Легенда об Иных Мирах - Баранова Наталья

Юфнаресс слегка пожал плечами, незаметно отошел в сторону, к окну, прикрытому золотой, узорчатой решеткой, хлебнуть прохладного воздуха, унять жар. От духоты и дум кружилась голова.

За окном расстилались сады, увенчанные куполом. Из-за купола не было видно звезд, к виду которых он привык на Софро. Здесь нигде не было видно звезд, разве что на самых высоких вершинах гор, да с орбиты. И свежий воздух и чистая вода и сады эти, похожие на райский сад, были роскошью, доступной лишь Хозяину да его свите, и иначе, чем под куполом существовать они просто не могли.

Юфнаресс вспомнил этот мир пустынь, каменные пустоши, отравленные океаны, в которых обитали кошмарные создания, рожденные искалеченной природой и людей, что были вынуждены выживать в этом мире. Их лица, их тела, словно состоящие из кожи и костей, сухие тела, на которых не было и капли жира.

Если б не опыты по генетическому моделированию, что дали им способность дышать таким воздухом и пить такую воду, то, наверное, человеческая раса уже давно была б стерта с лица этой планеты. И все же, это был еще не ад.

Юфнаресс вспомнил иные планеты Империи и почувствовал, что по коже бегут мурашки; были миры, что Эрмэ использовала исключительно как сырьевые колонии, высасывая все, что только можно из их недр. Никто и никогда не подумал бы, наткнувшись на эти брошенные миры, когда из них было взято все, что там когда-то была возможна жизнь.

А еще вспоминалась Рэна. Ее полузатопленные материки, слабые полярные шапки, изменчивые течения в океане. Вся жизнь сосредоточилась, практически, в нескольких точках. Люди старались не мешать планете зализывать старые раны, заняв несколько сот островов и край побережья, да еще несколько локальных зон в глубине материков.

Там, на Рэне, в отличие от миров Эрмэ, жизнь бурлила, как в котле, поставленном на сильный огонь. Жизнь изменялась и приспосабливалась, конечно, рэане во времена Империи Кошу здорово изменили свой мир, и не счесть было ушедшего безвозвратно, а новое порой было агрессивно к людям, но... это был живой мир. Мир, который, если дать ему время, могущий выздороветь, восстановив прежний баланс, и прежнюю гармонию. Если ему не мешать.

Он жадно исследовал эту, некогда искалеченную планету и удивлялся насколько живое стремится жить. Деревья, птицы, насекомые, все живые, стремились занять ниши, оставленные предшественниками, что некогда не смогли выдержать натиска человека.

И тихо, но верно, медленно, не торопясь, менялась сама планета. Некогда отравленные пустыни одевались покровами трав и лесов. Появлялось новое зверье. Новая жизнь. И даже ледниковые шапки, о которых несколько тысячелетий существовали лишь воспоминания, появившись вновь, медленно и верно начинали нарастать на полюсах. И жила надежда, что человек и природа еще сумеют мирно сосуществовать.

Здесь, на Эрмэ, все было иначе. И, может быть, гармония сосуществования человека и природы в мирах Лиги вскружила ему голову, задела за струнки души и, вдыхая напоенный запахами трав и океанов воздух, он задумался, впервые задумался и о пути и о цене, которую придется заплатить мирам Лиги, попади они под диктат Эрмэ. Прекрасно понимая, что от всего великолепия этих миров не останется ничего. И понимая, он часто смотрел в одну точку, думая, вороша, перебирая мысли как четки, и спрашивая себя, а хочет ли он сам этого. Локите же не было до этого дела.

И, глядя на небеса Софро, она не видела ничего, что могло б ее остановить, заставить задуматься, о том, не слишком ли велика цена, которую придется платить множеству миров, что б осуществилась ее мечта. Мечта о господстве в Великой Империи.

Она была отравлена властью, этой страстью, более сильной, чем проявления иных страстей. Ей не было дела ни до восходов, ни до закатов, ни до шороха листвы и пения птиц, как не было дела до шороха океанов и чужих стремлений.

— Ну и что мне за дело, что на Рэне нельзя сейчас восстанавливать промышленную базу? — пропела она как-то раз, стоя над бурными волнами на высоко вознесенной над морем скале и разглядывая волны, бьющиеся в глубине, у себя под ногами. Это была та скала, где последний раз видели живым Ареттара. На Юфнаресса это место всегда навевало, невольно, грусть, она же только усмехалась. — Мне дела до этого нет. Но они должны думать, что это возможно. А если увязнут в проблемах, что ж, это только нам на руку. И никуда они не денутся. Им придется сотрудничать с Эрмэ. А Эрмэ нужен плацдарм. И не стоит думать, что будет потом. Это ведь не твоя забота, Юфнаресс, думать о них. Лучше думай, что ждет тебя. А тебя ждет твой мир, маленький мир, в котором ты будешь полным и абсолютным властелином.

Юфнаресс сжал губы, понимая, что она ничем не лучше самого Императора, хозяина и повелителя. Скорее, во сто крат хуже. Одержимее. И получив власть в Лиге ей бы успокоиться и остановиться.... Но, нет.

Почувствовав чей-то взгляд на себе, он обернулся. Взгляд был плотен и ясно ощутим, словно кто-то прижал его чем-то тяжелым. Обернувшись, отметил, что никому из присутствующих нет до него никакого дела. Разве что, аристократ, разодетый в светло — голубой, мерцающий бриллиантовыми искрами шелк, рассматривал его, прикрыв лицо веером.

— Кто это? — спросил Юфнаресс у подошедшего к нему воина — провожатого.

Воин посмотрел на человека в бледно-голубом шелке, и, пожав плечами, процедил сквозь зубы.

— Новый хозяин Иллнуанари. Рэанин. Прибыл с визитом.

Юфнаресс, вздохнув, последовал за воином, но, обернувшись, вновь бросил взгляд на этого человека, и так получилось, случайно, что взгляды их, на короткий миг встретились. И, на мгновение, застыв, Юфнаресс вдруг почувствовал, как по телу разливается непонятная оторопь. Время замедлило бег, а тело налилось свинцом. И в этот миг, вдруг и неожиданно всплыла картинка из прошлого.

Трое подростков, собирали спелые сочные ягоды, сидя на земле. Трое — Лия, Илант и Рэй. Да-Деган сидел на сером, вросшем в землю камне невдалеке, наблюдая за ними. Длинные белые волосы стекали по его плечам, и смотрел он устало, вниз. Глядя на него, Юфнаресс словно чувствовал и его тоску и его боль.

Казалось, известие о гибели Иридэ, юного, рыжего сорванца Иридэ, отняло у этого человека силы и изъяло желание жить. И только эта троица, что собирала ягоды неподалеку, как-то могла заставить его смириться с потерей, и, взяв себя в руки, заставить пережить ее. Его было жаль. Но ничто не могло заставить Юфнаресса сказать правду никому на свете. Ибо тайна должна быть тайной, а секрет рассказанный только одному человеку, и тот через несколько дней начинает свое путешествие по свету, переставая быть от всех секретом.

Он никогда не мог себе представить, что Да-Деган мог быть иным — энергичным и предприимчивым авантюристом. Тот всегда был поразительно спокоен, несуетен, миролюбив, как выходец из совершенно иного, особого мира, где не существует агрессии и зла. И потому испытал нечто похожее на шок, поняв, чьи глаза смотрели на него, придавливая тяжестью взгляда. Смотрели так остро, пронизывающе, словно взвешивая и вопрошая.

И чувствуя, что пол начинает раскачиваться под ногами, Юфнаресс медленно, очень медленно отвернулся, проследовав за воином Императора, к трону.

Он стоял и смотрел на повелителя снизу вверх, понимая, что неприятные сюрпризы еще не кончились. Надеясь хоть мельком увидеть Шеби, заметить полуулыбку в уголках ее прекрасных губ, соприкоснуться взглядом, дышать одним с ней воздухом, он был разочарован, что ее нет средь кучки приближенных, окруживших трон.

Она всегда была рядом с Императором. Если не всегда, то часто, очень часто ее можно было заметить где-то поблизости. Она смягчала бешеный норов Хозяина одной своей улыбкой, тихим движением, что несло легкий, мерцающий звук. И звук, рожденный движением, растворяясь в воздухе, приносил ощущение зыбкого волшебства, готового изменить все вокруг. И что таить напрасно, он надеялся на то, что ее присутствие защитит его от слепого гнева. От гнева Императора.