Новая эпоха (СИ) - Боровикова Екатерина "Копилка"

[1] Мытня (бел.) — таможня

Глава 9.2

Шоссе не выглядело заброшенным. Конечно, кое-где на асфальте зеленела травка, а обочины представляли собой заросли крапивы и гигантских лопухов, но самые большие ямы на дороге оказались засыпаны щебнем, а на расстоянии двух метров от покрытия с каждой стороны высился забор. Он не особо бросался в глаза из-за буйства зелени перед ним, но путник вряд ли смог бы свернуть с «разрешённого» маршрута. Повинуясь появившемуся после родниковой воды потустороннему чутью, Соня обернулась и увидела, что позади вместо избушки на курьих ножках старая остановка общественного транспорта.

Проехали метров триста, свернули на более узкую дорогу и уткнулись в ворота. Высокие, металлические, украшенные коваными узорами, они выглядели неприступными. Вправо и влево от ворот, исчезая в лесных зарослях, простирался частокол.

Слава выскочил из машины первым, подошёл к ограждению и надавил на неприметную кнопку. За забором залаяли собаки.

— Пойдём. — Марина ободряюще улыбнулась.

После Бабы-Яги у Хромушки на удивления не осталось сил, поэтому она спокойно смотрела, как небольшая видеокамера с еле слышным жужжанием поворачивается и, словно глаз на ножке, смотрит на Коваля.

— Привет, мужики! Открывайте! — Вячеслав приветливо помахал «глазу».

— Славик, ты? И Марина Викторовна с тобой? — Громкий голос шёл непонятно откуда. Создавалось ощущение, что разговаривает видеокамера.

— Да, это мы. Но я домой поеду, так, поздороваться подошла! — Подала голос ведьма.

— А кто это с вами?

— Новенькая. Моя будущая коллега.

— Новенькая, покажи пропуск!

Кривицкая вытащила жёлтый пластик, гадая, для чего он вообще.

— Жёлтый? Прекрасно.

В воротах что-то загромыхало, а в беседу вмешался ещё один голос, более молодой:

— Ты бы зашла к бате. А то обижается.

— Глеб, устала очень, правда. Но ты передай, что я обязательно заеду в ближайшие дни.

— Да погодите вы! Новенькую-то куда размещать?

— Дядь Володя, как и всех, конечно, но только на две недели. Потом ко мне. И сделайте пометку на пропуске о свободном перемещении. На всякий случай.

С той стороны забора помолчали, потом голос недовольно пробурчал:

— Лады. Но только под твою ответственность, Викторовна. Глеб, иди, открой.

Тихий щелчок возвестил о выключении микрофона.

— Я заеду завтра, после обеда. Обсудим твоё обучение, и вообще, стратегию на ближайшие месяцы, — сказала Марина.

— А ты куда?

— Домой. Я не живу в деревне. Вон там, видишь, тонкая колея в траве? Это к моему дому дорога.

— Ты что, просто так, в лесу, одна?! — Поразилась Соня.

— Можно и так сказать. Правда, не совсем в лесу. Часть моего дома в Вырае находится. Ладно, хватит. Всё узнаешь позже, обязательно, — перебила сама себя Сычкова, увидев, как открываются ворота. — До завтра, Хромушка, удачи на новом месте.

Коваля и его подопечную встретил невысокий симпатичный парень с автоматом за плечами. Он был моложе Софьи на пару лет, совсем юноша, и оказался очень похож на Марину.

— Приветствую, — сказал он и улыбнулся. Сходство с сестрой уменьшилось, зато вдруг проявились насмешливые искорки в глазах, точь-в-точь как те, что всегда плясали в глазах у Вячеслава. Любой понял бы — двое мужчин связаны родственными, хотя, возможно, и дальними, узами.

— Девушка, здравствуйте. Добро пожаловать. — Человек лет пятидесяти, показавшись из домика у ворот, произнёс приветствие ворчливым тоном. — Предъявите пропуск.

Соня молча протянула кусок пластика.

— Дядя Володя, давайте я всё оформлю. — Серьёзно сказал парнишка.

— Иди ты, Глебка! — Ни с того ни с сего взвился мужчина и ушёл в домик.

— Не обращайте внимания, барышня. — Улыбнулся Глеб. — Дядя Вова просто до сих пор не очень хорошо обращается с техникой, но всё сделает, как надо. Хоть и медленно.

— Пацан, я всё слышу! — Рявкнул дядя Вова из здания.

Оказалось, забор скрывал от посторонних взглядов огромный двор, а точнее, круглую, поросшую низкой травой поляну. Напротив ворот, через которые вошли путешественники, имелись другие, не такие внушительные.

Во дворе, кроме домика охранника, располагалось ещё несколько построек: длинный одноэтажный дом, избушка с маленькими окнами, летняя кухня, колодец и вольер для собак, обитатели которого, здоровые беспородные псы, пристально наблюдали за людьми. Возле избушки стояла большая деревянная табличка с надписью на нескольких языках: «баня», «лазня», «bath», «banyo», и «風呂». Кроме того, имелся рисунок — схематический человечек под струёй воды. Над дверью длинного дома тоже висело пояснение, правда, неведомые полиглоты здесь не стали ничего усложнять, ограничившись картинкой — кровать, подушка, вилка и ложка. В противоположном углу от этого «жилого комплекса» скромно стоял сельский туалет, также обозначенный говорящим рисунком.

— Ладно, Сонец. Глеб тебя проводит, а я домой. Устал, да и мать волнуется.

— Не то слово, Славка. Тётя Галя грозилась тебя водяному продать, если живой явишься, — вмешался паренёк.

Коваль, услышав о материнских угрозах, лишь хмыкнул.

— Но как же… — Кривицкая вдруг почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Совершенно неожиданно люди, совершившие переворот в её судьбе, разбежались.

— Не волнуйся, Хромушка. Мы ещё стопиццот раз встретимся. — Славка неловко обнял девушку, пожал руку Глебу, пересёк двор и исчез за дальними воротами.

Дядя Володя вышел из домика и протянул жёлтый, теперь перфорированный, прямоугольник:

— Держите, мамзель. Первое время пропуск с собой везде носите, пока не освоитесь и не примелькаетесь.

— Дядь Вов, вы там звякните Бусловой, что мы идём.

— Не учи отца детей делать.

Глеб Сычков заскочил в домик охраны и сразу же вышел, пристраивая за плечами небольшой арбалет.

— Пойдём, нам туда. И давай свою корзинку, помогу нести.

Покинули двор через те же ворота, что и Коваль. Хромушка почему-то думала, что там деревня, но ошиблась. От ворот бежали две дороги. Одна, асфальтированная, вела прямо, а другая — узенькая, поросшая травой, налево. Глеб свернул на вторую, Софья поплелась за ним. Здесь не было деревьев, и девушка вертела головой, пытаясь увидеть как можно больше.

Сначала шли молча. Кривицкую раздирали противоречивые чувства — страх неизвестности, зависть к пока непонятному, но вполне ощутимому различию уровней жизни здесь и там, в Роднике. И в то же время душу переполнял восторг от зрелища.

Прямая, асфальтированная дорога вела к большому селу, которое отсюда казалось игрушечным. Дома утопали в зелени. Невдалеке от села поблескивала водная гладь — то ли река, то ли озеро, на берегу виднелась небольшая рощица. У самого горизонта синела полоска леса. В какой-то миг она скрылась за лиловой пеленой, а затем вновь появилась. Рощица проделала то же самое.

Дорога, по которой топали Глеб и Софья, шла под небольшим уклоном вверх, и рассмотреть, куда она ведёт, не было возможности. А окружающий луг радовал буйством красок, запахов и щебетом птиц.

Под самыми носами путников дорогу перебежало семейство куропаток. Парнишка схватился за арбалет, но не успел — трава укрыла пернатых.

Видно, Глебу надоело корчить из себя серьёзного провожатого, потому что он прервал тишину:

— Красивое прозвище. Хоть и странное.

— Спасибо.

— Наша лекарка, Татьяна Петровна, может помочь. Она с таким одной левой справляется.

Кривицкая не поверила своим ушам. Неужели здесь есть кто-то, кто может избавить от хромоты?

— Она, как Марина, колдунья?

— Нет. Обычный фельдшер. Правда, так её давно никто не называет, потому что она ещё и знахарка по совместительству. А ты откуда? Впрочем, неважно. Вижу, что из какой-то дыры.

— С чего ты взял? — Софье стало обидно за родные места.

Парень не ответил, лишь грустно хмыкнул.

«Конечно, сам-то вон, мускулистый, кожа чистая — видно, что питаешься хорошо. И одежда — джинсы, кроссовки, майка в хорошем состоянии, не рваньё. А я что — лысая, грязная, в перешитой сто раз юбке и в вязаных из тряпок лаптях».