Печать пожирателя 10 - Соломенный Илья

Твари, рванувшие ко мне, не успели издать ни звука. Их тела рассыпались на элементарные частицы и рассеялись, как дым на ветру. От них не осталось ничего.

Но те, что набросились на Императора, были уже в прыжке.

Александр III, лишённый своей магии, инстинктивно отшатнулся, подняв трость-посох, но это был бесполезный жест. Когтистые лапы десятка тварей уже заносились для удара, способного разорвать плоть, не защищённую чарами.

Я взметнул руку.

Сгустки чистейшего бирюзового Эфира вырвались из моих пальцев, не требуя заклинаний или жестов. Они обволокли тварей, атакующих Государя, и сомкнулись, превратившись в плотные, пульсирующие коконы. Существа взвыли, затрепыхались, но были зажаты, как мухи в янтаре. Когти остановились в сантиметре от лица Императора.

Всё это заняло не больше трёх секунд — а затем во все стороны от меня ударил ещё один импульс Эфира. Он не тронул делегацию, солдат, экзоскелеты и драконов — но развоплотил оставшихся тварей.

Вокруг повисла тишина. Все смотрели на меня — с ужасом. С непониманием. С облегчением.

Я медленно опустил руку, и драконы, которые уже нависли надо мной, замерли, что вызвало чей-то удивлённый всхлип.

— Государь, — мой голос прозвучал громко и чётко, перекрывая рокот, доносящийся из их глоток, — Ур-Намму имеет невероятные возможности. Пока он не в полной мере овладел своими силами, но поверьте — эта тварь не хочет, чтобы мы договорились. Он пытается помешать этому любой ценой, вы же видите!

Император стоял, выпрямившись.

Его лицо было бледным, но взгляд, устремлённый на меня, снова горел холодным огнём. Он и правда видел — как его собственная мощь, как мощь лучших магов Империи оказалась бесполезной. Видел, как я уничтожил одних тварей и спас его от других.

— Аудиенция, — сказал я, подходя ближе и глядя ему прямо в глаза, — Сейчас, государь, прошу. Пока мы ещё можем говорить. А этих, — я кивнул в сторону заточённых в эфирные коконы тварей, — можно изучить. Прочесть их сознание, их энергетику. Вдруг найдётся что-то полезное.

Глава 18

Аудиенция

Воздух в личном кабинете Императора был густым и сладковатым — смесь старого воска, которым натирали паркет, дорогого дерева и статического заряда магии, витающего вокруг древних камней Кремля.

Я сидел в глубоком кожаном кресле напротив Александра III, сжимая в пальцах хрустальный бокал с выдержанным коньяком. Золотистая жидкость поймала отсвет пламени в камине, и на мгновение мне показалось, что это отблеск того самого энтропийного выстрела у Зарядья.

О Великий Эфир, каких же трудов мне стоило организовать этот грандиозный спектакль! Не физически — с силой Ядра Юя внутри меня это было сущим пустяком.

Нет, сложность была в филигранности, в точном расчёте. Нужно было не убить Императора, а лишь слегка оцарапать его страхом. Показать ему и, что важнее, всей его свите — архимагам, князьям, генералам — что их могущество, их вековые ритуалы и стальные батальоны ничего не стоят перед лицом настоящей угрозы.

Я снова почувствовал на языке привкус пыли и озона — привкус Эфира, который я транжирил, разрывая реальность над Рублёвским шоссе, создавая те самые «черные, дымящиеся щели». Каждая такая дыра была крошечным, контролируемым надрывом в ткани мира, и каждая далась мне дорогой ценой. Эфир не восстанавливается, как магия Искры. Он копится, а я тратил его, как последний мот, на театральные спецэффекты.

Но… Мне было нужно убедить всех в реальности исходящей от Ур-Намму опасности. И пока он готовил своё вторжение — тихо, и без лишней помпы, я взял на себя смелость провернуть для него «пиар-кампанию».

Уверен, мой богоподобный родственничек оценил бы иронию происходящего, если бы нам довелось это обсудить…

А эти «кадравры», которые напали на нас меньше получаса назад?

Я мысленно поморщился. Лепить их из подручного биоматериала, вплетая в уродливые тела убитых сной пожирателей обрывки чужеродных сигнатур, которые я по крупицам выловил в Урочищах…

Каюсь, это было отвратительно. Как работа мясника, одержимого скульптурой. Я помнил запах гниющей плоти и перламутрового хитина, который стоял в моей временной лаборатории в подземельях Шанхая. Илона тогда неделю отказывалась заходить ко мне, а дед язвил, что я «окончательно свихнулся».

Но самый неприятный эпизод — это, конечно, был Мунин.

Мой верный ворон, чёрная тень, проклятый дрон-маледикт…

Жертвовать им, даже зная, что это не настоящая смерть, а лишь болезненный для него распад проекции… Это было тяжело. Он потом целую неделю не появлялся, а когда материализовался, усевшись на спинку моего кресла на яхте, его взгляд был полон немого укора. Он тыкал клювом мне в висок, ворча на своём птичьем языке что-то явно нелестное о моих лидерских качествах и склонности к мазохизму.

«Пришлось, друг» — оправдывался я, гладя его по перьям, которые снова обрели былую плотность — «Игра стоила свеч».

И она действительно стоила.

Я окинул взглядом кабинет — эту святая святых имперской власти. Здесь, за этим массивным столом из чёрного дерева, принимались решения, менявшие судьбы миллионов. И сейчас здесь сидел я, беглый преступник, пожиратель, и меня не просто слушали — мне верили.

Вернее, верили в ту угрозу, которую я так старательно и дорого продвигал.

Да, риск был.

Минимальный, просчитанный до миллисекунды, но риск. Что стражники окажутся чуть медленнее, а яд — чуть быстрее. Что Салтыков не успеет почувствовать «душок некроза» — говорить ему о своих действиях я не стал во избежание недопониманий, и надеялся на его дар управления Эфиром.

Что кто-то посторонний действительно пострадает. Но, признаться честно, я смотрел на это с холодной отстранённостью. На кону была не чья-то отдельная жизнь, а судьба всей планеты! Логика подсказывала простой и безжалостный вывод: отдельные люди — даже цари, даже гении, даже невинные прохожие — явно не стоят целой цивилизации. Это была простая математика, какой бы чудовищной она ни казалась тем самым «отдельным людям».

А я таким не был — поэтому не забивал себе голову подобными моральными терзаниями.

И самое главное — это сработало! Я продавил не только упрямого Государя, но и всех этих Иловайских, Юсуповых, всех архимагов в их расшитых рунами мундирах.

Теперь они видели в мне не проблему, а решение. Щит против невидимого врага. И ради этого можно было и потратить Эфир, и выслушать упрёки Мунина, и запачкать руки, создавая перламутровых тварей.

Я сделал ещё один глоток коньяка, чувствуя, как огненная струйка растекается по желудку. Император тоже пил — и молча смотрел на меня, как и последние минуты. А я смотрел на него в ответ и думал о том, что самая грандиозная ложь — это та, которая наполовину состоит из правды.

Ур-Намму был реален. Его угроза была абсолютной. Я лишь… слегка ускорил её наступление в глазах тех, от кого зависело наше выживание. Ибо на кону — судьба мира.

Император отставил свой бокал. Золотистый коньяк колыхнулся, словно жидкое око, поймавшее отблеск моего лицемерия.

— Хорошо, Апостолов, — его голос был тихим, но в нём зазвенела сталь нетерпения, — С формальностями покончено. Ты здесь, и я тебя слушаю. Что за знания столь чудовищны, что их нельзя доверить даже коду «Валькирии»?

Я медленно выдохнул, собирая в голове тщательно выверенную компиляцию правды и лжи. Пора было закидывать сеть…

— Ур-Намму и его Совет — не просто древние маги, Государь. Они — садовники. А мы, всё человечество, с нашими Искрами, нашими Урочищами, нашей кипучей магической жизнью — мы их урожай.

Я позволил этим словам повиснуть в воздухе, дав им просочиться в сознание Александра, как яд.

— Их план не в завоевании. Он — в терпеливом ожидании. Они ждут, пока биомасса разумных магов — этот самый ценный ресурс во вселенной — достигнет критической массы. Десятки, сотни миллионов одарённых душ, накопленные за тысячелетия. Они называют это «Великой Жатвой». В определённый момент, используя мощь всех Урочищ, которые являются не аномалиями, а… своего рода антеннами, они откроют проход.