Проклятие Озерной Ведьмы - Джонс Стивен

– Идиоты, – говорит Пол в адрес Терра-Новы.

Хетти разделяет с ним это отношение. Как и большинство Пруфрока, кто еще остался здесь.

Хотя никто ничего поделать с этим не может.

– Ты не должен так говорить, – раздается из темноты тихий голос, который так пугает Пола, что тот роняет окурок, но выставляет перед Хетти руку, словно чтобы не дать ей выпасть через лобовое стекло.

Но Ангел молчит. И этот неангел к тому же куда как меньше ростом.

– Йен? – говорит Хэтти, пытаясь встать и освободиться от безопасности, которую ей дает рука Пола.

Ее младший брат выходит на слабый свет из стеклянных дверей, исходящий от какого-то источника в библиотеке, она видит его длинные светлые волосы, закрывающие половину лица. Из-за волос его постоянно принимают за девочку.

– Видать, сегодня в ночи бродят призраки… – восторженно произносит Пол.

На сей раз Йен сам нанес на себя грим. А это значит, что он, вероятно, оставил кавардак в кухне. Там теперь повсюду сахарная пудра. Мать придет утром – ей только этого не хватало.

– Вероятно, он видел, как я с этим уходила, – говорит Хетти, приподнимая камеру.

– Я хочу еще немного посниматься в кино, – говорит Йен, и его нижняя губа начинает вытягиваться, а это значит, что не за горами и слезы.

Хетти подходит к нему, поднимает, сажает себе на коленку. Она знает, что весит он раза в два меньше, чем она, но еще она знает, что бедро женщины может выдержать любой вес. В особенности вес младшего брата.

– Чем это так смешно пахнет? – спрашивает Йен.

Пол размахивает руками, пытаясь разогнать дым, который заполняет альков.

– На свет слетаются мотыльки с грязными крылышками, – говорит Хетти, выводя эту парочку на траву.

У них за спиной звонит телефон Пола.

– Что там? – спрашивает Хетти, впиваясь в него взглядом.

– Уэйнбо, – отвечает Пол, пожимая плечами.

– И что – он нашел?

– Он носит телефон в заднем кармане. Наверное, это было жопный набор.

От этих слов Йена на руках Хэтти пробирает смех. «Жопный набор» – его любимое словосочетание. Как и все другие словосочетания, в которых присутствуют попы.

– Можем мы хотя бы… исключить из фильма имя моей покойной тети? – говорит Пол. – Я не хочу, чтобы кто-то прикалывался над этими делами.

Хетти замечает, что он каблуком своего армейского ботинка гасит их чинарик. Расточительство противно его убеждениям, но Хетти понимает, что сейчас он защищает Йена от их дурного влияния.

– Но я уже…

– Пересними, – говорит Пол. – Как это называется? У профи?

– Ты хоть понимаешь, как это трудно – редактировать запись на видеопленке, – спрашивает Хетти. – Мне нужно…

– Я помогу, – говорит ей Пол.

Они оба знают, что он лжет, что он просто рухнет на ее кровать и станет без конца бросать резиновый мячик в потолок, а Хетти будет конвертировать стандарт VHS в цифровой, просматривать запись на своем ноутбуке, потом копировать буквы или что там будет на экране и записывать начальные и конечные кадры в достаточном количестве – потому что скорости сканирования не совпадают, – чтобы добавить секунду или три в непрерывную запись.

– Чтобы я не сомневалась, что правильно тебя поняла, – говорит она, расставляя голосом точки, как это делает ее мать. – Ты хочешь, чтобы мы ночью в пятницу тринадцатого отправились на кладбище с?.. – Вместо последних слов она изображает курение только что раздавленного им окурка.

– Может, нам еще удастся искупаться голышом, пока мы там? – говорит Пол.

Хетти смотрит на Пруфрок и пожимает плечами – какая, к черту, разница.

– Может быть, и ее там увидим, да? – говорит она, имея в виду ангела и поворачиваясь в сторону кладбища.

– Наверняка, – подыгрывает ей Пол.

Десять минут спустя после поездки на мотоцикле вдоль берега – поездки, о которой Йен никогда никому не упомянет даже под угрозой порки, – они приезжают на кладбище.

– Я иду за тобой, Барбара… – Пол старается изо всех сил, но его голос то взлетает вверх, то спускается на басы – липовый призрак.

– Ее зовут Хетти! – кричит Йен с дрожью в голосе, он тоже хочет поучаствовать.

Пол ставит свой мотоцикл на откидную ножку, а Хетти снимает большой, не по размеру, шлем с головы Йена. Во время поездки он был зажат между ними двумя.

– Сиди здесь, – говорит ему Хетти, сажая его рядом с Полом, после чего перематывает пленку до чистой в конце «Дикой истории Пруфрока, Айдахо», чтобы иметь возможность снять свою версию «Стедикама». Она отстегивает ремешок от сумочки, продевает его в переднее и заднее отверстия наверху видеокамеры для ее крепления. Потом подвешивает камеру к своей ноге так, чтобы камера слегка выступала вперед, и идет в очередной раз мимо могил – сколько их было, этих разов с 2015 года, – только теперь могилу Мисти Кристи она обходит стороной, хотя при таком цензурировании сцена теряет часть своей привлекательности.

Но Пол остается Полом, верно? Пол, которому она вполне может доверить Йена. Пол, с которым она после окончания средней школы порывала отношения минимум раз десять. Но они все время снова сходятся, верно? Если ты отверженный в Пруфроке, если у тебя стрижка андеркат, пирсинг и замысловатые планы на широкие рукава, ты не можешь держаться подальше от единственного другого такого человека, который делает записи шариковой авторучкой у себя на предплечье.

Если бы только она могла забрать его с собой.

Не думай об этом сейчас. Ты – кинематографист, напоминает она себе. Ты делаешь документалки, ты делаешь документалки. И бог с ними, с этими умными мальчишками из фильмов ужасов, пусть они себе избегают по вечерам заходить на кладбища.

Впрочем, это для школьного проекта. Они не пьют пиво на настоящих надгробиях и не курят – они уважительны, соблюдают правила… Все будет хорошо, убеждает себя Хетти.

До того момента, когда она отрывает взгляд от своей ноги и камеры, которую так непросто удерживать в неподвижном состоянии, поворачивается и видит могилу за оградой.

Здесь округ хоронит тех, у кого не осталось никого, кто мог бы их похоронить.

И «могила» – некорректное слово. С недавних пор. Это скорее «нора». Кратер, оставшийся после извержения. Либо кто-нибудь откопает этого мертвеца, либо мертвец сам прокопается сквозь землю и уйдет прочь.

– Какого хрена? – говорит Хетти, поднося камеру к своему плечу, чтобы заснять этот живой ад.

Через видоискатель она видит имя: ГРЕЙСОН БРАСТ.

– Кто? – бормочет она, пытаясь вспомнить кого-нибудь в школе с фамилией Браст, но ее прерывает скрип снега у нее за спиной. Она быстро и испуганно разворачивается, готовая броситься наутек. Одну руку она выставила перед собой, чтобы помешать нападению.

Это Пол. На бедре у него сидит Йен.

– Что? – спрашивает он, удерживая Йена.

Может быть, Хетти все же не оставит его?

Может быть, она, как и ее мать, застрянет здесь, в Пруфроке, забудет о том, кем хотела стать, куда уехать. Как собиралась весь мир обвести вокруг пальца. Когда кто-то протягивает тебе руку, чтобы ты могла за нее держаться, кроме этого, ничто другое не имеет значения, верно? Этого уже достаточно.

– Посмотри, – говорит она, отходя в сторону.

Пол подходит к открытой могиле.

– Кто это? – спрашивает Пол об этом Грейсоне Брасте, потом достает камеру, наводит ее на светлый снег слева от нее, справа от него.

Следы.

Хетти опускает камеру, на ее лице недоумение.

– Это не мои, не мои, – бормочет она.

– Я карта, я карта! – говорит Йен, раскачиваясь в руках Пола.

Эти слова с компакт-диска Хетти «Дора-путешественница» [6]. Он на них помешался.

И он прав.

Если они пойдут по этим следам, то вскоре окажутся у… у… у чего? У плотины, судя по тому, куда направлены следы?

Вот только почему Пол разглядывает следы так, будто они лишены смысла?