Печать пожирателя 10 - Соломенный Илья

Император сидел, откинувшись в кресле.

Его лицо было пепельно-серым, на лбу выступили капли холодного пота. Он дышал тяжело и прерывисто, словно только что пробежал марафон. Его пальцы, сжимавшие подлокотники, дрожали. Его собственная Искра, которую он всю жизнь считал вершиной могущества, теперь казалась ему крошечной, жалкой свечкой на фоне галактического урагана, который я только что развернул перед ним.

На фоне той мощи, что я хранил в СВОЕЙ Искре.

Он понял, что я могу убить его прямо сейчас, но по какой-то причине не делаю этого.

Он молчал. Долго.

Процессор его разума, отточенный десятилетиями управления империей, явно перегружался, пытаясь осмыслить увиденное. Он только что заглянул в бездну вселенной — и в мою, и в ту, что грозила поглотить его мир.

И бездна смотрела на него в ответ. И, наконец, Государь увидел в ней не абстрактную угрозу, а жуткую, неизбежную, бесконечно разнообразную реальность. Реальность, в которой его империя, его родная планета была всего лишь пылинкой.

И единственным щитом против этого хаоса был я…

Тишина в кабинете затягивалась, становясь густой и тягучей, как смола.

Я наблюдал, как в глазах Императора боролись стальные искры холодного разума с отблесками только что пережитого космического ужаса. Он медленно поднял дрожащую руку, провел ладонью по лицу, словно стирая с него остатки тех чудовищных видений, и его пальцы на мгновение задержались на веках.

Он посмотрел на меня, но видел уже не просто дерзкого беглеца или даже могущественного пожирателя. Он видел сосуд, в котором бурлила сила, способная в одиночку сравнивать с землей его столицу.

Сила, перед которой его личная мощь, мощь его дракона и всех архимагов, выстроившихся на площади, была не более чем детской забавой. Я видел, как этот расчет промелькнул в его взгляде — молниеносная оценка шансов.

Их не было. Если бы я захотел, его голова уже лежала бы на этом столе из черного дерева, а трон занял бы новый хозяин.

Это осознание — горькое, унизительное — заставило его сжаться внутри. Он был напуган. Не как ребенок в темноте, а как правитель, чья несокрушимая власть в одно мгновение оказалась иллюзией, мыльным пузырем, который я мог лопнуть одним лишь движением мысли.

И этот страх рождал самое опасное чувство — глухое, ядовитое недоверие.

Он всё ещё не верил мне до конца. Как мог он верить существу, которое только что продемонстрировало способность стереть границы между мирами и показать ему апокалипсис наяву?

Я был непредсказуемым фактором, оружием с собственной волей, и самая страшная угроза для империи могла исходить не от Ур-Намму, а от того, кто вызвался его остановить. Что помешало бы мне, расправившись с Советом, повернуть эту же силу против Кремля?

Ничего.

Я видел, как эти мысли клубились за его маской невозмутимости. Но я также видел и другое. Холодную, безжалостную логику государственника.

Угроза Ур-Намму и того, что стояло за ним, была уже не гипотетической. Она была реальной. Он только что своими чувствами, своей Искрой ощутил леденящее дыхание иных вселенных, полных существ, для которых он и его империя — всего лишь муравейник. Даже меньше.

И этот расчёт — расчёт наихудшего из зол — перевешивал! Мне даже пожирание эмоций было не нужно, чтобы это понять!

Страх перед мной был точечным, личным. Но страх перед тем, что грядёт, был тотальным и всеобъемлющим.

Император медленно выпрямился в кресле, его пальцы снова обрели твердость, сомкнувшись на набалдашнике трости. Дымка шока в его глазах рассеялась, уступив место привычной, ледяной проницательности. Но в ней теперь читалась трещина, глубокая и неизлечимая — трещина от того знания, что его мир не является центром мироздания.

— Предположим, — его голос прозвучал хрипло, он прочистил горло и начал снова, уже ровнее, — … Предположим, я допускаю, что твоя… фантасмагория имеет под собой основания. Что эта сущность, Ур-Намму, представляет угрозу того масштаба, который ты описал.

Он сделал паузу, впиваясь в меня взглядом, пытаясь прочесть хоть тень обмана.

— Ты показал мне проблему. Но я — Император. Я не могу строить политику и предпринимать действия на одних лишь кошмарах, даже самых убедительных. Мне нужен план, конкретные действия!

Он откинулся на спинку кресла, и его следующая фраза прозвучала с вынужденной, почти физически давящей на него тяжестью:

— Что ты предлагаешь, Апостолов?

Глава 19

Общий сбор. Часть 1

20 января 2036 года.

Эфир буквально взорвался от сигналов экстренных новостей.

Все каналы, от государственных до развлекательных, прервали свои трансляции, чтобы показать одно и то же. Заставка с гербом Российской Империи и лаконичной, но пугающей надписью «ЧИСТАЯ ПЛАНЕТА» гордо пылала на миллионах экранов.

— Добрый вечер, Империя! В прямом эфире — экстренное специальное сообщение! — голос ведущего «Первого Имперского», Артёма Лебедева, дрожал от сдержанного возбуждения. Его лицо, обычно бесстрастное, было освещено внутренним ликованием — Сегодня наступил исторический день! Эпохальное событие, которое навсегда изменит наш мир!

Кадр сменился. На экране возникла панорама сурового северного ландшафта — Воркута, или что-то очень на неё похожее. Заснеженная тундра, искажённая магическим вихрем, который пульсировал кроваво-багровыми и ядовито-зелёными всполохами. Это было Урочище, стабильное и смертоносное, одно из сотен, уродующих карту страны.

— Вот так ещё вчера выглядела аномалия под кодовым названием «Медвежий Камень» — закадровый голос комментатора звучал торжественно и громко — 'Веками человечество было бессильно перед этой угрозой. Но не теперь!

Внезапно на краю кадра, снятого с большого расстояния, появилась одинокая фигура в тёмной куртке. Она была крошечной на фоне бушующей стихии.

— Видите фигуру? Дорогие телезрители, запомните этот момент! Вот он — человек, изменивший всё! — голос ведущего понизился до почти что священного шёпота.

Камера резко приблизила изображение. Качество картинки было безупречным, съёмка велась с новейшего разведывательного коптера. Теперь были видны детали — решительное, сосредоточенное лицо Марка Апостолова. Он стоял, не шевелясь, его взгляд был устремлён в самое сердце бури.

— Марк Апостолов. Имя, которое ещё вчера ассоциировалось с преступлением и опасностью, сегодня навсегда вписано в историю как символ спасения! — вещал Лебедев, — Согласно только что обнародованному Указу Его Императорского Величества, все обвинения с господина Апостолова сняты. Он полностью реабилитирован и действует по прямому мандату Кремля!

На экране Марк медленно поднял руки. А затем из его груди вырвался сконцентрированный поток слепящей бирюзовой энергии. Это не было похоже на обычную магию.

Бирюзовый луч вонзился в сердцевину Урочища. Раздался оглушительный рёв — не звук, а скорее вибрация, искажающая саму реальность. Багровые всполохи стали бледнеть, ядовитая зелень тускнела, словно её выжигали изнутри. Казалось, невидимый великан вгрызается в плоть мира, вырывая заражённый кусок.

И затем — тишина.

Свет исчез, вихрь улёгся. На месте, где секунду назад бушевала магическая буря, зияла идеально круглая воронка с оплавленными, остекленевшими краями. От Урочища не осталось ничего. Ни энергии, ни искажения. Просто… чистая земля.

— Уничтожено! — голос ведущего срывался от эмоций, — Полностью, безвозвратно уничтожено!!! Впервые в истории человечества Урочище было стёрто с лица земли! Аннигилировано!

Студия «Первого Имперского» взорвалась аплодисментами. Артём Лебедев, не скрывая улыбки, смотрел в камеру.

— Но это был не единичный случай! Всего через шесть часов, в Сибири, господин Апостолов подтвердил свой успех!

На экране замелькали новые кадры.

Другое Урочище, большее по размеру. И снова — та же методика. Тот же ослепительный бирюзовый луч. Та же абсолютная, тотальная аннигиляция. Съёмка велась с разных ракурсов, включая кадры, снятые с мобильных устройств потрясённых очевидцев — военных и учёных на заднем плане, застывших в немом благоговении.