Град огненный (СИ) - Ершова Елена

— Иногда, — мурлычет она, пока ее ладони оглаживают меня между ног. — Я хорошая укротительница.

4 мая, понедельник

Мы приезжаем задолго до утреннего построения. Майра держится в стороне: офицеру полиции ни к чему афишировать свою связь с васпой. Поэтому расслабляется только в кабинете.

— Результаты анализов? — спрашиваю, как только за нами закрывается дверь.

— Еще нет, — спокойно отзывается Майра. — Но к вечеру будут. Ты можешь потерпеть?

Могу. Вот только на кону стоит жизнь Расса Вэйлина и, возможно, всех васпов. Жаль, что диск с записью Четвертого эксперимента разбит, но остается шаткая надежда на Феликса: он обещал устроить встречу с профессором Поличем. Решаю сегодня же связаться с парнем и поторопить. Тем временем Майра выкладывает на стол продолговатый пакет:

— Вот. Ты хвастал, что можешь опознать подлинность. У тебя пять минут.

Она протягивает резиновые перчатки, и я машинально беру их, но не спешу надевать. Не потому, что боюсь нарушить местные правила и оставить на улике отпечатки. В пакете — темно-красный прут с прорезиненной рукоятью. Преторианский стек. Гадюка, только и ждущая, как бы запустить в жертву ядовитый клык.

— Что стоишь? Поживее! — подгоняет Майра.

Молча разворачиваю пакет. Ноздри щекочет запах резины и дерева. И еще чего-то неуловимого, почти выдохшегося, с нотками железа и гари.

Смерть, где твое жало?

Вспоминаю Буна, неуклюже вращающего стек трехпалой рукой. Вспоминаю хруст, с которым трость ломалась о колено. Держу ладонь на весу и боюсь коснуться. А вдруг преследующий меня запах крови вернется снова? А вдруг пробудятся демоны, спящие внутри моей головы?

Я облизываю губы и возвращаю Майре перчатки.

— Нет. Не буду.

Она приподнимает брови, но усмешка быстро исчезает с ее лица, оставляя место пониманию.

— Ты прав, — спокойно отвечает инспектор и натягивает перчатки. — Говори, что делать?

— На рукояти кнопка. Поищи.

Майра аккуратно вытаскивает прут, а я на всякий случай засовываю руки в карманы и до боли стискиваю кулаки. Эта тварь может сколько угодно притворяться неживой, пока находится в руках непосвященного. Я же слишком хорошо помню, как быстро лезвие может вспороть живот, или перерезать жилы, или…

— Есть! — восклицает Майра и выдвигает жало.

Отступаю и касаюсь шкафа спиной. Под курткой разливается озеро пота, я отвожу взгляд и только слышу успокаивающий голос Майры:

— Все хорошо. Главное, работает. Скажи, это доказывает подлинность? Может, есть еще сюрпризы?

Главный сюрприз — это стек плюс преторианец. Но я не собираюсь выпускать демонов на волю и отвечаю:

— Проверь внимательно. Лезвие треугольное. Длиннее ладони. Разъем гладкий. Стержень жесткий, достаточно гибкий, но не слишком. Оплетка кожаная. Шершавая на ощупь.

— Я в перчатках, Ян, — мягко напоминает Майра.

Наконец решаюсь посмотреть. Со стеком или с кольтом — инспектор выглядит одинаково прекрасно. Будь среди васпов женщина, я бы хотел, чтобы она походила на Майру.

— Думаю… он настоящий.

Рыжая повторно нажимает кнопку, и лезвие исчезает.

— Откуда у Вэйлина эта штука? — спрашивает она. — Он ведь не прета… прита…

— Преторианец, — подсказываю.

Одно из немногих сложных слов, которое на зубок выучивает васпа с момента инициации. Откуда оно пришло? Не знаю. Спросить бы у людей.

— Некоторые преторианцы переходили в Шестой отдел, — предполагаю я. — Оттуда и стек.

— Либо у кого-то сохранились технологии производства, — подхватывает Майра.

Мы таращимся друг на друга, наверняка думая об одном и том же: о Си-Вай и Морташе, о скрывшихся Аршане и Вацлаве, чьи имена занесены в списки Шестого отдела.

— Они могли убить Бориса Малевски, — говорю я. — Когда Расс обнаружил свалку, они всполошились. Аршан и Борис запаниковали, потому что знали: позади мастерской можно найти не только ржавые автомобили. Вацлав их начальник. Он убил Бориса, запугал Аршана, каким-то образом взломал жилище Расса и подкинул стек, чтобы ликвидировать еще одного настырного васпу.

Майра театрально зааплодировала.

— Гипотеза неплоха! Осталось только ее доказать. Нам бы очень помогло чистосердечное признание, правда, розыск пока безрезультатен. Но время еще есть. Снова опросим свидетелей. Поднимем банк улик.

— Кстати, ты получила согласие доктора… Поплав-ского? — вспоминаю я.

— Угу, — Майра заворачивает стек в пакет, и только тогда я окончательно расслабляюсь и вынимаю мокрые ладони из карманов. — По заключению доктора, твой друг вполне, — она берет со стола бумагу и зачитывает: — «социально адаптирован, неконфликтен, в стрессовых ситуациях психологически устойчив». В целом, неплохая характеристика. Особенно для осы. У людей видала и хуже.

— Разреши посмотреть? — протягиваю руку, и после некоторых колебаний Майра передает листок. Я не понимаю и половины, однако последние строчки успокаивают бешено колотящееся сердце: «состояние пациента стабильное, удовлетворительное».

И внизу — размашистая подпись доктора с причудливым полукругом над заглавной «П», чего я никогда не замечал раньше и не заметил бы и сейчас, если бы не царапины, какие обычно случаются, когда стержень не расписан.

Я возвращаю бумагу Майре и спрашиваю:

— Могу я его увидеть?

На этот раз она отвечает согласием.

Расс не говорит ничего нового: да, встречался с адвокатом и доктором; да, получил характеристику; да, тест Селиверстова отложен и когда состоится — неизвестно.

— Доктор Вениа-мин советует не волноваться, — с охотой делится Расс. — Сказал, у теста несколько уровней. Если не получится обойти его, просто используем наиболее легкий. Доктор делал это неоднократно. Уж ему можно поверить!

— Все-таки надеюсь, до теста не дойдет.

Расс кивает и отводит взгляд.

— Знаешь, а она помолвлена, — вдруг говорит он и поясняет: — Жанна, скрипачка.

Чертов комендант! Висит на волоске, а мысли все об одном.

— Это значит, у нее есть жених, — поспешно продолжает Расс, словно боится, что я решу его перебить или хуже того, высмеять. — Но это пустяки. Я ведь могу думать о ней. И писать стихи, — он прижимается лбом к решетке и закрывает глаза, бормочет: — это место похоже на Улей. Темная комната без окон. Только стихи и спасают. А еще надежда. Я верю, что все наладится. Ты только… береги себя…

Вздрагиваю. На какой-то миг кажется, будто комендант знает о бинтах под моей курткой. Знает о перестрелке на свалке. О моем предательстве.

— Я вытащу тебя. Обещаю, — тихо произношу вслух и, сгорбившись, покидаю камеру. Тяжелые шаги эхом отдаются от стен. Под потолком тускло мигают лампы. Так похоже на Улей… Верь мне, Расс. Если я однажды нашел выход из темной комнаты, найду и теперь. Только бы понять. Только бы успеть до того, как доктор с непроизносимым именем примет решение о проведении теста.

Делал это неоднократно. Ему можно верить…

Лампочка трещит и вспыхивает, обливая меня холодным белым светом. И что-то зажигается в глубине головы. Так мучительно ярко, что я почти слепну и замедляю шаг, прижимая ладонь к груди. Под бинтами пульсирует рана, и пульсируют мысли:

«Мне всегда хотелось увидеть ее — душу васпы».

«Как ваш куратор, я сижу с большой сигнальной кнопкой в руках. И в случае срыва — нажимаю ее».

«Я верю доктору. Он умный. У него длинное имя. Ве-ни-а-ми-н!»

И длинная фамилия, которой нет в списках Шестого отдела. Фамилия, которую доктор по рассеянности иногда пишет не с той буквы.

Я пулей вылетаю в коридор, где меня хватает под локоть Майра и затаскивает в кабинет. И там, прижимая к шкафу, целует сладко и горячо.

— Вечером увидимся, оса, — шепчет она и снова выталкивает в коридор. А я продолжаю движение, как заводной солдатик. И вижу перед собой только заглавную «П», старательно выведенную поверх другой буквы.