Абсолютная Власть. Трилогия (СИ) - Майерс Александр

Судья с явным облегчением ухватился за это предложение.

– Ходатайство удовлетворяется! Пригласите свидетелей обвинения.

Так началась самая тяжёлая часть заседания. В зал по очереди вызывали женщин из деревни Лисичкино. Их показания были краткими, путанными от волнения и пережитых страданий, но от этого – лишь более страшными и убедительными. Они рассказывали о том, как солдаты Муратова убили всех мужчин деревни, о насилии, которое творили над ними в течение долгих месяцев.

Базилевский вёл допрос бережно, но настойчиво. Воротынский пытался запутать женщин, поймать на противоречиях, но тщетно – их боль была настоящей, и её нельзя было оспорить никакими юридическими уловками.

Затем вышли другие свидетели: торговец, у которого отняли обоз, крестьянин, чьи поля были сожжены, а скот украден. Старый сельский учитель, видевший, как на его глазах убили нескольких парней, заподозренных в симпатиях к Градовым.

С каждым новым свидетельством атмосфера в зале накалялась. Даже привыкший ко всему Малиновский слушал, не перебивая, его лицо становилось всё мрачнее. Воротынский постепенно сдавал позиции, его возражения становились всё тише и формальнее. Он понимал, что проигрывает битву.

Живая человеческая боль оказалась сильнее его холодных, отточенных аргументов.

Заседание тянулось несколько часов с короткими перерывами. Когда были выслушаны все свидетели, и изучены все документы, судья объявил последний перерыв перед вынесением вердикта.

Мы с Базилевским вышли в коридор. Филипп Евгеньевич был бледен, но его глаза горели.

– Они не ожидали, что мы вызовем свидетелей, – сказал он тихо, промакивая платком лоб. – Они рассчитывали на бумажную волокиту. Думаю, что несмотря на все их уловки, приговор будет обвинительным!

– Ваше благородие, – граф Муратов вышел в коридор и подошёл ко мне. – Вы позволите пару слов наедине?

– Какие могут быть секреты в храме правосудия? – я наигранно поднял брови.

– Пару слов, прошу вас, – невозмутимо произнёс Рудольф Сергеевич.

Я благосклонно кивнул, и мы отошли к окну, за которым располагался внутренний двор. Там дворник подметал дорожку, а садовник подстригал кусты. Простые люди, занятые простым трудом. На короткий миг я им даже позавидовал – иногда дворянские интриги слишком утомляли.

– Вы понимаете, Владимир, что наша борьба вышла за пределы войны между родами? – тихо спросил Муратов.

– Со всей отчётливостью. Рад, что вы тоже это осознаёте.

– Я не сомневаюсь, что вы нашли себе сторонников, просто скрываете их, – сказал граф, глядя мне в глаза. – У меня тоже есть союзники, кроме фон Берга. Кто‑то готов вмешаться в схватку прямо сейчас, кто‑то ждёт подходящего момента… Короче говоря, пламя нашей войны рискует охватить всё генерал‑губернаторство.

– Вы правы, и меня это огорчает, – кивнул я. – Дайте угадаю: вы хотите предложить мне сдаться и не проливать лишнюю кровь?

– Я давно понял, что вы умный человек, барон, – холодно произнёс Муратов.

– Ну, тогда вы также понимаете, что я не приму ваше предложение. У меня есть встречное. Давайте так: альянс признает поражение, вернёт роду Градовых все земли и выплатит положенную контрибуцию. Больше никто не погибнет, включая вас. Что скажете?

Рудольф Сергеевич усмехнулся.

– Я надеялся, что ваш разум возобладает над гордыней. Жаль, что я ошибался.

– Могу сказать ровно то же самое, ваше сиятельство, – пожал плечами я. – Значит, увидимся на поле боя. Или вы не собираетесь сражаться лично?

– Посмотрим. Возможно, я буду счастлив уничтожить остатки вашего рода своими руками, – процедил Муратов и резко направился обратно в зал заседаний.

Я посмотрел ему вслед и пытался понять, что это было. Слабость или просто желание всё поскорее закончить? Или, неужели, проблеск благородства?

Слабо верится, что граф решил подумать о жизнях простых людей и солдат, которым предстоит умереть на нашей войне. Но всё‑таки…

Впрочем, это вряд ли имеет значение. Я тоже не хотел, чтобы люди погибали. Но сдаться не мог. Я был обязан закончить эту войну, и закончить её нашей победой.

Скоро я тоже вернулся в зал. Малиновский и его помощники появились через несколько минут, и воцарилась тишина. Суд объявил вердикт:

– Признать альянс в лице графа Рудольфа Муратова и барона Генриха фон Берга виновным в совершении военных преступлений, включая убийства гражданских лиц, уничтожение имущества, применение запрещённых методов ведения войны… – он зачитывал длинный список, и с каждым пунктом лица сторонников альянса на трибунах становились всё мрачнее. – Суд постановляет: взыскать с виновных сторон совокупный штраф в государственную казну, а после официального прекращения военных действий обязать их полностью восстановить все разрушенные гражданские объекты за свой счёт…

Это было ожидаемо. Но дальше последовало то, на что мы даже не надеялись.

– Кроме того, – продолжил судья, – принимая во внимание особую жестокость ряда совершённых преступлений, суд будет ходатайствовать перед Советом Высших о лишении графа Рудольфа Муратова и барона Генриха фон Берга дворянских титулов и всех сопутствующих привилегий…

Зал взорвался. Крики, возгласы, протесты сторонников альянса. Воротынский сидел совершенно бледный, его каменная маска наконец‑то дала трещину. Для таких аристократов, как Муратов и фон Берг, лишение титула было страшнее смерти и тюрьмы.

Фон Берг тоже орал, стуча кулаком по столу. Рудольф Сергеевич только поморщился и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, будто ему стало трудно дышать.

Молоток судьи оглушительно застучал, наводя порядок.

– Тишина в зале! И последнее… С начала следующих суток прекращение огня объявляется официально отменённым. Стороны вправе действовать в соответствии со своими интересами. Заседание закрыто!

Грохот молотка потонул в нарастающем гуле. Я медленно поднялся. Победа. Полная, безоговорочная победа. Штраф, репарации, а главное – унизительная просьба о лишении титулов. Это был удар по самому больному.

Но внутри, сквозь удовлетворение, пробивалась другая, более знакомая и более тёмная эмоция. Холодная, стальная готовность.

Завтра после полуночи, снова начнутся боевые действия. Официально, без всяких условностей.

Война.

Я посмотрел на Базилевского, который обменивался какими‑то формальными фразами с Артуром, на сияющие лица наших сторонников в зале. Они радовались сегодняшней победе. И это было правильно.

Но я уже смотрел в завтра. Я был готов к войне. Мои люди были готовы. Мы знали, что это неизбежно случится, и собирались выложиться на полную.

Победа в суде была важна. Но настоящая победа будет добыта не здесь, в душном зале, а там, на полях сражений. И она будет за нами.

Когда я вышел из здания суда, первый же глоток прохладного уличного воздуха показался мне запахом приближающейся грозы. Грозы, которую я давно ждал.

г. Владивосток

Контора барона фон Берга, несколько часов спустя

– Проклятый суд! Проклятый Малиновский! Проклятые Градовы! – голос фон Берга, уже хриплый от криков, сотрясал стены. – Они что, совсем с ума сошли⁈ Штраф! Репарации! А это что⁈ – он швырнул на стол копию судебного вердикта. – Ходатайство о лишении титула! Они задумали лишить меня титула! Меня, чей род верой и правдой служил Империи несколько поколений!

Он остановился перед Муратовым, который сидел в кресле с видом величайшего спокойствия, попивая коньяк.

– А что насчёт неё⁈ – продолжал орать фон Берг, ткнув пальцем куда‑то за окно. – Про Карцеву даже не вспомнили! Её войска тоже воевали! Её маги тоже жгли деревни! Почему вся вина на нас⁈ Это заговор! Надо подавать апелляцию! Немедленно! Я найду лучших юристов в столице, мы оспорим этот дурацкий вердикт!

Муратов медленно поставил бокал на подлокотник кресла и с выражением ледяного презрения взглянул на барона.

– Успокойся, Генрих, – его голос прозвучал тихо, но с такой силой, что фон Берг на резко замолчал, словно его дёрнули за поводок. – Выпей. И перестань истерить. Всё это уже не имеет никакого значения.