Печать пожирателя 11 (СИ) - Соломенный Илья

Посадка была мягкой, почти бесшумной. Шасси глухо уперлись в упругую землю, подняв запах влажной полыни и нагретого за ночь чернозема. Я заглушил двигатели, и наступила оглушительная тишина, нарушаемая лишь трелями жаворонков и шелестом ветра в траве.

АВИ Инквизитора, угловатый и без опознавательных знаков, уже стоял в сотне метров, похожий на хищную стрекозу. Дверь отъехала, и из нее вышел Руслан Юсупов. Граф, глава Инквизиции.

Он почти не изменился за прошедшие годы.

Всё тот же аристократический профиль, подтянутая фигура в строгом тёмно-сером костюме, не по-полевому безупречном. Но в глазах, когда-то пустых оболочках для чужого духа, теперь горел свой, острый и пронзительный, ум. Ум человека, который знает цену и долгу, и свободе. Он участвовал в той бойне, видел, во что может превратиться Москва. Это знание навсегда осталось в его взгляде — тень былого ужаса, приглушенная железной волей.

Хотя… Это же знание осталось в его взгляде с того момента, как я спас его от Распутина…

Я толкнул дверь АВИ и спрыгнул на землю. Пахучие стебли полыни зашуршали о голенища сапог.

— Руслан, — кивком головы поприветствовал я его, экономя время на церемониях, — Раненько ты решил переговорить. Что случилось?

— Барон, — его голос был ровным, без эмоций. Он не стал тратить время на светские любезности, на вопросы о семье или поместье. Это было мне только на руку, — Благодарю, что нашёл время. Проблема возникла… деликатная. И, полагаю, входящая в сферу твоих интересов.

Он обвел взглядом бескрайнее поле, будто проверяя, не спрятался ли кто в высокой траве. Инстинкты, вдолбленные парой десятилетий службы, никуда не делись.

— Я слушаю, — я скрестил руки на груди, чувствуя, как под курткой отзывается ноющей болью старый шрам.

И в тот же миг предчувствие, холодное и противное, заскреблось где-то под сердцем. Подобный вызов на тайную встречу посреди ночи редко сулит что-то хорошее…

Юсупов нахмурился, его тонкие пальцы сжали планшет с гибким, сворачивающимся экраном, который он достал из внутреннего кармана.

— В последние месяцы по глубинке, в основном в сельских районах, прокатилась волна… странных случаев. Необъяснимых. Какое-то непродолжительное время местные власти списывали это на бытовое сумасшествие или пьянство, но мои люди на местах почти сразу копнули глубже и…

Он сделал паузу, в его глазах мелькнуло что-то тяжёлое.

— И что же они нашли? — спросил я.

Странное начало разговора… Проблемы из глубинки редко доходили до стола главы Инквизиции. Если уж он лично здесь, то наверняка стряслось что-то серьёзное.

— Одержимость, — отчеканил Юсупов, — Но не та, что описана в старых манускриптах. Не демоническая, не духовная… А нечто иное.

— Одержимость? — переспросил я. Пальцы сами потянулись к тому месту на груди, где под курткой скрывался шрам от атаки хтонической твари, — Руслан, я видел одержимых. Это либо проклятые психи, либо артефактное влияние, либо вселение духи. Крики, пена у рта, простое изгнание во всех трёх случаях. Что в этом такого нового для Инквизиции? Сорок первый год на дворе, у вас сотни метод по «очищению» таких кадров.

— Новое то, Марк, что они не кричат, — голос Юсупова стал тише, но от этого лишь напряжённее, — Не пускают пену изо рта, не бросаются на прохожих с ножом. Они… молчат. И живут своей жизнью, пользуются нейрочатами, водят автомобили с магическими движками, ходят на работу.

— Ты серьёзно? Это что, нелегальная миграция… Духов?

— Смешного мало. Такие спокойные они до поры до времени. А потом что-то щёлкает и… Начинается жесть.

Юсупов активировал планшет. Голографические изображения замерцали в воздухе между нами. Картинка была отрывистой, зачастую смазанной, снятой на камеры наблюдения с ИИ-детекцией аномалий или на мобильники очевидцев. Но от этого всё выглядело не менее жутко.

— Вот, — Инквизитор ткнул пальцем в один из файлов, отметив его название «Орловская губ., имение 'Дубравка»«, — Мелкопоместный дворянин, отставной ротмистр гвардейских броне-кирасир. Участник сражения за Москву. Уважаемый человек, увлекался разведением лошадей. Две недели назад система 'Умный Дом» в его имении, в полночь, зафиксировала нештатное проникновение в конюшню. Странным образом, но камеры показали, что это был он сам — хоть и не признали его за своего. Он… он зарезал всех лошадей, своих любимцев, дорогих скакунов. Не просто зарезал — выложил их внутренности и сердца в сложный узор, напоминающий фрактальную антенну. Когда его попытались скрутить слуги и големы-охранники, он… раскидал всех, едва не поубивал людей, и языком, обмазывая его в крови, на стене написал несколько символов. Знаков, которых нет ни в одной известной нам базе данных, ни магической, ни лингвистической. Потом улыбнулся в камеру и попытался перерезать себе горло. Последний уцелевший голем чудом остановил его — мужика скрутили, и теперь держат… В нашем отделении.

Я смотрел на фото и видео: седой мужчина с благородными чертами лица, в дорогом кашемировом свитере, залитый кровью, с пустым, почти сонным выражением глаз.

В них не было ни безумия, ни ярости. Лишь холодная, нечеловеческая отрешённость.

— Другой случай, — Юсупов листал дальше, его лицо было каменной маской, — Вологодская глубинка, деревня Заречье. Простая женщина, оператор автоматизированных теплиц, мать пятерых детей. Никогда не была замечена в противозаконной деятельности — управляла агродронами, следила за показателями фотосинтеза на планшете, укладывала детей спать под колыбельные нейросети. А три дня назад отключила на складе химикатов камеры, заперлась там с младшим, трёхлетним сыном — и, судя по остаточным энергетическим следам, провела там какой-то ритуал. Когда соседи и местный участковый выбили дверь, они увидели, что… стерильным хирургическим скальпелем она вырезала сыну на спине сложную руну. А когда ритуал был завершён — попыталась сжечь склад, заблокировав все выходы и облив стены бензином. Ребёнка чудом откачали с помощью полевого регенератора. Сама женщина, уже будучи в наручниках с подавителем магии, в ответ на все вопросы лишь напевала искаженную, зацикленную колыбельную, которую её нейросеть сгенерировала неделю назад.

Воздух вокруг вдруг показался мне густым и спертым.

Я будто бы наяву ощутил запах крови, озона от сгоревшей электроники, едкой химической гари и сладковатого, приторного душка паленой плоти и пластика.

— И таких случаев десятки, — голос Юсупова, жесткий и ровный, вернул меня в реальность, — По всей Империи — но обязательно за пределами Москвы и Петербурга. Купец-логист в Казани, который десятилетиями вел честную торговлю с использованием блокчейн-сетей, вдруг ночью в своем офисе нарисовал кровью из порезанной ладони неизвестный никому символ и принес в жертву собственного кота, обложив его тело дорогими шелками. Девушка-инженер на ткацкой фабрике в Иваново, тихоня, ответственная за обслуживание станков ЧПУ, ночью заманила свою подругу в цех утопила её в резервуаре с охлаждающей жидкостью для лазерных резаков, бормоча что-то о «возвращении».

— Общее у этих случаев есть?

— Ничего. Ни социальное положение, ни образование, ни прошлое, ни цифровые следы в нейросетях! Никакой логики — это совершенное случайные люди.

— А допросы? — спросил я, чувствуя, как внутри закипает знакомая, холодная ярость. Бессилие перед необъяснимым врагом всегда злило меня больше всего, — Что говорят те, кого взяли живыми? Подвергали нейросенсорному сканированию? Анализу остаточной магии?

Юсупов тяжело вздохнул и выключил планшет, голограммы погасли.

— Болтать с ними бесполезно — либо молчат, либо несут бессвязный бред, либо высмеивают мастеров допроса.

— Но что-то же должно их объединять?

— Кое-какие мои размышления… Я плотно погрузился в изучение этого феномена, и установил некую закономерность. Сначала, когда эта волна одержимости только началась, «переключение» происходило быстро. Человек менял поведение — это фиксировали опросы родственников и близких — и через день-два после этого уже совершал нечто ужасное. Сейчас… Сейчас «инкубационный период» растянулся, и совершенно непонятно, когда меняется человек. Они могут жить неделями, месяцами, ничем не выдавая себя, их социальные рейтинги остаются в норме, нейрочаты — чисты.