Жатва. Том 1 (СИ) - Мичурин Артем

— Секс сильно переоценён, Тьерри.

— Неужели?

— Ага. Ты поймёшь это с годами.

— Уже не фурычит?

— Надеюсь, ты не собираешься спровоцировать меня на доказательство обратного. Да расслабься, со мной твоя роза в большей безопасности, чем в мужском монастыре. Но, в самом деле, найди своим душам более достойное применение. Ты буквально собираешься пустить их по пизде.

— Да? А ты бы как распорядился?

— Купи сыроварню.

— Что?

— Сыроварню. Ни разу не слыхал о бедолаге, разорившимся на сыроварении. А вот о долбоёбах, пустивших всё по пизде, мог бы написать хрестоматию. Видишь ли, человеческая натура склонна к принятию импульсивных решений, в особенности такая, как у тебя. Поебаться — это, конечно, хорошо. Но способов сделать это гораздо больше, чем банальное обогащение борделя. Завяжи с криминалом, стань солидным горожанином, и от цыпочек отбоя не будет. Да, возможно, из-за собственного разросшегося брюха ты не увидишь, как они сосут, но, дружище, это не главное.

— А что главное?

— Контроль. Когда её тугая коса в твоей руке, а часы отсчитывают лишь время до грядущего ужина с обязательным аперитивом, тогда ты понимаешь, что жизнь удалась, и ты ею правишь.

Живоглот насупился и посмотрел на меня так, будто я только что растоптал его хрустальную мечту:

— Брюхо у меня уже есть. А выгнутую спинку прямо под ним я хочу видеть уже сегодня. Не откладывай жизнь на потом, дружище. Ничто не вечно, даже в Оше.

Глава 19

В Шафбург мы приехали затемно и, как оказалось, к лучшему. Весь город, от нищих окраин до самой ратуши, был обклеен нашими весьма узнаваемыми рожами. Либо художник выслушал описание от нескольких десятков свидетелей, либо столь выдающемуся портретному сходству мы были обязаны одному из вельможных гостей бала, на грех наделённому художественным дарованием. На меня его талант произвёл сильное впечатление, а уж на Волдо и вовсе неизгладимое:

— Это же я! — возбуждённо шептал пацан, таращась на сие произведение криминалистического искусства. — Вылитый! И... Двадцать гиней?!!! За мою голову?!!!

— Поздравляю, сынок, — потрепал я кудри новоявленного предмета роскоши и сорвал ориентировку. — Но до моих пятидесяти тебе ещё расти и расти. Держи. У меня таких была целая коллекция, и там хватало весьма посредственных работ, а твоя началась с настоящего шедевра.

— Не нужна мне никакая коллекция! — прошипел Волдо, скомкал листок и швырнул на землю. — Довольны?

— Чем?

— Теперь мне придётся идти с вами!

— Так ты изменил своё решение?

— Да-да, злорадствуйте. Моя жизнь уничтожена. Благодаря вам!

Живоглот внимательно выслушал сей диспут и выразил желание незамедлительно прекратить членство в нашем маленьком клубе искусствоведов:

— Ну, думаю, дальше вы и без меня справитесь. Бывайте.

— Уже уходишь? — «удивился» я. — Даже не отметим вместе? А как же наша нерушимая дружба?

Но ответом мне был лишь спешно удаляющийся стук копыт по мостовой.

— Мы теперь прокажённые, — поставил Волдо неутешительный диагноз.

— Как быстро здесь разлетаются новости?

— Уверен, гонцов уже давно разослали, и сейчас они развешивают эти бумажки по всему Аттерлянду.

— Ладно, — развернул я кобылу. — Двигаем к Сезару, пока не рассвело. Надо было перебить всех в этом проклятом поместье. Художники хуевы.

— Кстати, а зачем нам к Сезару? — последовал за мной Волдо.

— Нужно получить кой-какую наводочку.

У криминального гения горел свет и было не заперто. Я пересилил желание войти с ноги и аккуратно отворил дверь.

— Какие люди, — ощерился старый хер, отложив мел и рулетку. — Никак вам что-то понадобилось?

— Где найти Арабель де Монжу? — зашёл я с козырей. — Брокк сказал, что вы знаете.

— Брокк так сказал, правда?

— Да, клялся всеми крысиными богами, — бессовестно соврал я. — Стоило выдрать ему пару резцов, как он запел соловьём. Рассказал даже, что баронесса промышляет чёрной магией.

— Грязной магией, — поправил меня Сезар, ничуть не стушевавшись. — Могу я узнать, что послужило причиной столь грубого обращения с одним из моих ценнейших кадров?

— Нет.

— Очень жаль, но в таком случае я вряд ли смогу помочь.

Из-за портьеры и ширмы, словно тени, появились две фигуры с обнажёнными мечами и встали по сторонам от старика.

— Да ты сегодня с подружками? — не преминул я расчехлить и свой инструмент, верный оруженосец услужливо подготовил к бою второй.

— В этом нет необходимости, — улыбнулся Сезар чуть нервно. — Просто расскажите, для чего вам понадобилась Арабель де Монжу, и я, если сочту это приемлемым, поделюсь с вами информацией о её местонахождении.

— На меня наложили проклятие, и баронесса должна помочь снять его.

— Вот в чём дело... — обхватил Сезар подбородок. — Ведьма с болот, верно?

— Она самая.

— И в чём суть проклятия?

— Я взрываю головы, когда начинаю злиться.

— Что? — хохотнул старик, и даже суровые телохранители не сдержали ухмылку. — Так, значит, вы у нас теперь...

Голова мечника, стоящего по левую руку от Сезара стала полупрозрачной и превратилась в атлас кровеносной системы. Старик ещё что-то говорил, шутил, должно быть, забавно, потому что атлас подрагивал в ритме сдержанного хихиканья. А потом слабо очерченные сосуды сделались чёткими, расширенными, и атлас затрясло куда сильнее, под смех и шутейки, пока исчерпавшая эластичность сосудов кровь не порвала их в клочья.

Смех моментально смолк. Наполовину алый Сезар сглотнул и покосился на агонизирующее тело, всё ещё орошающее интерьер мастерской изо всех технологических отверстий раздувшейся головы:

— Я... Я не могу быть уверен...

Оторвавшееся глазное яблоко трепыхалось в кровавом потоке, как головастик на отмели. Багровая пена лезла из ушей и носа. Мёртвый рот надувал огромные красные пузыри.

— Говори, что знаешь, — приложил я все оставшиеся силы, чтобы сохранить твёрдость голоса и унять предательскую дрожь в коленях.

Волдо, побелев, отступил к входной двери, но, к чести своей, удержался от бегства. Второй телохранитель медленно, без резких движений поместил меч в ножны, явно не испытывая желания разделить участь напарника. Хотя, окажись он посмелее, мне пришлось бы туго.

— Скорее всего, — продолжил Сезар, аккуратно отшагнув от набегающей кровавой лужи, — баронесса сейчас может быть в двух местах — в своём родовом поместье Ренарнора, либо в летней резиденции графа Мале — Клерьеромбражи.

— Для начала неплохо. Я уже почти не злюсь. А теперь обо всём поподробнее.

Что бы там ни говорили, я люблю магию. Она как забористая тяжёлая дурь. Только там ты жертвуешь здоровьем, чтобы впустить её в себя, а здесь — чтобы выпустить наружу. Чувство, возникающее, когда чья-то голова становится смесителем с твоими шаловливыми ручонками на вентилях... Такое мало с чем сравнимо. А кроме получения чисто нарциссического удовольствия, магия позволяет производить сильное впечатление на окружающих, из-за чего те делаются гораздо сговорчивее и дружелюбнее. Добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом? Не-е-ет. Что за анахронизм. Магией и... И всё. Одной только магией можно добиться всего, что тебе нужно от в меру разумного существа, воспринимающего вербальную коммуникацию и не лишённого инстинкта самосохранения. Магия — наш выбор!

Речь Сезара стала гораздо беднее и лаконичнее, нежели обычно. Куда-то подевались столь полюбившиеся мне изящные словесные обороты. Впрочем, взамен тому, она в значительной мере обогатилась сухими фактами, не требующими трактовки и философского осмысления, что было расценено мною положительно, несмотря на лёгкое чувство утраты.

— Какое из мест ближе?

— Ренарнора.

— Мне нужна карта и компас. Знаешь про такие штуки?

— Я родом из восемнадцатого века, заносчивый ты стервец.

— Это оттуда, где ночные вазы из окна на мостовую выливали?