит нечто очень странное, нехорошее, неправильное. Впрочем, чувство неясной опасности тут же исчезло, стоило Иммакюле Константен мне улыбнуться и ударить своей красотой прямо в сердце. Она внимательно всмотрелась в то же место у меня на лбу, затем снова повернулась к Аоифе, нахмурилась и с явным сожалением поджала свои сочные яркие губы.
– Нет, – сказала она. – Какая жалость! А вот у твоего дяди невидимый глаз был просто великолепен, да и у мамы твоей он был очень хорош, пока его не запечатал один злой волшебник.
– А что такое невидимый глаз? – спросила Аоифе.
– Ну, в данном случае это вряд ли имеет значение. – Иммакюле Константен встала.
– Вы приехали на свадьбу Шэрон? – спросил я.
Она снова надела темные очки и вздохнула:
– Нет. Я уже покончила здесь со всеми делами и невыносимо устала.
– Но… Вы же друг Холли, верно? Неужели вы даже… – Но стоило мне взглянуть на нее, и я забыл, что именно собирался спросить.
– Желаю вам чудесного дня. – И она направилась к галерее.
Мы с Аоифе смотрели ей вслед.
– Пап, а кто эта леди? – спросила моя дочь.
* * *
Наверное, я довольно долго молчал, а потом спросил у Аоифе:
– Дорогая, ты не знаешь, кто эта леди?
Аоифе захлопала глазами.
– Какая леди, папа?
Мы удивленно посмотрели друг на друга, и я понял, что явно что-то забыл.
Бумажник, телефон? Аоифе? Свадьба Шэрон? Брайтонский пирс…
Нет, ничего я не забыл. И мы пошли дальше.
Какие-то мальчик с девочкой целовались и обнимались так самозабвенно, словно остального мира просто не существует.
– Это неприлично! – громко заявила Аоифе, и они услышали, на минуту стыдливо потупились, а потом снова принялись щекотать друг другу гланды.
Да, мысленно посоветовал я этому парню, наслаждайся вишнями и сливками, ведь уже через двадцать лет все это не будет казаться тебе таким вкусным. Мальчик даже головы не повернул в мою сторону.
Чуть дальше внимание Аоифе привлекла какая-то яркая картина, баллончиками прямо на металлических ставнях: там был изображен некто, весьма похожий на волшебника Мерлина, с белой бородой и острым, пронзительным взглядом; над головой у него висел нимб из карт Таро, магических кристаллов и звездной пыли. Аоифе прочла его имя:
– Д… уиг?
– Дуайт.
– Дуайт… Силвервинд. Прес… пред…предсказатель. А это кто?
– Человек, утверждающий, будто он способен заглянуть в будущее.
– Класс! Пап, давай зайдем внутрь и посмотрим на него.
– С чего это тебе вдруг захотелось пообщаться с предсказателем?
– Чтобы узнать, открою я свой центр спасения животных или нет.
– Ах вот в чем дело! Нет, дорогая. Общаться с мистером Силвервиндом мы не станем.
Раз, два, три – и вот вам классический мрачный взгляд Сайксов.
– А почему?
– Во-первых, у него закрыто. Во-вторых, извини, но скажу тебе честно: предсказатели будущего на самом деле будущее предсказывать не умеют. Они просто выдумывают всякие небылицы. Они…
Ставни с грохотом распахнулись, и появился тот, чье лицо и было на них изображено. Художник явно ему польстил: в реальной действительности «Мерлин» выглядел так, словно его пожевал и выплюнул гиппопотам, а уж одет он был и вовсе с этаким прог-рок-шиком: лиловая рубашка, красные джинсы и жилет, расшитый самоцветами, такими же фальшивыми, как и их владелец.
Аоифе, однако, была потрясена.
– Мистер Силвервинд?
Он нахмурился, огляделся и лишь после этого посмотрел вниз.
– Да, я… это он. А вот кто вы, юная леди?
Типичный янки. Причем самого гнусного пошиба.
– Аоифе Брубек, – представилась Аоифе.
– Аоифе Брубек. Рановато вы сегодня встали, чтобы пойти на прогулку.
– Это потому, что сегодня свадьба моей тети Шэрон. А я подружка невесты.
– Пусть это празднество будет поистине великолепным. А этот джентльмен, я полагаю, ваш отец?
– Да, – сказала Аоифе. – Он репортер и приехал из Bad Dad’а.
– Я уверен, что ваш папа старается быть хорошим, Аоифе Брубек, и он вовсе не Bad Dad.
– Она имеет в виду Багдад, – объяснил я этому шутнику.
– В таком случае ваш папа наверняка очень… храбрый.
Он посмотрел на меня. Я тоже очень внимательно на него посмотрел. Не люблю я подобных разговоров! Да и вообще этот тип мне не нравился.
– А вы действительно можете заглянуть в будущее, мистер Силвервинд? – спросила Аоифе.
– Плохим я был бы предсказателем, если б не мог.
– А вы можете предсказать мое будущее? Пожалуйста, а?
Довольно, решил я и сказал:
– Мистер Силвервинд занят, Аоифе.
– Нет, он не занят, папочка. У него даже ни одного посетителя нет!
– Обычно я прошу за предсказание взнос в десять фунтов, – сказал старый мошенник, – но в данном случае для такой необычной юной леди мы снизим цену, так что вполне достаточно и пяти. Или… – Дуайт Силвервинд повернулся, протянул руку и вытащил с полки пару книг, – ваш папа мог бы купить одну из моих книг – либо «Бесконечный предел», либо «Сегодня случится лишь однажды» – по специальной цене пятнадцать фунтов за каждую или двадцать фунтов за обе и получить предсказание в качестве комплимента.
Папа Аоифе с удовольствием дал бы мистеру Силвервинду ногой по его магическим яйцам.
– Благодарю вас, но мы не воспользуемся вашей щедростью и продолжим прогулку, – сказал я.
– Я открыт до заката солнца, если передумаете.
Я потянул дочку за руку со словами, что нам пора, но Аоифе вдруг вспылила:
– Это несправедливо, папа! Я хочу знать свое будущее!
Ну, просто великолепно, черт побери! Если я приведу назад зареванную Аоифе, от Холли просто житья не будет.
– Идем, Аоифе… иначе парикмахер тети Шэрон будет тебя ждать.
– О боже! – Силвервинд попятился и почти скрылся в своей будке. – Я предвижу большую беду. – И он поспешно закрыл за собой дверь с надписью «Sanctum».
