– Хавай, Сало.
– Приятного аппетита, Сало.
– Жуй скорее, на матешу не успеешь.
– Доешь за мной, Сало?
– Может, тебе еще принести?
– Уверен, ей этого будет мало.
Сара заметила, что все еще сжимает в руке стакан с чаем. Сквозь слезы посмотрела на пальцы в красных волдырях.
92 килограмма
Под потолком скрипит пружина.
Сара запрокидывает голову, когда Рубенс целует ее живот, кружит у пупка. Теплые губы оставляют капельки слюны на бледной коже, спускаются к бедрам, и девушка сильнее сжимает пластиковый шарик во рту, сопит через узкую дырочку.
– Как же я тебя люблю.
В подвале прохладно, и горячее дыхание вызывает дрожь по телу.
– Как же… люблю… люблю тебя.
72 килограмма
Пока Сара ждала, засмотрелась на официанта. Тот пронес к соседнему столику широкую доску с запеченными ребрами, пряный аромат коснулся носа, и рот мгновенно наполнился слюной. Похоже, не меньше килограмма сочного мяса на кости. Но подтянувший блюдо парень в оранжевой шапке не был похож на того, кто осилит столько в одиночку.
– Привет! – Кирилл сел напротив.
И Сара увидела, как в его глазах гаснет улыбка.
Этап первый – фото. Легче простого: удачный ракурс чуть сверху, чтобы скрыть шею, а вырез блузки занимал полкадра, благо есть чем хвастать, и втянуть щеки до состояния «скулы Джоли». Для анкеты на сайте знакомств хватает.
Этап второй – разочарование. Пока их взгляд на вырезе, они все еще улыбаются, но стоит им подняться выше, к подбородку, или скользнуть по округлым
плечам к пухлым ладошкам… Сара как-то вычитала в модном блоге, что, любуясь руками девушек, мужчины представляют эти руки на своем члене. Неспроста поэты и художники веками возносили хвалу изящным дамским пальчикам. Пальцы Сары легче было представить за лепкой пельменей.
Мужчины еще подростками учатся отгадывать и фантазировать, что скрывается под одеждой у одноклассниц или молоденьких учительниц. Кириллу даже не пришлось смотреть ниже, на спрятанные под мешковатым платьем бока и сало на ляжках – хватило увиденного над столом. Такому остроумному, заботливому Кириллу, тому самому, что засыпал Сару пиксельными сердечками перед сном и будил ласковыми пожеланиями хорошего дня по телефону.
Который мог «погибнуть, если ему откажут во встрече».
Сконфузился, но не погиб. Сидел и листал меню, не вчитываясь, то и дело расстегивал и застегивал обратно пиджак. Даже не пытался выдавить из себя больше двух слов зараз. После третьего «угу» Сара допила воду из стакана и посмотрела в зал.
Не стоило встречаться здесь, где за некоторые блюда в меню пришлось бы отдать всю зарплату до копейки, но Кирилл настоял на ресторане. А еще все вокруг ели. Уткнувшись в тарелки, хлебали ложками, накалывали вилками и резали ножами. Здесь было невозможно не есть. Запахи стояли такие, будто двери на кухню нарочно всегда оставались открытыми: Саре представлялся жаренный на масле чеснок, овощи на гриле и капающий жиром стейк.
Даже на стенах красовалась нарисованная еда: в тарелках, казанах, горшочках, она казалась еще теплой в мягком свете настенных абажуров, почти настоящей. Только руку протяни.
Сара отодвинула меню. Она передумала заказывать салат. Какой на хрен салат в храме чревоугодия? По дороге домой есть прекрасная шаурмичная…
– Знаешь, я вспомнил… – Кирилл опередил ее, встал первым. – Там у меня по работе завал. Отчет надо писать. Босс убьет. Извини, ладно? Позвоню тебе.
Сара выдавила улыбку. Пусть думает, что поверила.
Парень в шапке не спеша обгладывал ребра. Смаковал каждую каплю, слизывая с пальцев жирный сок.
– Вы уже определились? – Подошел официант. Тень сочувствия мелькнула в его глазах.
– Вина, – заказала Сара, но вовремя опомнилась, вспомнив здешние цены на бутылки. – Нет, подождите. Ничего не надо, спасибо. Извините.
Встала. Спину прямо, голову выше: уходить из ресторанов надо красиво, даже если и на голодный желудок.
– Ребра сегодня отменные, – остановил Сару голос из-за соседнего столика.
– Не сомневаюсь, – отозвалась она. К горлу подступила голодная тошнота.
– Вот беда, одному это не осилить. – Незнакомец жестом пригласил присесть.
Сара замерла, присмотрелась. Синий свитер, легкая щетина, средняя комплекция: сразу и не заподозришь в обжорстве, как, впрочем, и в любви к спорту. И почему-то никто не обращает внимания на такую неуместную в приличном заведении вязаную шапку.
«Доешь, Сало».
– Спасибо, откажусь. – Сара слабо улыбнулась.
– Уходить из такого места голодным – кощунство. Голодные глаза никого не красят.
Сара колебалась, поглядывая то на любителя ребер, то на выход. К черту! Раз вечер не задался, то почему бы, в самом деле, не поесть?
Она осторожно опустилась на свободный стул, пошарила взглядом по скатерти в поисках приборов.
– Руками вкуснее, – усмехнулся парень. Оторвал блестящими пальцами очередное ребро, макнул концом в густую горчицу. – Вот так.
– Хорошо. – Сара потянулась к еще теплому мясу. – Но платим поровну!
– О, деньги не понадобятся. Владелец – мой хороший друг. И я расписывал эти стены.
– Правда? – Мясо на зубах мешало говорить внятно. – Вош-шхитительно!
– Я бы подал вам руку, но сами понимаете. – Художник покрутил ладонью с налипшими специями. – Роман. Но друзья зовут меня Рубенс.
92 килограмма
Бечевка плотно оплетает голые ляжки. Рубенс затягивает туже, и нога становится похожа на сервелат. Кровь встает в передавленных сосудах, под кожей начинает покалывать. Сара сопит, стараясь привлечь к себе внимание. В пластиковый шарик набралось слюны, на отверстии надуваются и сразу лопаются смешные пузырьки.
Рубенс обходит связанную девушку и придирчиво осматривает: где бы еще подвязать, затянуть, чтобы торчало, топорщилось. Свисало.
Сара мычит громче, пытается двигать конечностями, но лишь раскачивает стропы. Пружина под потолком скрипит все натужнее.
Рубенс любуется результатом, не обращая ни малейшего внимания на выражение лица Сары. Забавно шоркает спущенными до пола штанами. И его член оттопыривает длинный свитер тоже забавно.
Саре не до смеха, ей хочется сильнее вцепиться зубами в скользкий шарик, раскусить чертову пластмассу, разжевать и выплюнуть вместе с ругательствами, чтобы в красках расписать, насколько ей несмешно.
Вот только увлеченный членом Рубенс вряд ли заметит. Вряд ли останется голодным.
70 килограммов
– Я хочу тебя нарисовать. – Рома щекотал ее шею небритым подбородком.
– М-м-м, тебе понадобится большой холст, – хихикнула Сара. – И цистерна краски!
– Не говори так. Я хочу передать тебя как есть. Обнаженной.
Она замерла, прислушиваясь к дыханию в темноте.
– Ты серьезно? – спросила тихо.
– Что скажешь?
Сара почувствовала, как плечи покрылись мурашками: возбуждение испарялось с кожи, подобно воде, оставляя после себя легкую дрожь.
– Нет… – Она поймала себя на смущенных нотах. – Не хочу.
– Почему? – Рома вскочил, не дожидаясь ответа. – Я тебе кое-что покажу.
– Не включай…
Люстра вспышкой ударила по зрачкам, и Сара села, подтянув сползающую лямку лифчика, закрылась покрасневшими руками. Блузка осталась валяться в коридоре.
Они ввалились сюда, целуясь как подростки, и, не дотянувшись до выключателя, рухнули на диван.
Пока глаза привыкали к свету, Сара ожидала увидеть творческий бардак из фильмов про художников: разбросанные кисти, недописанные полотна, пятна краски на полу и стенах. Но светлая студия удивляла простотой и порядком, в первую секунду даже кольнула кривым шилом мерзкая мыслишка: а не прибирается ли тут женщина?
Кольнула и тотчас ушла. Из мебели здесь был лишь огромный, на полкомнаты, диван и высокий табурет: так могут жить только одинокие мужчины.
– Смотри. – Рома снял со стены одну из картин, поднес поближе. – Называется «Три грации». Не оригинал, конечно, но мне удалось достать хорошую копию.
