Мимо промчался этот белый пёс, неся в зубах какую-то мелкую птицу. Его Какаши проводил воспалённым, больным взглядом, поморщившись, когда Акамару звонко и воодушевлённо рыкнул. Белый комок шерсти остановился у ног оглядывающей улицу Цунаде.
- Нужно идти дальше.
Хатаке повернулся на голос Ируки, что, подкидывая бутылку с водой, поравнялся с ними. В мужчине тоже была кровь, и когда тот посмотрел на него, Какаши отвернулся.
Вокруг них высились бетонные коробки, разглядывая непрошенных гостей своим чёрным нутром через пустые оконные провалы. В этой тьме, казалось, что-то шевелится и перетекает, но Хатаке не чувствовал крови там. Он смотрел на спину Цунаде… в этой женщине было много жизни, и…
Какаши резко опустил голову, прикрывая глаза чуть подрагивающей рукой. То, что он чувствовал сейчас, было ненормальным.
Оно пугало.
- Идёмте, - кивнула женщина, похлопывая по голове расправившегося с добычей Акамару.
В отличие от пса они не могли позволить себе лакомиться городскими голубями, опасаясь, что птицы успели поклевать разлагающиеся по обочинам тела тварей.
- Стойте, - резко выпалил Хатаке и выпрямился. - Я… я не могу идти с вами.
Цунаде удивлённо подняла брови, а Умино нахмурился.
- Почему?
- Вы же видите, - грустно усмехнулся Какаши. - Видите, что со мной происходит…
Он, словно в доказательство своих слов, стащил с лица повязку и сжал губы в упрямую тонкую линию. Даже не видя своего лица, Хатаке знал, что его пустая глазница представляет собой весьма неприятное зрелище. Он увидел отражение мелькнувшего лишь на секунду страха в глазах Цунаде, а затем уставился на неотрывно смотрящего на него Ируку. Этот не боялся. Смотрел прямо и твёрдо.
Умино видел. И тонкие чёрные вены, которые тянутся от пустой глазницы, и то, как с каждым днём его друг становился всё бледнее… Он видел и понимал.
- Убейте меня, пока не поздно…
- Ты с ума сошёл?! - возопила женщина. - Как можно…
- Цунаде, - отрезал Ирука, глядя на друга. - Это происходит?
Какаши скупо кивнул, крепче сжимая повязку. В лицо бил холодный ветер, и он только сейчас понял, что с серого, низко нависшего над ними неба потихоньку начинает срываться мелкий снег. Первый в этом году…
И последний для него.
- Я не хочу вам зла. Вы понимаете, что рано или поздно я обращусь.
- Но тебя ведь не кусали, - выпалила Цунаде, будто бы не желая соглашаться с реальностью. - Как?
- Тот сумасшедший учёный, - бросил Умино. - Орочимару… он…
- Он сделал что-то с моей глазницей, - продолжил Хатаке. - Он положил что-то в неё, и теперь оно… оно требует крови.
Они говорили спокойно, словно обсуждая прогноз погоды и то, как низко пали нравы человечества. Было страшно осознавать, что со временем даже смерть перестала пугать. Но Какаши улыбался уголками губ, понимая: теперь всё поменялось. Колесо запущено, механизм пришёл в движение и его не остановить. Он чувствовал, как изнутри его тело покрывает вязь тонких чёрных корешков, как они забираются в органы, окутывая их, как они прорывают мясо и вот-вот покажутся наружу безобразными струпьями.
- Ирука, - позвал он чуть дрогнувшим голосом, - пистолет заряжен?
Короткий кивок.
- Прощайте…
- Нет, Какаши, - внезапно качнул головой Умино, - я иду с тобой…
Хатаке, усмехнувшись, неуверенно кивнул, а потом на него налетела Цунаде, крепко обнимая. Он растерянно застыл, не решаясь опустить руки на её талию, поражённо глядя поверх плеча женщины.
- Это ужасно несправедливо, - выдохнула Цунаде. - Так ведь недолжно быть…
Какаши всё-таки погладил её по спине, чувствуя жар живого тела и едва сдерживаясь, чтобы не оттолкнуть резко. Запах крови был настолько сильным, что кружилась голова…
- Ты не заслуживаешь такого…
- А кто-нибудь из обратившихся заслуживал? - хмыкнул Хатаке, мягко отстраняя от себя женщину.
Цунаде грустно качнула головой, пытаясь улыбнуться, но выходило у неё это плохо. Она, проведя руками по плечам Какаши, отошла от него, опустив взгляд, и проговорила:
- Ирука, я подожду тебя здесь…
- Хорошо.
Тихий шорох удаляющихся шагов и внезапная тишина, которая наступила, стоило мужчинам скрыться в узком переулке между домами-гробницами. Она подняла глаза, оглядывая серую стену, испещрённую понизу отметинами от выстрелов, затем крупными каплями крови, и у перевёрнутых мусорных баков увидела нелепо лежащее тело. Оно практически разложилось, но зато было прекрасно видно, что пули настигли свою цель: голова несчастного была расколота с одной стороны, будто переспелый арбуз.
Цунаде устало прикрыла глаза, отворачиваясь от переулка. Всё это было нечестно… и то, что Умино так просто согласился убить друга, напоминало жуткий, вывернутый наизнанку сон.
Лай Акамару отвлёк женщину от мыслей, заставив вскинуть голову. Но, как оказалось, поздно. Всё, что успела увидеть Цунаде - приклад, резко обрушившийся на её висок.
***
Наруто с трудом перевернулся на бок, стараясь особо не шуметь. Проведя столько времени в мире, где каждый шорох может стать для тебя последним, учишься быть аккуратным даже тогда, когда голова забита сонной ватой.
Только вот спал ли он?
Холод, окутывающий с ног до головы, подсказал, что лежит Узумаки на полу и, кажется, довольно долго, если судить по онемевшим рукам и неприятной тянущей боли в спине. Кое-как приподнявшись на локте, он огляделся. Совершенно тёмное помещение, которое для него было зернисто-серым, оказалось пустым. Ни единого предмета, который мог бы дать зацепку о том, где он находится.
- Что за…
Наруто, опираясь о стену, поднялся и тут же поморщился от стрельнувшей боли где-то в грудине. Рука накрыла солнечное сплетение, и под ладонью он почувствовал засохшую корочку крови и разорванную ткань футболки. Это было похоже на след от выстрела, хотя кожа на груди была ровной и раны Узумаки не нашёл.
Нахмурившись ещё сильнее, он медленно двинулся в сторону двери. Всё это напоминало ему дурной сон, а когда, толкнув створку, Наруто не встретил сопротивления и та открылась с тонким скрипом, он удивлённо приподнял бровь.
Последнее, что Узумаки помнил, как контроль над его телом взял Девятый. Как он, Наруто, сидел в черепной коробке собственного тела и ничего не мог поделать, когда Саске направил на него дуло пистолета. А потом был выстрел, и наступила темнота…
Глупо было думать, что он всё-таки умер и теперь попал в какое-то из множества посмертных измерений. Узумаки в это не верил, потому что просто не мог представить, зачем кому-то создавать то, что не принесёт никакой пользы. Ведь какая выгода от Рая и Ада, если люди теперь и думать забыли о своей душе.
За дверью оказался длинный коридор, здорово походящий на больничный. Здесь было светлее из-за мерцающей под самым потолком тонкой неоновой лампы. Её холодный свет, отражаясь от глянцевого пола, неприятно резал привыкшие к полумраку глаза, а едва слышное гудение в хрупком стеклянном теле давило на уши.
