Страна Червя. Прогулки за Стену Сна (ЛП) - Майерс Гари

— Узри круг Морморота! — возвратившись ко мне, изрёк Мора. — Из всех моих трудов этот — величайшая гордость. Он основан на обычном волшебном круге и служит такой же двойной цели: концентрировать и направлять силу волшебника, и отклонять неблагоприятные силы, которые могут ему противодействовать. Но я прибавил ещё несколько новых элементов моего собственного изобретения, дабы увеличить и усилить его мощь превыше всего, доселе известного. Потребовалось много лет, чтобы довести круг до нынешнего безупречного вида. Если ты приглядишься внимательнее, то увидишь, насколько досконально я переработал круг, сколько раз стирал и перечерчивал его, добавляя разнообразные улучшения и усовершенствования. Я не говорю об исправлениях, ибо тот, кто сделает ошибку в подобном труде, не доживёт до того, чтобы её исправить.

Но не это хотел я показать тебе, когда привёл сюда. Мой круг — лишь средство закончить дело, лишь инструмент, помогающий совершить мой истинный труд. Именно этот труд я и покажу тебе сейчас. Но сперва следует сказать несколько слов предостережения. Ритуал, свидетелем которого ты станешь — это, в первую очередь, напев. Его воздействие зависит от ритма и тона в такой же степени, как и от смыслового содержания. Любая заминка в пении может сорвать ритуал. Без сомнений, у тебя возникнут вопросы относительно того, что предстанет твоим глазам. Я с радостью отвечу на все, как только завершу ритуал. Но до тех пор мне придётся просить тебя оставить их при себе. И, умоляю, независимо от причины, пока совершается ритуал — не делай ни единого шага за границу круга. Если ты это сделаешь, я не отвечаю за последствия. Я выразился понятно?

— Вполне, — отвечал я.

— Тогда начнём же.

Мы заняли место в центре круга, лицом от раскрытого люка и загашенного факела, лежащего рядом. Встали в удобных и устойчивых позах, немного расставив ноги и упрятав руки в рукава. Мы постояли так немного, молчаливо и неподвижно, пока Мора настраивался на самое подходящее его деянию расположение духа. А затем он принялся петь.

Что мне сказать о пении Моры? Как описать его? Началось оно нарочито медленно и очень низким тоном, словно певец вытягивал его из глубочайших недр своего существа. Но смысл, который он стремился выразить пением, я никак не мог уразуметь. Мора не открыл мне этого, а спрашивать у него было уже поздно. Само по себе пение ни о чём мне не говорило. Как составляющие круг символы были совершенно мне неизвестны, так и слова, которые складывались в напев. Но, быть может, я отчасти смогу выяснить их смысл, когда пение принесёт результат.

Это началось как и пение — нарочито медленно. Сперва под ногами слабо задрожал пол. Дрожь всё нарастала, пока по ногам и позвоночнику у меня не пошла непрерывная вибрация. Я ненадолго задумался — не началось ли землетрясение или, может, из-за какого-то порока конструкции башня разваливается на части. Незамедлительно последовали и другие эффекты: замутило в животе, на лице выступила холодная испарина и необычно заложило уши. Даже в глазах у меня помутнело. Свет от жаровен расплылся и потускнел, словно видимый сквозь дым или густой туман. Лишь круг Моры становился всё чётче и ярче, пока не показался не столько начерченным мелом, сколько разлитым жидким пламенем.

Шатание и трясение внезапно утихли и осталась одна лишь тьма. А потом сгинула даже тьма. Огни разгорелись чисто и ясно. Звёзды, прежде скрывающиеся за мрачными тучами, засияли во всём своём великолепии. Однако, тучи так и не покинули нас. Только теперь они лежали ниже вершины башни, словно волны, плещась под парапетом и откатываясь прочь, подобно свинцово-серому морю, расстилающемуся до самого горизонта. Я созерцал это зрелище с трепетом и благоговением, которые лишь возросли, стоило мне осознать их причину. Это не тучи опустились ниже площадки. Это башня выросла, вознеся площадку сквозь тучи и над ними!

Ритм и тон пения переменились, повысившись и ускорившись. А я приметил в поведении туч что-то необычное. До сих пор они оставались мирными и спокойными, как заснеженное поле. Но теперь те, что были на среднем плане, забурлили и начали вздыматься. Сперва там вспучилась лишь череда отдельных холмиков. Но, пока они становились всё выше, то и расширялись, пока их основания чуть ли не сошлись вместе. Может быть, такое случилось из-за неких пертурбаций верхнего слоя воздуха. Но какая же пертурбация подняла их вокруг нас столь безупречной окружностью? И что заставило их приблизиться к нам, соединившись в стену, громоздящуюся в дюжине ярдов от нашего жалкого парапета? Походило на то, словно мы удостоились внимания самих гор и они столпились со всех сторон, дабы изучить нас поближе.

Это и были боги Моры? Трудно представить, что это могло оказаться чем-то иным. Не меняя своей облачной природы, вместе с тем они удерживали постоянные обличья, куда более подходящие плотной материи. Вид их не представлял только лишь совершенно бесстрастные лица и куполообразные, словно у гигантских мастодонтов, головы. Но мастодонты покрыты грубыми тёмными волосами, а эти были гладкими и серыми. Мастодонты превышают рост человека не более, чем в два раза, а эти были во много раз выше. Даже сама их величина говорила о божественности. Никогда прежде я так ясно не ощущал ничтожность человека. И никогда прежде я не был настолько перепуган, когда, минутой позже, они выпустили облачные конечности, похожие на хоботы мастодонтов и, медленно и грациозно, стали водить теми конечностями по нашим ненадёжным бастионам, исследуя всё в пределах досягаемости их тонких пальцевидных кончиков. Один из них прямо сейчас висел передо мной, в ярде или двух от моего лица, открываясь и закрываясь, будто туманный цветок. Я чувствовал, что он приблизился бы, если только смог бы. Но круг Моры оказался слишком крепок

Пение вновь переменилось, взлетев до такой высоты и скорости, что, казалось, не под силу было человеческому горлу и языку. И вместе с тем переменилось движение хоботов. Теперь они ударили, словно разъярённые змеи; ударили, выгнулись дугой и ударили опять. Но били они не по нам с Морой. Хоботы ударяли вниз, сквозь море туч — лишь оно лежало между ними и землёй. Они погружались вглубь, под тучи, лишь затем, чтобы вынырнуть вновь, захватив кошмарный улов. Улов, который дёргал крошечными конечностями и верещал тонкими голосами, пока его засовывали в распахивающиеся ему навстречу алчные пасти. Улов, в котором я не мог не признать тела живых людей!

Разве мог я не ужаснуться подобному зрелищу? Всё, что мне удалось сделать, это не броситься на колени перед Морой и не спрятать лицо в его мантии. Но Мора не поддался ужасу. Он продолжал петь, непоколебимый и непреклонный. Если его лицо вообще хоть что-то выражало, то некое фанатическое ликование. Отчего бы ему ужасаться? Это и было именно то, что он планировал с самого начала. Вести мену с богами. Обменивать жизни соплеменников-людей на силу, которой его подкупили. Для Моры не имеет никакого значения, сколько жизней придётся уплатить. Пусть погибнут сотни и тысячи, лишь бы он получил желаемое. Мне представилась его башня — сердцевина разорённого края, пустыни, что ширится всё больше и больше, пока Мора отправляет своих богов во всё более дальние пределы, разыскивать их излюбленную пищу. Я припомнил вереницу беженцев-фермеров, которых повстречал в пути. Сколько бы я не умножал их количество перед мысленным взором, людей всё равно не хватало, чтобы показать жуткую цену амбиций Морморота.

Невозможно было участвовать в таком! И спокойно стоять, позволяя этому продолжаться, я тоже никак не мог. Мне следовало остановить Мору. Но как? На поясе у меня висел священный атам — кинжал, которым я пользовался в собственных магических ритуалах для защиты и вызываний. Невероятным осквернением стало бы запачкать его человеческой кровью, но куда большее осквернение — оставить Морморота трудиться дальше. Его слишком занимало происходящее вне круга, чтобы замечать происходящее внутри. Он ни за что не увидит, как я подниму кинжал высоко над головой и воткну в его беззащитную спину.