Пашка хмыкнул. Не на что тут смотреть, обедать пора. Стоит за оградой – ну и пусть себе стоит. Раз на стройку не лезет. Да и охранники здесь, если что.
Он уже успел порядком отойти от ворот, когда заметил, что Карартыняна рядом нет. Оглянувшись, увидел, что Эдик все еще стоит на въезде и тупо пялится в лес. Володя что-то ему говорил, но тот даже не кивал.
– Карик! Ты идешь или нет? – окликнул Пашка. – Жрать же хотел.
Эдик вздрогнул. Потерянно посмотрел сначала на охранников, потом на Пашку, тряхнул головой, словно сбивая сон.
– Задумался я! – брякнул он, когда догнал Пашку в столовой и уселся рядом. – Бывает.
– Чтобы ты, да задумался? – усмехнулся в усы Михаил Петрович, попивая компот. – Тебе несвойственно.
– Ага, – только и сказал Карартынян.
До вечера Пашка откровенно скучал – делать было совершенно нечего. Расчесы на теле уже не так донимали, профессор лениво шпынял практикантов, а Эдик необычно притих и молча рассматривал плиту.
Стемнело. В какой-то момент Пашке показалось, что Карартынян, все так же стоящий над плитой, бормочет что-то себе под нос. Он осторожно подкрался к лингвисту, неуклюже перелезая через колья и разметку шурфов, но уловил только самый конец фразы:
– Что там, то и здесь. Там и здесь.
Чуть не грохнувшись в очередную яму и чертыхнувшись, Пашка решил больше не таиться, позвал громко:
– Карик, ты чего там?!
– А?
Эдик обернулся, его взгляд забегал по сторонам, будто он сразу и не понял, кто его зовет. Фонарь, который провели к плите еще накануне, высвечивал его фигуру со спины, и с такого ракурса Карартынян казался выше и внушительнее, чем обычно.
– Ты чего там бормочешь, говорю?
– Да… Так. Не понимаю я. Ничего не понимаю.
Карартынян сел на корточки, снял кепку и помассировал виски пальцами. Прохладный ветерок приятно поддувал в спину, практиканты возились рядом, посмеиваясь и убирая инструменты.
– Ты про Харги в курсе же? – спросил Эдик.
– Спрашиваешь. Да ты и сам же говорил.
– Ага. Этот мужик вчера… – Карартынян помолчал, но потом быстро добавил: – А, да забей. Знаешь, зачем им шаманы?
– Ну…
– Чтобы души мертвых в Нижний мир уводить, – не дал договорить Карик. – Они считают, что там внизу такие же земли, как у нас, только немного другие. И души там живут после смерти. Но как бы вверх ногами все. Перевернуто. – Он похлопал ладонью по земле, подняв облачко пыли. – И у нас Сэвэки ходит, а у них Харги. Каждому свое. И лучше бы им не встречаться. Вот такие дела, студент. М-да…
Паша не отвечал. Он и так все это знал. Карартынян метнул на него раздраженный взгляд и махнул рукой:
– Ладно, пошли назад уже, устал как собака.
«Было бы от чего. Ерундой занимался весь день», – пронеслось в голове у Пашки, но вслух он ничего не сказал.
Если этой ночью Пашке что и снилось, то он не запомнил. А выспаться ему опять не дали.
Краем сознания он уловил неясный шорох и открыл глаза, пробиваясь взглядом сквозь густоту мрака. Хотел обматерить навязчивого лингвиста, но его хари на этот раз рядом не наблюдалось.
Пашка сел на койке и осмотрелся. Профессор мирно похрапывал напротив, свет из окошка падал на его спокойное лицо. Кровать Карартыняна пряталась в темноте и была не так хорошо видна, но, даже не успев привыкнуть к мраку, Пашка сразу понял: что-то изменилось.
Койка оказалась пустой. Одеяло кучкой валялось на полу, а подушка съехала почти на тумбочку.
– Это еще что?.. – прошептал под нос Пашка.
Снаружи не долетало ни звука. Эдик, конечно, чудак, но не настолько, чтобы ночью гулять по стройке в одиночку. Может, ушел к охранникам? Все равно странно, что один, – не похоже на него. Карартынян хоть вечно и строит из себя невесть что, но на деле трусоват. Это все знают.
Плюнув, Пашка влез в футболку, нацепил поверх толстовку – мерзнуть, как вчера, не хотелось. Выглянул из домика: рядом точно никого, только окошко у сторожей светится. Они-то не спят, но там ли Карик?
Стройка утонула в тишине, хотя и не полной: деревья плавно шептались на ночном ветерке, еле слышно гудел фонарь у будки охранников. Но Пашка был бы рад услышать голоса или топот, что угодно, лишь бы не чувствовать себя таким одиноким и уязвимым. Пусть он и знал наверняка, что рядом целая толпа людей, однако сейчас, в темноте, глядя на сплошную стену берез и лиственниц за забором, как никогда ощущал себя мелким и беспомощным. Отчего-то вспомнился вчерашний сон.
Проклиная Карартыняна на чем свет стоит, Пашка хотел уже зашагать к охранникам, но чисто машинально глянул в сторону ворот и замер как вкопанный.
Свет от прожектора еле дотягивался до въезда, однако даже в тусклом ореоле хорошо различалась темная фигура, притаившаяся на дороге. На том же самом месте, что и днем. А с этой стороны, прямо перед воротами, маячил еще один силуэт – низкий и щуплый.
«Карик, твою мать…»
Паша сжал кулаки и быстро зашагал к забору. Грязь хрустела под ногами, звук собственных шагов отдавался в ушах гулким эхом. Казалось, что по сторонам, справа и слева, из лесной чащи на него смотрят десятки глаз, следят, ждут, когда он подберется поближе, и тогда…
Пашка остановился. Сердце забилось как бешеное. Карартынян, если это был он, наверняка услышал его, но даже не шелохнулся. Тот, за забором, – тоже, но Пашка всем нутром чувствовал его буравящий взгляд.
«Лучше позвать. Если не отзовется – бежать к охране».
– Карик! Эдик! – позвал Пашка не особо громко. Двое у ворот его точно услышали бы, но будить вообще всех он не собирался. Да и отчего-то страшно было кричать во весь голос.
Фигуры не сдвинулись.
– Черт…
Паша не знал, что делать. Идти к воротам жутко, поворачиваться к этим спиной – тоже. Но не стоять же тут всю ночь!
Развернувшись, он все-таки поспешил к охране, шустро переставляя ноги и запинаясь на ходу. Если сзади раздастся хоть малейший шорох… Кожа на спине покрылась льдом, внутренности сжало в комок.
Он не сразу заметил, как ему навстречу выполз заспанный Серега. Тот посветил в лицо фонариком:
– Ты чё это?
– Я… Там… – Язык заплетался, во рту пересохло. – Короче, там опять… У ворот. Стоит кто-то.
Серега поглядел подозрительно, но потом кивнул:
– Ну, пойдем посмотрим.
Вместе они двинулись обратно. Охранник с фонарем шел впереди, Пашка поспевал за ним.
– Ты его как увидел-то? Не спится, что ли?
– Да я… Там Карик. То есть Эдик. Я проснулся, а его нет.
Сторож бросил через плечо усталый взгляд, покачал головой:
– Ну и странный вы народ…
Пашка уже испугался, что у ворот никого не будет и Серега разозлится, но оба силуэта до сих пор проглядывались в смутном луче прожектора. Охранник прибавил шагу.
– Эдик, ты там, что ли?
Клинышек света от фонарика уперся в лицо ближней фигуре. Пашка облегченно выдохнул – и вправду Карик. Но какой-то отстраненный. Во все глаза пялится на дорогу, нервно теребя пальцами рубашку. Рот приоткрыт, точно собирается заговорить, но никак не решится.
На окрик Сереги лингвист не отреагировал, а когда тот похлопал его по плечу, вздрогнул и клацнул зубами.
– Ты чего? – глупо спросил он охранника.
– Это я тебя должен спросить. Ты чё ночью шляешься?
– Я?.. – Карартынян судорожно огляделся. – А… Да это. Заснуть не мог, а тут ворота гремят. Ну и я пошел. Посмотреть.
Серега поскреб подбородок:
– Ну-ну.
Оставив Карартыняна, он направил луч за забор – свет скользнул по фигуре на дороге, но резко метнулся вниз. Пашка не успел ничего рассмотреть. Только что-то серо-розовое и бесформенное мелькнуло на периферии.
Серега ругнулся. Его рука слепо ткнулась к кобуре на поясе, пальцы расстегнули застежку.
– Так, парни, топайте отсюда, – сказал он серьезно. – Ну? Идите уже, с этим сам разберусь. Топайте, говорю!
– Твоих позвать?
– Сам позову, рация мне на что? Валите уже, ну!
Эдик зло сощурился, но отвечать не стал, а просто побрел обратно к дому. Пашка припустил за ним. Позади затрещала рация, Серега что-то глухо проговорил.
