Калейдоскоп смерти - Си Цзысюй

«Моя подсказка… она особенная», — так написал Чэн Исе в письме. — И в ней только два слова. “Жизнь и смерть”».

Линь Цюши, прочитав письмо, повторил вслух:

— Жизнь и смерть?

Жуань Наньчжу нахмурился, также погрузившись в размышления.

В их подсказках говорилось «Ответа нет», но в подсказке Чэн Исе значилось «Жизнь и смерть». Это навело Линь Цюши на странную мысль, которую он сразу озвучил:

— Только не говори мне, что одиннадцатая дверь для всех одинаковая.

— Возможно, так и есть, — ответил Жуань Наньчжу, поглаживая пальцами письмо и глядя на два загадочных слова «Жизнь и смерть».

— А твой… старший товарищ ничего не рассказывал об одиннадцатой двери?

— Нет, тогда я был ещё совсем новичком и даже не смел думать, что заберусь так далеко.

Что ж, больше у них не осталось ни одного знакомого, прошедшего через одиннадцатую дверь. На самом деле их самих уже можно было считать редкими талантами, раз они смогли живыми и невредимыми выбраться из десятой.

Жизнь и смерть, жизнь и смерть… что же означают эти слова из подсказки Чэн Исе? Если бы речь шла о предыдущих дверях, они могли бы смело отложить раздумья до похода за дверь и принимать решения, уже оказавшись внутри. Но дело касалось двери высокого уровня, за которой легко попрощаться с жизнью. И даже Жуань Наньчжу не решился бы так рисковать.

У них оставался ещё год, но уже сейчас они начали готовиться к роковому дню.

Вдвоём они перечитали тонны информации, хоть немного связанной с двумя словами «Жизнь и смерть». От восточных легенд до западной мифологии, от Ямы до Анубиса.

Не имея ни малейшего представления, пригодятся ли им когда-нибудь эти знания, они понимали, что делать хоть что-то — явно лучше, чем просто дожидаться смертного часа.

За это время Е Няо прошёл через свою седьмую дверь. Линь Цюши тогда поинтересовался у него, не хочет ли тот перешагнуть через несколько уровней, но Е Няо, подумав, всё же отказался. Сказал, что в этом нет никакого смысла и он должен войти во все двери, ему уготованные.

Линь Цюши восхитился его бесстрашием и самоконтролем. Всё-таки не каждый смог бы устоять перед соблазном.

Открытие одиннадцатой двери выпало на двадцать седьмое марта. Из-за крайне высокого уровня они уже сейчас могли назвать точное время до секунды.

Жуань Наньчжу с серьёзным лицом обвёл на календаре двадцать шестое число, нарисовав вокруг цифры маленькое сердечко.

Линь Цюши, увидев это, поправил:

— Ты ошибся, мы же пойдём за дверь двадцать седьмого.

— Я не ошибся.

Линь Цюши озадаченно нахмурился.

Жуань Наньчжу:

— Двадцать шестого займёмся любовью несколько раз.

Линь Цюши:

— …

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что этот тип ещё и успевает пошло шутить. На какое-то время Линь Цюши потерял дар речи. С тех пор как они начали встречаться, отвязный характер Жуань Наньчжу, который раньше проявлялся только за дверью, перешёл и в реальность, и Линь Цюши считал, что это прекрасно, единственный минус — Жуань Наньчжу слишком часто его ревновал.

— Тебе нравится Чжу Мэн или Жуань Наньчжу? — такие вопросы слышал Линь Цюши от него в реальности.

Приходилось отвечать, что, конечно же, ему нравится Жуань Наньчжу.

Но за дверью ответ менялся, а потом в Чжу Мэн вселялась королева драмы:

— Но вчера мне звонил один мужчина по имени Жуань Наньчжу, который сказал, что ты любишь его.

— Мне что, нельзя любить обоих?

— Можно, разрешаю тебе любить обоих.

Линь Цюши:

— …

И откуда у тебя на руках столько сценариев?

С приближением одиннадцатой двери атмосфера в коттедже вновь потяжелела.

И думать нечего, дверь наверняка окажется очень сложной, поэтому Линь Цюши решил как следует приготовиться, внимательно обдумать и составить завещание. Но поразмыслив, он понял, что у него, оказывается, нет никого, о ком он хотел бы ещё позаботиться, к кому был бы привязан. Единственный его друг, У Ци, погиб, с семьёй он давно потерял связь, и кроме обитателей коттеджа ему ни с кем не нужно было прощаться.

Однако к неожиданности Линь Цюши за месяц до открытия двери Жуань Наньчжу решил свозить его к себе домой.

Линь Цюши почему-то считал, что у него в семье не принято проявлять чувства, но стоило им появиться на пороге, красивая женщина средних лет буквально бросилась Жуань Наньчжу на шею и расплакалась.

Тот, не поддавшись эмоциям, медленно отстранился и позвал:

— Мам.

Линь Цюши неловко стоял рядом.

Затем он в общих чертах познакомился с семьёй Жуань Наньчжу, которую можно было назвать зажиточной. У него были очень способный брат, строгий отец и красивая мама. Несмотря на неплохой доход, всё в квартире выглядело довольно обычным, что совсем не сочеталось с характером Жуань Наньчжу.

Тот, ничего не скрывая, озвучил статус Линь Цюши, представив его как своего возлюбленного.

Линь Цюши сначала немного волновался, но когда родственники Жуань Наньчжу спокойно приняли этот факт, он узнал, что те считают его немного сумасшедшим, так же как семья И Маньманя.

— Мой сын хорош во всём, только слегка иппохондрик, — утирая слёзы, сказала мама Жуань Наньчжу, пока тот вышел в туалет. — У него это с детства. Спасибо, что заботишься о нём, с тобой ему явно стало лучше.

Линь Цюши промолчал, не мог же он рассказать маме Жуань Наньчжу, что он и сам такой же иппохондрик… Впрочем, если подумать, их можно было понять — всё же для людей, которые не знают о существовании дверей, походы за дверь выглядят как зависание на несколько минут.

А когда человек «отвисает», его реакция может быть непредсказуемой — кто-то плачет, кто-то смеётся, кто-то сразу выпрыгивает из окна.

В семье Жуань Наньчжу, безусловно, царили любовь и понимание. Но в какой-то степени подобная атмосфера стала для него тяжким бременем, ведь родные не могли понять его поведения, не могли понять, почему Жуань Наньчжу сошёл с пути обычной человеческой жизни.

Никто в мире не способен прожить жизнь в шкуре другого человека.

После семейного ужина Жуань Наньчжу, уже сидя в машине, повернулся к Линь Цюши с вопросом:

— Ничего не хочешь сказать?

— Что твоя мама очень молодо выглядит?

Жуань Наньчжу:

— …

Линь Цюши рассмеялся:

— Нет, ничего сказать не хочу. — Помолчав, он, впрочем, добавил: — Они у тебя очень хорошие.

Просто некоторые вещи недоступны для их понимания.

— На самом деле мне очень повезло, — кивнул Жуань Наньчжу. — Они считали, что я сошёл с ума, даже хотели отправить на лечение за границу, но заставлять не стали.

При упоминании сумасшествия Линь Цюши сразу вспомнил историю И Маньманя, которая в Обсидиане уже считалась классикой. Семья решила, что он сумасшедший, псих, даже пыталась насильно запереть его в психушку. Отношение родных Жуань Наньчжу и впрямь разительно отличалось.

— Да уж, для всех остальных мы ведь просто сумасшедшие, — вздохнул Линь Цюши. — Замираем на пару минут, а потом плачем и кричим…

— Я уже лет пять не приезжал сюда.

Линь Цюши, глядя на него, понимал, что в этих словах кроется иной смысл, и Жуань Наньчжу действительно добавил, понизив голос:

— Если связь постепенно ослабнет, будет не так больно от потери.

Линь Цюши усмехнулся:

— Вот и не факт.

Когда их отношения ещё только зарождались, Жуань Наньчжу вдруг сделал шаг назад — должно быть, к этому привёл именно такой образ мыслей.

Но теперь они оба стали достаточно крепкой опорой друг для друга.

За полмесяца до похода за дверь в коттедже каждый день устраивались шумные вечеринки — все собирались вместе, выпивали и веселились.

Но каждый вечер после такого веселья наружу выплёскивались эмоции, которые они таким образом пытались подавить. В тот день все плакали — Чэнь Фэй, И Маньмань, Лу Яньсюэ и даже Е Няо.

Он голосил громче всех:

— Линь Цюши, чёртов ты сукин сын, обязательно возвращайся живым!

— Жуань-гэ, я буду ждать вас, — говорил Чэнь Фэй.