Скованные одной цепью (СИ) - "allig_eri"

А звон стали о сталь, казалось, усилился, становился всё яростней, пока не слился в протяжный звук, заглушивший всё: крики людей, визг животных, топот копыт.

И внезапно его перекрыл крик страха, смешанный с яростью и гневом. А потом звон железа стих, заглушённый сотнями бьющих в землю копыт.

Но из поднявшейся снежной завесы не выехали шеренги всадников.

Прошло некоторое время, пока кто-то не произнёс:

— Отбросили их. — В голосе Ворсгола было слышно нечто большее, чем удивление. — Милостивая Троица, гвардия царя бежит! Даже мы не смогли бы так! Кто такие эти солдаты⁈

— Проклятущие дурни, — прохрипел Маутнер и сплюнул. — Никто более.

Я знал, что он дружил с Лоджем и факт самопожертвования последнего не мог оставить капитана равнодушным, однако…

Полосы зашевелились, будто с них сняли заклятие. Несколько глянули на моего командира, заметно скривившись. Стояла тишина.

— Заткнулся бы ты, — бросил я Маутнеру. — Сбавь гнев. Они остались там, а мы — стои́м здесь, они мертвы, а мы — живы, и тут больше нечего говорить. И когда падёт последний из них, мы подожжём завал и поднимемся наверх.

Глава 10

«Стоять выше всех под солнцем одинаково страстно желают и дети, и старики. Воистину, идущие годы и возносят нас, и умаляют. Но там, где детские грёзы суть то, что ребёнку и дóлжно, мечтания старика не более чем потуги скупца. Проклятие стареющего мужа — наблюдать за тем, как его стремления ниспадают всё глубже, всё больше погружаясь в мрачные тени порока».

Диорсий, «Чудотворец из Лабиринта».

Полоса горизонта на востоке тянулась тонкой бело-серой нитью и колыхалась в холодных потоках воздуха над дорогой. Впереди раскинулась бесплодная земля, усыпанная покрытыми снегом валунами. По ней тянулась торговая дорога, отделившаяся от тракта.

Всадники авангарда остановились на перекрёстке. На юг отсюда лежало побережье, к которому жались деревни и посёлки, а также Олсмос. Небо в том направлении было затянуто дымом.

Сгорбившись в седле, я вместе с остальными слушал полковника Нарвина.

— … и в этом они абсолютно единодушны, комендант. У нас нет другого выхода, кроме как прислушаться к Илазию Монтнару и Кронричу Ертусу. В конце концов, более всех пострадают беженцы.

Маутнер презрительно хмыкнул и демонстративно сплюнул.

Под слоем дорожной пыли, которую редкие снежинки превратили в грязь, лицо Нарвина побледнело, но он продолжил:

— Пайки у них урезаны уже до голодного уровня. Я понимаю причину — много мяса пропало, когда мы были вынуждены резать скот у Дахабских гор, однако люди не могут жить на такие крохи. И вода! Магов снова стало меньше, люди вынуждены топить снег, отчего потом маются с животами.

Ныне одноглазый Гаюс провёл пальцами по заросшей щеке и потрогал огромный шрам, оставшийся от сайнадской пули.

— Чтобы создать нужный запас воды, хватит даже парочки колдунов. Сокрушающий Меч может сделать это в одиночку. Нельзя забывать и про колдунов Серых Ворóн, — хрипло поведал он.

Я бросил взгляд на Вешлера. Тот сидел на коне, молчал и только кутался в плащ старейшины. Лицо его скрывалось в тени капюшона. Приглядевшись, я заметил, как его длинные пальцы дрожали на луке седла. Галентос и Даника всё ещё не отошли от испытания, с которым мы столкнулись на Дахабских горах, ведь именно они под конец взяли на себя львиную долю магических изысканий.

С того момента прошло три дня. Я помню, когда бригадир Райнаб Лодж и оставшаяся часть солдат заняли свои позиции, позволив нам отступить. Помню, как они стояли насмерть, давая нам нужное время.

Их расстреляли. Магией и пулями. Даже гвардия Велеса не решилась продолжать сражение в ближнем бою, поэтому подошли пешие, которые спокойно заняли позиции и стреляли, пока последние солдаты не упали на землю.

Потом сайнады двинулись к подножию. Но конец колонны уже прошёл второй поворот, а мы, Чёрные Полосы, заканчивали ставить баррикаду на первом. Когда Зарни и его войска приблизились к дороге, мы подожгли собранные там повозки. Галентос и Даника прикрывали нас, организовав на ратников лавину — казалось, обрушилась целая гора.

Я лично вернулся за чуть ли не изжаренными телами магов Серых Ворóн, удерживая в них жизнь до самого подъёма на Алербо. Там их разместили с остальными ранеными.

Это был конец битвы при долине Дах. Но не конец вторжения и войны.

По прошествии этого времени я не видел их ни разу. Зилгард сам занимался исцелением, утверждая, что помощь ему не требуется. Непонятно каким образом, но толстяк продолжал сохранять свой вес, хоть и заметно осунулся.

Все мы изменились. Снова. Кто-то отлёживался, кто-то, как Вешлер, будто постарел на десять лет. Я не знал, что будет дальше и каким я дойду до Магбура.

У нас выжило чуть более двадцати волшебников. Меньше половины тех, кто был со мной на момент начала противостояния. То же самое и с солдатами — выжило менее половины.

— Тактические преимущества очевидны, комендант, — добавил Нарвин после короткого молчания. — Как бы ни были неподготовлены стены Олсмоса, как бы ни были они брошены отступающими горожанами и архонтом Лойнисом Хелфготом, они предоставят лучшую защиту, чем пустошь, где даже холмы находятся от нас в…

— Полковник! — рявкнул Гаюс.

Нарвин замолк, его губы сжались в одну тонкую, бескровную линию.

Я поёжился, и отнюдь не от медленно подступающей прохлады ночи. Прямо на моих глазах разгорался ранее слышимый спор об «улучшении условий», которые пытались выбить Совет Знати, даже не осознавая, что тем самым загонят нас в ловушку.

Какая шкура так поизносилась на тебе, полковник? Ты её, несомненно, быстро сбрасываешь, когда пьёшь вино с Монтнаром, Нородоном, Клайзисом и остальными…

Логвуд не отчитал Нарвина. Никогда не отчитывал. Намёки и претензии, рождённые аристократической заносчивостью и высокомерием, он встречал так же, как и всё остальное — с холодным безразличием. Может, это и производило впечатление на понимающих людей и служивых, но я заметил, как из-за этого расхрабрились такие как Нарвин и ему подобные.

И полковник ещё не закончил.

— Это не только военное решение, комендант. Есть в ситуации и гражданский элемент…

— Повысь меня на пару званий, генерал, — капитан Маутнер посмотрел на Эдли, — чтобы я мог высечь этого пса так, что от шкуры одно воспоминание останется. — Он оскалил зубы и перевёл взгляд на полковника. — Иными словами, нам нужно перемолвиться словечком в каком-нибудь тихом месте, Нарвин…

Тот ответил безмолвной ухмылкой. Заговорил Логвуд:

— Нет никакого гражданского элемента. Олсмос окажется смертельной ловушкой, если мы его возьмём. В осаде — с суши и с моря — мы не устоим. Объясни это Монтнару, полковник. Это твоё последнее задание.

— Последнее, комендант?

Логвуд промолчал.

— Последнее, — пророкотал Гаюс, — значит последнее. Ты разжалован. С позором.

— Прошу прощения у коменданта, но вы этого сделать не можете.

Логвуд повернул голову, и я на миг заподозрил, что Нарвин всё-таки сумел вывести его из себя. Полковник пожал плечами.

— Мой офицерский патент был выдан архонтом Сауды, Кендалом Фатурком. Исходя из этого, я имею права потребовать судебного разбирательства. Вы… комендант, но даже если бы вы носили звание генерала, это ничего бы не значило. Силой Нанва, что расколотого, что объединённого, всегда было то, что наша дисциплина призывает высказываться откровенно. Какие бы ни были отданы приказы — их я исполню в точности — я имею право на то, чтобы моя точка зрения была задокументирована дословно. Если нужно, могу процитировать соответствующие пункты устава, которые описывают мои права.

Все молчали, затем Гаюс повернулся в седле и обратился ко мне:

— Сокрушающий Меч, ты у нас парень головастый, хоть слово понял из того, что он тут наболтал?

— Не хуже тебя, Гаюс, — едва заметно растянул я губы в подобие улыбки.