Атлант расправил плечи. Книга 2 - Рэнд Айн

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114

Она назвала свое имя секретарю и услышала, как та повторила его. Реардэн схватил трубку:

– Дэгни?

– Привет, Хэнк. Я вернулась.

– Ты где?

– У себя в кабинете.

Она поняла все, что он хотел сказать, но не сказал во время ненадолго воцарившегося молчания. Потом он сказал:

– Пожалуй, мне пора начать раздавать взятки, чтобы получить руду и лить для тебя рельсы.

– Да. И как можно больше. Ничего, если это будет не металл Реардэна. Это может быть… – Краткую паузу было трудно уловить, но в это время Дэгни успела подумать: "Рельсы из металла Реардэна – для того, чтобы вернуться в эпоху до стали? А может, еще дальше, во времена деревянных рельсов, на которые накладывались железные пластинки?" – Это может быть сталь любого качества – все, что ты в состоянии мне дать, – закончила она.

– Хорошо. Дэгни, ты знаешь, что я уступил им свой металл? Я подписал дарственный сертификат.

– Да, я знаю.

– Я капитулировал.

– Кто я такая, чтобы обвинять тебя? Разве я не капитулировала?

Он ничего не ответил, и она продолжила:

– Хэнк, думаю, им безразлично, остался ли на земле хоть один поезд или доменная печь. Нам – небезразлично. Они удерживают нас силой нашей любви, и мы будем им платить, пока есть малейшая возможность не дать остановиться последнему колесику – во имя человеческого разума. Мы будем держать его на плаву, словно тонущего ребенка, и, когда пучина поглотит его, уйдем на дно вместе с последним колесом и последним здравым суждением. Я знаю, за что мы расплачиваемся, но сейчас цена не имеет значения.

– Я знаю.

– Не бойся за меня, Хэнк. Завтра утром я буду в порядке.

– Я не буду за тебя бояться, дорогая. Я приеду к тебе сегодня вечером.

Дэгни вошла в гостиную. Царящие в квартире тишина и порядок – все застыло в том положении, в котором находилось месяц назад, до ее отъезда, – сразу вселили в нее чувство облегчения и опустошенности. Тишина создавала иллюзию уединения и полной независимости; вещи, усердные хранители времени, напоминали о том мгновении, вернуть которое она уже не в силах, как не в силах и перечеркнуть произошедшее с тех пор.

Окна все еще отбрасывали последние блики дневного света. Не в силах заставить себя сосредоточиться на тех делах, которые можно было отложить до следующего утра, Дэгни ушла с работы раньше запланированного. Прежде такого за ней не водилось, да и само ощущение, что теперь дома ей легче, чем на работе, было для нее непривычно.

Она долго стояла под душем, отдавшись во власть струящейся по телу воды; однако, осознав, что ею движет желание смыть с себя не дорожную пыль, а дух своего офиса, поспешно вышла из ванной.

Одевшись, она закурила сигарету и направилась в гостиную; стоя у окна, смотрела на город, так же как еще сегодня утром смотрела на сельский пейзаж.

Дэгни уже думала о том, что отдала бы все на свете ради еще одного года работы на железной дороге. Она вернулась, но испытывала не удовлетворение деятельностью, а лишь ясное холодное спокойствие, вызванное принятым решением, да скрытую тупую боль.

Небо было окутано облаками, которые, опустившись на улицы, подобно туману, поглотили тротуары; небо словно заключило город в свои объятия. Ее взору предстал весь Манхэттен – вытянутый треугольник острова врезался в невидимый океан, как нос тонущего судна; видневшиеся сквозь облака небоскребы казались его дымовыми трубами, все остальное постепенно исчезало за серо-голубыми кольцами пара, медленно погружаясь в необъятное пространство. Вот так же, размышляла Дэгни, исчезла с лица земли Атлантида, остров, канувший в воды океана, и все те другие царства, которые оставили после себя ту же легенду во всех человеческих культурах и языках – и то же томление.

Как в тот весенний вечер, когда она, облокотившись на стол, сидела в полуразвалившемся офисе "Джон Галт инкорпорейтэд" и смотрела в выходившее на темный переулок окно, перед ней вновь предстал ее собственный столь недосягаемый мир… Кто бы ты ни был, мысленно обращалась она к своему герою, ты, человек, которого я всегда любила, но так и не встретила, ты, кого я надеялась увидеть в конце уходящего за горизонт пути, чье присутствие ощущала на улицах города и чей мир была готова заполнить, – знай: мною двигали любовь к тебе, надежда найти тебя и желание достойно предстать перед тобой. Теперь я понимаю, что мне не отыскать тебя, – ты недосягаем и нереален, и все-таки остаток моей жизни принадлежит тебе. Я буду жить во имя твое, даже если мне не суждено узнать его, буду продолжать служить тебе, даже если моя игра проиграна, я не сойду с пути. Я сделаю все, чтобы достойно предстать перед тобой, зная, что этого никогда не произойдет… Дэгни никогда не поддавалась отчаянию; стоя у окна и глядя на погруженный в туман город, она мысленно взывала к своей безответной любви.

Раздался звонок в дверь.

Ничуть не удивившись, она отправилась открывать – появление Франциско Д'Анкония не было для нее неожиданностью. Она не чувствовала и тени удивления или недовольства, ею овладела лишь мрачная решимость; она медленно подняла голову и посмотрела Франциско прямо в глаза, давая понять, что уже сделала выбор и будет держаться его.

Его лицо было серьезно и спокойно; радости во взгляде уже не было, но и беззаботность плейбоя не вернулась. Все маски были сброшены, он смотрел строго и сосредоточенно, как мужчина, осознающий серьезность своих поступков. Дэгни уже очень давно не ожидала от него ничего подобного, и теперь он казался ей небывало привлекательным, – она не без удивления отметила, что ей вдруг показалось, что это не тот человек, который бросил ее, а тот, кого бросила она.

– Дэгни, ты в состоянии поговорить прямо сейчас?

– Да, если хочешь. Входи.

Франциско окинул гостиную быстрым взглядом – он еще никогда не переступал порога ее квартиры, – затем посмотрел на Дэгни. Он внимательно наблюдал за ней. Похоже, он понимал, что ее внешнее спокойствие предрешает исход его визита и не стоит ворошить пепелище прошлого, на котором уже не осталось ни искорки от отгоревшего костра боли.

– Садись, Франциско. – Она продолжала стоять перед ним, словно демонстрируя, что ничего не скрывает, даже бесконечной усталости, которой стоил ей этот день, и безразличия к заплаченной за него цене.

– Не думаю, что смогу удержать тебя, когда ты уже сделала выбор. Но если остался хоть один шанс, я должен им воспользоваться.

Дэгни медленно покачала головой:

– Бесполезно, Франциско. К чему все это? Ты капитулировал. Какая тебе разница, погибну я вместе с железной дорогой или умру вдали от дела моей жизни?

– Я еще не потерял веру в будущее.

– О каком будущем ты говоришь?

– О том, когда бандиты исчезнут с лица земли, а мы будем жить.

– Если "Таггарт трансконтинентал" суждено исчезнуть вместе с бандитами, я готова пожертвовать собой.

Франциско не ответил, он не сводил глаз с ее лица.

– Я думала, что смогу жить без нее, – спокойно добавила Дэгни. – Я ошибалась. Подобного не повторится. Помнишь, Франциско, когда мы только начинали, то оба верили, что единственный грех на земле – плохо делать свое дело? Я не изменила этой вере. – В голосе Дэгни дрогнула первая живая нотка. – Я не могу праздно наблюдать за тем, что они сделали с тоннелем. Я не в состоянии смириться с тем, что стало общепринятым. Франциско, ведь мы оба считали чудовищной мысль, что несчастья – это судьба, с ними надо смириться, а не бороться! Мне ненавистно смирение. Мне чужды беспомощность и отказ от себя. До тех пор, пока существует железная дорога, я буду ею управлять.

– Для того чтобы сохранить для бандитов их мир?

– Для того чтобы сохранить последний островок моего мира.

– Дэгни, – медленно произнес Франциско, – я могу понять человека, влюбленного в свое дело. Я знаю, что значит для тебя железная дорога. Но скажи, имела бы смысл твоя работа, если бы поезда были пусты? Дэгни, о чем ты думаешь при виде движущегося поезда?

Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114